Слезы Будды

Дисклеймер.

Автор не претендует на историчность.

Все нижеописанное — больная фантазия автора, не имеет ничего общего с реальностью кроме пары имен.

Строго 18+

 

Слезы Будды

Пролог

 «Чёртовы джунгли», — получив очередным мясистым листом в нос, злился я. Лейтенант Рейнор, шедший первым, прорубал листву с помощью мачете ровно настолько, чтобы можно было пройти — на обеспечение комфорта времени не было. В любую секунду могли появиться гребанные чарли, а это смерти подобно, тем более мы тащили на себе еще раненого — майор Болтовски наступил в ловушку, небольшую такую ямку с остро отточенным лезвиями на дне, но когда стал вытаскивать ногу, уткнуся еще в два лезвия сверху. От его одного крика уже вся округа могла сбежаться, черт возьми. Ботинок разорвало к дьяволу, от него остался только берец — подошву и верхнюю часть разнесло. Медик Моралес осмотрел раны — они все были, мать его, в дерьме — лезвия им были просто обмазаны. Самое лучшее возвращение с задания в моей жизни, мать его. Пулеметчик Джо Финдли — здоровый нигер, тащил и его, и свой м60. Тяжелая ноша, но, как говорилось у нас в СС, «Солнце светит, унтерменш работает». Тем более никто другой не вытянул бы эту ношу. Вскоре, нервно оглядываясь по сторонам, мы вышли к реке, где нас должна была ждать лодка. Лейтенант Максвеллс вышел из кустов, чтобы посмотреть, что там. Осторожно подошел к лодке…
— Бежим! — закричал он, и сразу же отовсюду его стали обстреливать. Чёрт возьми, стрелял каждый куст. Лейтенант, пытаясь спастись, сделал три шага и упал. Тело было изуродовано сотнями пуль, а вскоре огонь открылся и по нашей позиции.
  Я увидел одного гука, сидящего на дереве. Ствол моей м14 мгновенно нацелился на него. Два громких выстрела, и тело падает головой вниз.
— Квадрат семь-шестнадцать, дельта Меконга, группа «Фэт», просим поддержки, — пытался связаться с командованием наш радист Блуберри, но безуспешно, Джо стрелял по верхушкам деревьев короткими очередями. МакБолл бросил гранату в дальние кусты. Раздался взрыв, и из-за куста вывалилось тело — мне была видна только рука, остальное закрыто ободранными осколками листьями.
— Да сколько этих тварей там?! — рычал Джо, — они, блять, повсюду!
  Я продолжал стрелять, сбросив с деревьев аргументом с цельнометаллической оболочкой еще троих. Нашими стараниями скоро огонь затих. Однако далеко не факт, что несколько этих тварей не сидит еще на деревьях с мосинками — по себе знаю, убойная штука.
________________
5 декабря 1939г.
Мы выбежали из-за холма, я прицелился и выстрелил в первого, кого увидел — им оказался русский, сидящий на танке — он дернулся и упал ничком в снег. Перезарядка. Рядом Ерхо выстрелил в кого-то, и судя по звуку падения, попал. Я сделал еще два выстрела, отправив гореть в аду еще двоих красноармейцев. В этот момент русские уже сориентировались и начали вести ответный огонь по нам и второй группе, обстрелявшей полевую кухню наших врагов. Ерхо вскрикнул и повернувшись на бок застонал, окрашивая снег кровью.
— Отходим! — крикнул я, и стал оттаскивать раненого, — пиздец ты жирный, мудила, хуй я с тобой жратвой буду делиться..
Его ключицу разворотило от советского патрона 7.62 выпущенного из трехлинейки, и скорее всего рука будет заживать очень долго — полгода точно, если конечно врачи не отрежут.
______________
— Что делать будем, майор? — спросил, прижимая к себе винтовку, МакБолл.
— Сидим, не высовываемся, — ответил он, смотря на Финдли. Он тяжело дышал, весь был потемневший (если бы речь шла о белом — то покрасневший). Майор, несмотря на то, что не прошел всего дерьма, что я, толковый мужик — тридцать семь лет, светлый, в меру подкачан. Короче, сидим — так сидим.

Часть 1

  Я ложился спать. Мысли перед сном были мрачнее ночи. Сомнения терзали душу — все ли я правильно делаю? Как будто ведьма из лесов Весилахти подмешала в сердце деготь. Если вернусь живым из этого ада, направят в штаб — после операции в Иране меня за глаза называли «grunt*» — так называли матерых солдат, но слово само по себе не особо приятно было. А впрочем не все ли равно с кем сражаться? Каждый солдат безлик для генерала, словно пешки для шахматиста. Я сдохну, сдохнет какой-нибудь рядовой… Да нет никакой разницы. Только газетчики с куда большим вкусом будут смаковать смерть офицера, и все. Как у бандитов — в мою бытность гангстером я отлично это прочувствовал. То же самое насилие, только обернутое в бантик героизма и приколотое иголочкой ордена. Если бы тот же мистер Талвионен стал президентом, то в принципе ничего бы не поменялось — полиция все так же бы избивала пацифистов на митингах, солдаты бы заставляли непокорные страны выполнить условия США — тот же рэкет, только вид сбоку, только куда глобальней. Слава Ильмаринену, я заснул, отключившись от плохих мыслей.
  Два громких взрыва с последствующими криками «damn!» «Fuck you, charlie!»** и подобными им взяли на себя неприятную роль будильника. Вот уж действительно — утро добрым не бывает… Хотя, в моем случае вообще вечер, если не ночь.
  Схватив винтовку, и, на ходу напяливая шлем, я выбежал из хижины, дернул к ближайшей позиции.
— Где гребанный противник?! — рыкнул я на двух рядовых, сидевших, уперевшись спиной в мешки с песком.
— В лесу, сэр! Эти ублюдки стреляют из минометов, где-то с километра! — перекрикивал взрывы и свист мин рядовой, — они успевают уйти всякий раз, как мы накроем их ответным огнем!
— Дьявол, слишком точно они стреляют для дистанции в километр, у них тут корректировщик! Вы не думали об этом?
— Сэр, ночью его обнаружить нет никакой возможности! — вжимая каску в голову и голову в каску под грохот слишком близко прилетевшей мины ответил рядовой.
— Shi-i-it, — зло протянул я.
  Вдруг все стихло.
— Все? — спросил второй рядовой, до этого молчавший. Он, как и я, прибыл с пополнением и по сравнению со мной и его соседом был еще зелен.
— Нет. Ты еще жив, значит, это дерьмо не кончилось. Ждите продолжения концерта завтра, — после этих обнадеживающих слов он встал, вскинул винтовку на плечо и вышел с позиции. Повторив его действия, я направился к командному пункту.
— Джон, есть предложение, — сразу обратился я к командиру, — как насчет спрятать в лесу отряд, чтобы помешать обстрелам?
— Делали, — отмахнулся он, — чарли, как будто знают, что будет засада. Кстати, должен тебе представить — это капитан Кросс, — он показал на довольно мускулистого, загоревшего, белобрысого мужчину, о чем-то беседовавшим с вьетнамцем в форме, — а это, — он показал на самого вьетнамца, — капитан армии Южного Вьетнама Ли Си Цинь.
  Услышав, что речь идет о них, они повернулись. Я, смотря на них, поднял руку в знак приветствия.
— Это капитан Торн, ваш сменщик, — пояснил для них Ричардс.
— Я вижу, сменщик будет достойным, — с улыбкой ответил Кросс, подойдя, крепко пожав мне руку. Ли просто поклонился.
— Буду рад с вами служить, — сказал он.
— Оh, shit, наконец-то домой, в родной Вашингтон… — потянулся он, — как же я рад!
— А вы откуда, Джон, — поинтересовался я.
— Я из Калифорнии, но на недельку задержусь в Вашингтоне, выпить со своим старым товарищем, — он похлопал по плечу Кросса.
— А ты откуда? — спросил меня малость смущенный Кросс.
— Там, где мой дом, уже давно все сожжено краснопузыми. Я бездомный. Бездомный дьявол, — улыбнулся я.
— Это где? Ты из Европы что ли? — удивился Ричардс.
— В точку. Из Финляндии, Виипури.
— Это… это где? — попытался припомнить Кросс.
— Выборг, — коротко пояснил я.
— Мой дом тоже занят коммунистами. У нас общая судьба, — вступил в разговор майор Ли, — всю мою деревню сожгли, женщин пустили по кругу. Детей повесили за ноги на ветвях деревьев. Стариков заперли в горящих домах. Мне некуда идти, как и вам. Я вас понимаю.

*хряк, ворчун, на сленге — матерый вояка
** блять! Идите нахуй, чарли!

Часть 2

  Я задумался. Конечно, не о сожалениях майору. Надо уметь отпускать людей и вещи. Я, признаю, тяжело пережил потерю дома, семьи, любимой женщины… Но это дела минувших дней. Если бы я зарылся в себе и своей боли, я бы ничего не добился в жизни. Места, вещи, люди — это все якоря, не дающие тебе нормально жить после их потери. Ну никак. Поддайся я жалости, оставшись в Виипури — меня бы расстреляли. Останься я с Мартой — аналогично. Во Франции началась «охота на ведьм» в отношении бывших немецких военных и их пособников.
  Думал я не об этом. Думал я о том, как же подловить чертовых узкоглазых, безнаказанно стрелявших по нашим позициям. И тут мне в голову пришла идея.
— Джон, а как насчет запустить большую группу в джунгли? Она вернется с рейда следующим утром, но частично. Чарли увидят, что группа вернулась, и устроят концерт.
  Майор задумался, почесывая поросший щетиной подбородок.
— Опасно. И нагло.
— Готов возглавить группу, — вызвался я. Давно уже руки чесались сделать пару дырок в чьей-то туше.
— Хорошо. Кросс наберет людей и уже в джунглях объяснит им план. Kick’em ass!*
  Довольный своей идеей, я двинул на улицу перекурить и оценить повреждения, нанесенные обстрелом. Вьетнамцы, словно муравьи в раздавленном муравейнике, сновали повсюду. Хижину, которой досталось особенно сильно, уже ремонтировали — меняли крышу, бревна. В одном из окопов шла возня с землей — обсыпавшийся с бруствера дерн забрасывали обратно наверх и прикатывали его. Усмехнувшись, я достал наконец-таки пачку marlboro и закурил. Остаток ночи я провел в местной столовой, заправляясь кофейком, сваренным старой вьетнамкой.
  На утро Кросс построил человек пятьдесят и вместе мы отправились в джунгли. Пройдясь, мы нашли место обстрела: следы от минометов, тонкий запах пороха, прореженный лес — все указывало на то, что стреляли отсюда. Затем Кросс подозвал всех лейтенантов, объяснил им что-то, после чего четыре из них, собрав свои отряды, двинулись обратно, а один, и его десять человек, остались тут.
— Вот, Ларри, это самые прожженные вояки. Ветераны, — гордо поднял руку он, — с ними и пойдем на дичь.
— А ты чего не ушел? — удивился я.
— Я с тобой. Пора положить этому конец, — уверенно улыбнулся он.
— Идиот! — зашипел я, — а если в округе наблюдатель с биноклем, или, не дай господь, в гарнизоне крот? Он увидит, что ты не пришел!
— И правда… — задумался он.
— Бегом! — крикнул я.
  Кросс побежал догонять отступающий отряд. «Остаться он захотел, son of a bitch! Своей самоуверенностью чуть все не похерил!» — злился я.
— Сэр.. — обратился ко мне лейтенант.
— Лау… Ларри, — поправился я.
— Лаури? — не понял он.
— Ларри. Хотя мне без разницы. Все на деревья. Атака по моему сигналу, — я решил применить тактику кукушек, довольно успешно прокатившую в прошлый раз с красными. Солдаты стали неторопливо забираться на высокие узловатые деревья, и я сам, открепив с одной стороны антабку винтовки и протянув ремень с другой стороны дерева, начал подниматься наверх. Уже там вернул ремень в нормальное состояние, пока некоторые все еще карабкались. Хорошо хоть, курить никто не начал — видимо, майор не покривил душой, ребята они и впрямь опытные.
   На жаре, пусть и в тени листвы, тело быстро вспотело. Капли пота скатывались под формой по спине, по ногам, ноги прели в черных берцах. Мошки и комары кусали за кожу, залетали в нос, в глаза, мусор с коры дерева засыпался под воротник, но я ждал. Нестерпимо хотелось пить, а солнце даже не торопилось двигаться. Через час меня еще и на поссать пробило. Закинув ствол за спину, балансируя на несильно качающейся ветке, я расстегнул ширинку. «Кайф», — впервые за день подумал я. По спине пробежала небольшая волна бусин мурашек. Еще б закурить… Но нельзя.
______
Семь часов спустя
______
  Солнце скрылось за горизонтом уж час как. Все тело зудело и чесалось, воняло как половая тряпка. Обратные стороны кистей покрылись волдырями от укусов насекомых, шею сгибать в обратную сторону вообще невозможно стало по причине того, что она так же вся была искусана. «Надеюсь, туда хоть яйца никто не отложил…» — промелькнула мысль. В последний раз я спал вчера днем, и меня нормально так рубило. Глаза еще сильней зудели от сухости, от постоянного трения — вытаскивал залетевших туда мошек. Все шептало — «закрой, закрой глаза, опусти веки, увлажни, поспи, потом проснешься…»
  Я не поддавался. Быстро проморгавшись, я продолжил ждать. И не зря — скоро послышались голоса. Постепенно они приближались и приближались, и вскоре вышли на точку. Над чем-то смеясь, разложили минометы, рядом с ними легли ящики боеприпасов. Многие из них, судя по тому, что я мог увидеть во тьме, были безоружны. Ну, тем веселее.
  Аккуратно достав из подсумка гранату, я начал отгибать усики чтобы максимально бесшумно вытащить чеку. Затем кольцо… Точным навесным броском граната приземлилась аккурат возле ящика с минами. «Два… один…» — считал про себя я. Прогремел взрыв, алая вспышка прорезала тьму, как «Фантом» джунгли, столь же ярко. Взрыв сдетонировавших мин опрокинул миномет. С деревьев сразу же началась стрельба, в ход шли гранаты. Вьетнамцы с оружием непонятной конструкции (в ночи черта с два разберешь) пытались огрызаться. В кого-то даже попали, и от неожиданности (а также от кинетической энергии пули) этот бедолага полетел вверх тормашками с дерева — краем глаза я увидел момент падения. Несмотря на это, по вспышкам узкоглазых быстро нашли и завалили. Кто-то начал удирать, да так, что листья низких кустарников затрещали. На слух я дал два выстрела, и треск прекратился. Вместо него послышался крик раненого лося. Более на поляне движения никакого не было.
— Слезаем! — приказал я, так же быстро спускаясь, как и поднялся, правда, чуть здорово не навернувшись — за несколько часов сидения все мышцы затекли. Спустившись, я первым делом потянулся и попрыгал, разминаясь до хруста костей. «Дьявол, как же это приятно», — улыбался я, прохрустывая поясницу. Вдруг я услышал стон узкоглазого, из любопытства подошел поближе — было бы неплохо забрать пленного.
— Посел нахуй, миликанес! — выдал он.
— Fuck you, dickhead!** — я от души пнул его прямо под плавающие ребра. Не зря сидел на дереве. Оглянувшись, я увидел, что многие еще спускались, так что решил немного поиграться — из рюкзака вытащил веревку, привязал его ногу к ней, а затем, перекинув через ветку на высоте трех метров подвесил краснозадого в положении маятника на такой высоте, чтобы его макушка примерно три дюйма не доставала до земли и начал раскачивать. А чтобы гук не визжал, как резанный, сунул ему в рот пачку широких листьев, свернутых в тугую трубку. «Damn, dat’s awesome!», — думал я, закуривая сигарету, пряча огонек под снятую с вьетнамца льняную потную накидку.

*дадим им пинка под зад, надерем их
**хуй тебе, членоголовый

Часть 3

— Давай, сын шлюхи, говори, как вы наши передвижения палите? — кричал Кросс вьетнамцу, летающему уже по штабной комнате, все так же подвешенному за ногу. Он пинал его по ребрам тяжелыми армейскими ботинками, руками наносил удары по животу. Я же, вспоминая уроки гребанного коммуниста Мильке, который вчера занимался тем, что пытал людей, а сегодня сидит в правительстве ГДР, плавил на зажигалке пластик бритвенного станка с непроницаемым лицом. «Вот уж кто еще полчаса назад выбил бы всю информацию, да еще и без синяков…» — с некоторой ностальгией подумал я.
  Ли перевел вопрос Кросса уже в который раз пролетающему по кругу гуку.
— Хэй, Торн, а ты чего расселся, будто тебя и нет? — резко спросил меня коллега-майор.
  Лениво вытаскивая лезвия, я потянулся, и, зевнув, подошел к вьетнамцу. Затем, ножом перерезав веревку одним ловким движением руки, уронил вьетнамца на пол.
— Ты чего творишь, идиота кусок?! — ругался сменщик. «Дайте же уже мне поспать», — взмолился я, стараясь не обращать внимание на заданный вопрос. Затем, зафиксировав ладонь гука, отработанным движением загнал ему немного теплое от огня лезвие прямо под ноготь. Вьетнамец взвыл, словно ошпаренный, хотя во время избиения молчал как речная форель. Он пытался елозить рукой по полу, но я загнал ему второе лезвие. Потом третье. И четвертое. Послышались какие-то слова.
— Что он говорит, Ли? — поинтересовался я.
— Просит прекратить, — ответил он, стоя ко мне боком, как и многие из присутствующих. Видать, многим зрелище не по нраву пришлось. Ну, больше лезвия я загонять не собирался, все равно их больше не было. Но я стал по одному их нагревать зажигалкой. Узкоглазый настолько сильно метался, что Кроссу пришлось сесть на него. Краснозадый плевался, орал что-то на своем языке, но без толку.
  Тем временем я приступил к заключительной части. Взяв стыренные ножницы из first aid kit*, я, медленно проворачивая, словно бур, вытаскивал лезвия. Один раз я не удержал руку, и лезвие неслабо полоснуло руку пленному. Сразу начала вытекать кровь. Много крови. Ну, и для полного комплекта, я полил ему раны спиртом из фляги. И, смотря в его глаза с уже сломавшимся взглядом, недобро улыбаясь, достал нож.
  Наконец он сдался и вприхлеб залопотал что-то на своем языке. «Жаль, что все так легко обошлось…», — подумалось мне, — «а так хотелось вспомнить еще методы красной немчуры».
— Он говорит, — перевел Ли, — что на дереве оборудован наблюдательный пункт. Он покажет на каком.
— Отправь туда десяток своих, — приказал я, накидывая китель на потное тело, — разгромите там все, дерево рубить под корень. Лазутчика, если он там будет, сюда тащите. Желательно живым, — я накинул кепи и отправился в импровизированную казарму. Спать. Спать, сука! Не спавши почти сутки, меня рубило на каждом шагу. А ведь было бы таким фейлом — заснуть, вспарывая брюхо чертовому узкоглазому, ахахаха.
  Завалившись на нары, я быстро заснул. Мне снилась какая-то таверна с ужасной атмосферой, так что я её быстро покинул. Атмосфера там, была, скажем, не очень. Посетители как будто с отходняка от первитина сидели. А проснулся я от того, что мне на форму что-то лилось. Я дернулся вставая… Oh, shit**, я че, обоссался? И тут же поймал взглядом маленького вьетнамца.
— Смесной миликанец, хахаха — засмеялся он.
  «Ну все, каюк тебе сейчас будет», — разозлился я. Короткий рывок — он даже не понял, как я сократил дистанцию в пять метров — и вот я уже держу его за шкирку.
— Нехорошо взрослых дядек злить, — пригрозил я, оглядывая помещение.
— А сем есе заняться?! — спросил меня обиженным тоном мальчуган. И тут мой взгляд уперся в тонкие, упругие на вид, веточки, разбросанные у входа. Все еще держа ребенка за шкирку, я собрал их, кинул в тазик с водой, оставшийся от шалостей этого ребенка, и стал ждать.
— Делом, например, — предложил я.
— Каким делом? — удивился он.
— Подойди к солдатам, они тебя загрузят, — последовал мой ответ.
— Подходил, — развел он руками, — мески не дают — тязелие, солому не дают — мало носу, воду не дают — расливаю всю по пути…
  Ну, веточки по отцовской рецептуре вроде как размокли. Эх, батя, спасибо за науку… Сам часами сидеть не мог после такого… Перекинув малого через колено, спустив с него портки, я начал медленно и методично пороть его. После каждого удара он вскрикивал, а затем, вырвавшись, убежал. «Вот зараза», — осерчал я, — «я еще не отыгрался на нем за пробудку».
  Недолго думая, я снова лег спать.

*набор первой помощи
**вот дерьмо

Часть 4.1

На следующий день
________
— Тревога! — надрывался, крича, дозорный, — прорыв!
  Я уже сидел на позиции, восстановленной после прошлого обстрела. Рядом со мной вжимал в голову каску Кросс — отправка его в Сайгон перенеслась по погодным причинам — по небу парили синие грозовые тучи, из-за чего, казалось бы, день, был довольно темным. Первая волна атаки узкоглазых тем временем подорвалась на заботливо расставленных минах, артистично подлетая вместе с дерном, кусками земли и своими ботинками, вернее их остатками. Немного прорядившись, гуки набросились на спираль бруно. Вот тут уже наш выход.
— Огонь! — скомандовал я, открывая огонь из м-16. Кросс высунулся за мной. А вскоре и все остальные, включая пулеметные расчеты начали палить по узкоглазым изо всех сил. За спиной гулко ухнул миномет. Мина, пролетев с тихим свистом, приземлилась точно в центр строя чарли, оставив в нем дыру.
  Когда наш миномет закончил долбить по наступающему, словно рой тараканов противников, мы, кипя злобой и адреналином, двинулись в джунгли с целью добить уцелевших. По пути попалось несколько трупов и парочка блеющих тяжелораненых обезьян. Последних мы попросту затоптали сапогами, словно тех же тара-мать-его-канов. Собственно, эти существа и были для нас насекомыми…
  Впереди в джунглях была слышна возня отступающих узкоглазых. Парни то и дело простреливали заросли очередями, оставляя в мясистых листах огромные дырки. Мы гнали сваливающего прочь противника, выхватившего таких внезапных пиздюлей.
  Эмоции — плохой советчик на войне. Вкусив быстрой победы и подгоняемые азартом, мы не заметили, как попали в ловушку. Желтые нелюди специально заманивали нас вглубь проклятых джунглей. А мы повелись на это как мальчишки… Зашедший слишком далеко отряд атаковали одновременно с обоих флангов. И пока мы залегли и отстреливались, гуки заходили нам в тыл.
— Гребаные комунистические ублюдки! — рычал Кросс где-то рядом, кося очередями гущу древнего леса.
А призраки джунглей материализовывались со всех сторон, возникали из ниоткуда. Джунгли ожили, чтоб выпить наши жизни.
— Они на деревьях! — закричали сразу несколько голосов. Плотность вражеского огня не давала поднять головы.
Я ползком переместился под одно из деревьев, перезарядил винтовку. Много дерьма случалось в моей гребанной жизни, есть с чем сравнивать… Сейчас ситуация казалась совершенно безнадежной.
Гуки начали применять гранатометы. Выстрелы к ним, судя по мощности разрывов, они усиливали пластидом. И забивали в него гвозди, причем гроздьями. Наших парней секло импровизированными осколками, дырявило пулями, оглушало взрывами.
«Как мы могли купиться на этот фокус?» — билась под черепной коробкой тоскливая мысль. В ушах бешено, словно молотобойца в кузнице, бил пульс, разгоняя кровь по усталому телу. Жить, сука! Выжить и выбраться из этого дерьма!
  С наших позиций, оставшихся в тылу, поддержали огнем. Парни шли к нам на выручку через ожесточенное сопротивление желтых дьяволов, получая свою порцию свинца, но так же щедро одаривая ей чарли. Вокруг себя я не вижу никого из нашего отряда. Никого живого. Лишь несколько трупов. Один из них, еще не до конца труп — бился в конвульсиях на проклятой земле, которая есть дом червей, уже облюбовавших его умирающее тело…
Наши, похоже, начали теснить узкоглазых. Пляска смерти вокруг меня постепенно сходила на нет, обезьяны отступали глубже в свои вонючие джунгли, но желания отпустить бешено вдавливаемый руками в голову шлем что-то все равно не появлялось.
Тогда-то я и увидел его. Один из наших солдат, совсем еще мальчишка. Он с трудом полз из-под дерева, тщетно дергая затвор заклинившей винтовки.
А следом появились два гука. Хищно озираясь, они бросились к солдату. Несколько раз ударили его ногами, обутыми в советские военные ботинки. Один из узкоглазых вскинул СКС, но второй остановил его. Что-то залопотал на своем обезьяньем и вытянул жуткий кривой нож.
Я просто встал в полный рост. Животные, увлеченные предстоящей забавой, даже не сразу увидели меня.
— Как же я вас всех ненавижу, ошибки эволюции! — почти весело выкрикнул я. Гуки дернулись, разворачиваясь. Но было поздно. Я прострелил обоим ноги. Желтые с диким визгом рухнули на землю возле перепуганного солдата. Я, наплевав уже на все, спокойно подошел к ним. Подобрал с земли оброненный вьетнамский нож.
— А вот теперь-то мы пошалим на славу! — с улыбкой сообщил я извивающимся от боли в простреленных ногах недолюдям. Насекомым, мать их.
— Держи левого, — приказал я рядовому, — как звать тебя, сынок?
— Рядовой Адлер, — представился он, сразу начав лупить прикладом по пытающемуся закрыться руками вьетнамцу.
  Я же стал разбираться с другим. Сначала проткнул ножом кисть посередине. С силой повертел ножом, добиваясь характерного хруста, успокаивающего лучше любых сигарет. Затем то же самое проделал со второй. Перевернул его на живот и начал медленно, наслаждаясь криками вьетнамца, снимать с него скальп. Он дергал руками, кричал, струя его крови стекала ему на глаза и в рот. Но как только я сделал последний надрез, я всадил ему нож прямо в шею, сзади. Брызнула кровь из артерий — я тут недавно узнал, что они идут прямо по позвоночному столбу, аккурат рядом со спинным мозгом. Струя крови залила мой китель, сталь ножа едва проблескивала под стекающей с него кровью. Давно я не чувствовал себя так охренительно.
  Второй гук, лицо которого разбивал Адлер, превратилось в месиво, отплевывался зубами.
— Отставить, — приказал я.
  Адлер послушно отступил. Да, давненько я такой дисциплины не видел — американские солдаты классные бойцы, но дисциплина, особенно на передовой, прихрамывает.
  Я похлопал узкоглазого по щекам, приводя в себя. Воды, чтобы окатить его, не было, так что я ограничился плевком. Увидев, что он приоткрыл глаза, я показал ему свою находку.
— Смотри, сукин сын, это твой дружок, — понимая, он меня не поймет, но все же я очень хотел это сказать.
— Миликанес, иди нахой! — крикнул он изо всех сил по-английски. «Их что, только этой фразе учат?» — разозлился я. Сначала я хотел повыдергивать ему зубы. Но ввиду его маленького рта, я бы это сделать не смог. Поэтому я его расширил. Ножом. В каждую сторону я разрезал щеку этому подонку. А затем уже рукояткой ножа стал выбивать зубы. Кровь заполняла ему рот, он плевался ею в меня, отчего мой китель и бронежилет стали совсем красными, словно фартук мясника. Выбив последние зубы и видя, как он захлебывается, я решил его утопить в его же крови окончательно. Размахнувшись, я боковым ударом свернул ему вправо нос, а затем начал превращать язык в полосочки, словно полоски на флаге одной заокеанской-мать-её-страны. Вьетнамец выгибался дугой, брыкался как бык на скотобойне, но скоро затих. Сдох от болевого шока.
  Я встал. Крики наших солдат уже носились по округе.
— Пошли, — бросил я Адлеру.
  Через десять минут мы уже сидели, прижавшись к стенке окопа и курили. Рядовой Адлер, так его звали, курил уже третью сигарету «Lucky strike» (еще один простачок, верящий в миф*).
— Oh, shit, и здесь нету… целый блок скурил, наверняка врут про марихуану, — выругался он.
  Неудивительно, что он закурил, учитывая из какого дерьма я его только что вытащил. Вся просека усеяна трупами узкоглазых, а наша форма — пропитана их кровью.
— Сэр, один вопрос, — обратился ко мне он.
— Валяй, — ответил я.
— Я учился на психолога… и мне не понятно ваше стремление к войне. Зачем вы здесь?
— Не терплю гражданку, — отбрасывая бычок, ответил я, — тут все проще. Это свои, они не кинут. Там враги. А на гражданке поди разберись, кто тебе друг, а кто нет… — я сразу же вспомнил ту историю, как несколько финских мафиози боролись за власть. «И ты, Микко», — сказал тогда мистер Талвионен, расстроенный предательством близкого друга.
— Но как по мне, в вас бурлит мортидо и деструдо. У вас типичный садистский оральный тип личности, довольно агрессивный.
   Я выдержал паузу.
— И что? Хочешь сказать, что мне нравится убивать людей? Что вообще такое «мортидо» и «деструдо»? — несколько раздраженно спросил я.
— Это сознательное стремление человека к самоуничтожению. Деструдо — желание уничтожать других.
  Я припомнил прошлое. Спорить относительно «деструдо» смысла не было — я только что на его глазах зверски прикончил двух узкоглазых. Однако склонности к самоубийству, достаточного, чтобы решиться, у меня не было.
— Никогда не замечал в себе склонности к суициду, хотя желания убивать других всегда было хоть отбавляй, тут ты прав, — признал я.
— Мортидо вовсе не подразумевает суицид. Это может проявляться в мазохизме, аскетизме, самобичевании, стремлении к опасным для жизни условиям. Это же не первая ваша…
— На «ты», — прервал я его.
— Не первая твоя война? — поправился он.
— Да. Третья. Но я не считаю это стремлением к смерти… один мой сослуживец, сам записавшийся в армию, едва не попал в плен, — я начал пересказывать историю Йогана, стараясь не упоминать, за кого я тогда сражался, — он срал себе в штаны, жрал траву, пил из луж — лишь бы выжить. И я так же поступил бы на его месте.
— И тем не менее, он вернулся на фронт? — спросил, скорее даже утвердил, Адлер.
— Выбора не было, — развел руками я.
— Но у ва.., — он запнулся, — у тебя был выбор — ехать во Вьетнам или отказаться. В крайнем случае, уйти в отставку.
— Я никогда не откажусь от войны. От запаха пороха, гари… напалма. Мне все равно за кого, только не за комми, по определенным причинам.
— То есть, пошел бы воевать за того, кто больше заплатит? Даже в гангстеры бы подался? — продолжал терроризировать меня Адлер.
— Армия США платит больше, — ушел я от вопроса, — к тому же здесь карьерный рост, да и условия получше.
— А вы не боитесь, вернувшись с посттравматическим расстройством, что от вас откажутся? Выбросят, как мусор, из армии? Многие через это проходят, например, мой отец, вернувшись с… войны, — внезапно запнулся он, — долго приходил в себя. Пил, избивал всех…
— Где служил твой отец? — поинтересовался я, чуя, что заикнулся он неспроста.
— Он воевал во Вторую мировую, — ушел он от вопроса.
— In der Wermaht oder SS? — пошел напрямую я, спросив по-немецки.
— С… с чего вы взяли?! — опешил он.
— Но ты понял немецкий. Адлер — по-немецки «орел». Немецкая фамилия.
— Вермахт… — ответил он, — отец сдался под конец войны американцам, — тихо, словно с тоской, произнес он.
— Мне повезло меньше. Я попался британцам. Пошли, — я встал, и мы направились в командный пункт. Зайдя туда, я вытащил свой вещмешок, взял лист и начал на нем писать.
— Вот держи. Здесь мои и не мои награды. Запомни моих товарищей,- отдал я ему извлеченный из торбы маленький мешочек.
— Но… Я не могу их взять! — запротестовал он.
— У тебя больше шансов выжить в этой войне, сынок. Не хочу, чтобы эти медали остались выброшенными нацистофобами в этой проклятой дьяволом земле. Держи, — я ссыпал ему медали и отдал лист, — передавай привет отцу. Вермахт были знатными Habenichten*, — улыбнулся я.

*миф, о котором идет речь — популярное брожение среди солдат о том, что в пачке лаки страйк может попасться косяк с марихуаной
**habrnicht — пройдоха досл. Habe — иметь, nicht – ничего

Часть 5

Я сидел в компании с майором Болтовски, попивая кофе. Джон, бывший командир этой к
«крепости» уехал в Сайгон. Кросс (вернее, то, что от него осталось) уехал в цинке. Парень попал в ловушку и его сбило бревном-качелями с кольями. От капитана осталось дырявое, как дуршлак, тело — как машиной сбило, только в животе наш Уотсон насчитал 11 колотых сквозных ранений по полтора-два дюйма.
— Торн, а ты же вроде как финн? — спросил вдруг меня майор.
— Да, есть такое, — нехотя ответил я.
— А можешь рассказать про ваших древних богов? Мне всегда это интересно было.
— Ну, прежде всего Ильматар, Мать мира. Благодаря ей появилась суша. Её сын Вяйнямёйнен — первый человек, засеявший земли деревьями, животными, растениями. Укко, бог солнца…
— А я вот еще слышал про ведьму Пиркко-Кари. Не расскажешь?
  Я вздрогнул. Об этой ведьме переговаривались — нет, перешептывались только ведуны и старики.
— Эта ведьма жила в лесах Весилахти, на севере. Самая страшная ведьма, по мудрости и силе не уступала даже Вяйнемёйнену. Больше я ничего не знаю. Позвольте полюбопытствовать, — осторожно начал я, — а откуда вы про неё услышали?
— А черт его знает, — признался он, — сейчас вспомню, — он начал напрягать извилины, почесывая затылок, — вспомнил! Ко мне во сне приходил нацист и спрашивал все про неё. Светловолосый такой, высокий. В нем была дыра от пули и мг-42 на плече. К чему бы это?
— Не знаю, — пожал я плечами, а про себя подумал: «Не к добру». Ведьма-то и впрямь была не проста — если лесными духами просто стращали детей, мол, «слушай, что старшие говорят, а не то отдадим тебя Хийси», то упоминать имя той ведьмы значило навлечь на себя беду, ибо она была праправнучкой Ильмаринена и его второй жены, за измену превращенную в чайку. Чайка-мать высидела яйцо, и прабабка той ведьмы вместо волос, говаривали, имела вместо волос на голове — перья (злые языки говорили, что под мышками и еще кое-где у неё рос пух). Так праправнучка неверной жены владела мудростью Похьёлы и Калевалы, даже мудрость Вяйнямёйнена была лишь горсткой семян в сравнении засеянным полем перед её мудростью. Но ненавидели её многие за знание, хоть не была она злой, перед смертью даже поведала, как избавиться от несчастий того, кто коснется её могилы (ибо каждый знает — нельзя тревожить кости ведьмы).
  «Да еще и Йоган ему приснился, а я уверен, это был он… чую, быть беде». И чтобы быть готовым, я двинул на склад — там лежали мертвым грузом семь м-14, вытесненных современными м-16. Смазав их, взяв снаряженные лично магазины, и, с двумя рядовыми двинул в джунгли. По пути я внимательно осматривал деревья — лианы спускались с толстых веток, широкие листья скрывали землю… наконец, я нашел, что искал — толстое дерево с выдолбленным временем и насекомыми стволом. При желании в нем можно было и заночевать, и переждать дождь, но я просто аккуратно сложил туда стволы. Следов людей поблизости не было, но, на всякий случай замаскировав парой монстер, перекинутых на ствол дерева с земли, я оставил этот схрон на чёрный день. Также я скинул туда свою флягу с водой, болтавшуюся на ремне. Лишним не будет.

Часть 6

Мои предчувствия не обманули меня. Спустя почти день, после заката, вьетнамцы начали артобстрел.
  «Интересно, кто им подсказал такое удобное время для атаки?» — зло гадал я, вытирая зад только что прочитанной газетой. Обстрел застал меня на туалете. Не дай бог сюда прилетит мина — что-то не горю я желанием сдохнуть в куче дерьма. Прикрыв рундук, чтоб не пахло, я выскочил из сральника, прихватывая винтовку поудобнее. Однако быстрого спринта до позиции не вышло — я навернулся, споткнувшись обо что-то. Быстро оглянувшись, поднимая морду с земли, я увидел того мальчишку-вьетнамца, который меня разыгрывал.
— Офисер-миликанец, — сказал он мне, — я ног не сюствую…
— Мать твою, у тебя их нет! — закричал я. Этому узкоглазому щенку оторвало ноги миной, — какого дьявола ты здесь делал, а не прятался в убежище?!
— Солтаты отправили меня за патронами. Вы сами сказали, обратиться к ним, чтоб не быть бесполезным…
  «Ну и дурак», — разозлился я. По его словам выходит, что это я виноват в его смерти… Впрочем, не все ли равно?
  Ползком я двинул к позиции, откуда был слышен треск пулеметных очередей.
— Солдат, имя?
— Джо! Джо Финдли! — прокричал он, перекрикивая пулемет. Со лба нигера-пулеметчика, ростом метра под два, ручьем стекал пот.
— Я Рейнор, сэр, — произнес (судя по погонам) лейтенант, подававший ему ленту. Он был довольно молод, русоволос, кариеглаз, однако, несмотря на то, что ему я бы и двадцати пяти не дал, держался в бою он уверенно, не дрейфил.
— Связь со штабом есть?
— Нет, сэр! — перекрикивая очередь Джо, ответил Рейнор.
  На наш сектор обстрела перла, сминая ограждения колючей проволки широкими деревенскими граблями, целая толпа сраных вьетнамцев. Если минуту назад я раздумывал о степени своей вины в смерти вьетнамца, что плохо вытер задницу, как попасть к своему схрону, то сейчас все мысли сменились одной, суть которой сводилась к описанию данной ситуации всеми матерными словами на всех известных мне языках (а их, на секундочку, целых три).
— Рейнор! Бегом к штабу, пусть долбанут минометами! Пусть вызывают ВВС, рейнджеров, дядю Сэма — мне насрать, но этот сраный улей должен быть уничтожен!
— Есть, сэр! — ответил Рейнор, и, то ползком, то на четвереньках рванул в штабную палатку, порой роняя свое тело на вспаханную взрывами землю, а порой и свою подливу.  Я же стал подавать нигеру ленту, параллельно бросая гранаты, когда узкоглазые слишком наглели.
— Лента! — прокричал Джо. Я глянул по сторонам, все больше понимая глубину пизды, в которой мы оказались.
— Нету больше!
— Damn! Fukin’ shit! — ругался Джо, — fuk this bullshit!
  Теперь, когда пулемет не давил пехоту, над головой сразу засвистели пули. Я вслепую бросил две оставшиеся гранаты и приготовился принимать противника в рукопашную, водрузив на винтовку штык-нож. Первый вьетнамец, влетевший в сверху, словил тычок штык-ножом прямо в живот. Докучи я дал еще один выстрел в пузо и пинком выкинул его обратно, чтобы вытекающий из него внутренний мир не сильно заливал меня. Джо параллельно мутузил отобранным калашом своего противника. Бывший владелец образца русского оружия, которое, по легендам (придуманным самими русскими, чтобы их оружие покупали) пробивают рельсу вдоль, на себе удостоверился в его силе. Приклад прочный, как будто из стали. Но вот когда Финдли решил его пристрелить, автомат заклинил.
— Винтовка — как баба, — доставая штык-нож, говорил Финдли, — не работает — сделаем руками, — с этими словами он проткнул горло вьетнамцу.
  Вдруг, буквально в трех метрах от нас, все начало взрываться, земля попала мне в глаза, а когда я лег, на пол-дюйма меня точно присыпало. «Минометы», — догадался я.
— Торн! — орал сзади майор Болтовски, — быстро назад!
  Подхватив пулемет, мы отступили к майору.
— План такой, — сразу взял быка за рога Болтовски, — лагерь не удержать, мы сваливаем.
«Шайзе! Где-то я такое уже видел», — вспомнил я*.
— Есть безопасный коридор на северо-запад. Там еще цела траншея, общий сбор всех, кто спасется — один километр от лагеря через три часа. Все ясно?
— Да, сэр! — ответили мы хором.

*герой имеет в виду «историю одного гаупштурмфюрера»

Часть 7

  Прорываясь по единственной, более-менее контролируемой нами траншее к джунглям, я услышал шум вертолетов. Повернув голову, я увидел их — три хеликоптера «Сикорски». Ничуть не боясь летевших в них пуль, они начали приземление. Толпы солдат сразу стали подбегать к местам посадки, и среди одного из них я увидел своего знакомого-студента института философии, как там его… А, точно, Адлер.
  Мы точно не успевали добежать до вертолетов, плюс не факт, что хватит места. Короче, что там, что тут шансы быть поделенным на ноль (fuck you, maths*) примерно одинаковы. Только вот я не уверен, что вертолет долетит, а из джунглей — вообще любых — я точно уверен, что выйду к ближайшей военной базе с винтовкой и кучей намародеренной у местных жителей жратвы и их шаманских сувениров. Рванув дальше, по ходу выпуская из эмки пули, чтоб хоть прижать этих тараканов, я старался не терять из виду Рейнора и Финдли, но в такой куче тел это нереально и я забил. Своя шкура как-то подороже. Долбанув наглому вьетнамцу по лицу штыком — патроны к винтовке кончились окончательно и бесповоротно — я отобрал у него калаш и рванул к лесополосе. Вдруг раздался жуткий грохот, а за ним еще один, такой же — я мельком оглянулся перед в джунгли. Над горизонтом поднимались, словно от чадащего факела, два столба дыма. «Вертолеты», — догадался я, заходя в зеленку.
  Сразу взяв хороший темп, я словно лось несся к месту встречи. По лицу били ветки, пару раз спотыкался о корни. Патронов к винтовке не было, а это значит, что первый же встреченный мной гук будет для меня последним. Но мне повезло, я добрался, и там меня уже ждали наш второй медик Моралес и лейтенант Максвеллс, они, сидя на стволе поваленного дерева, курили. «Дерьмо, что же делать, что же делать», — метался я. Попросив у них сигарету, я стал лезть на ствол ветвистого массивного дерева — так был шанс, что меня не заметят. «Oh shit, как же я ненавижу гуков. А теперь сам как они стал», — погогатывал и в то же время едва не трясся от страха я. Так-то ситуация была реально страшная, только врагу и пожелаешь.
  Позже подтянулся майор Болтовски, чертовски злой, что у него не получилось защитить лагерь. За ним дошли еще двое — Рейнор и Финдли, несущий на себе пулемет и ленту к нему. «Вот же везунчики», — позавидовал я, — «выбрались, да еще и с хабаром».
— Итак, каковы наши действия? — спросил Максвеллс.
— Не представляю, — растерянно развел руками майор, — вооружен у нас только Финдли, а нам надо пройти сто миль до ближайшей базы…
— У меня есть решение, Джон, — начал я, — жопой чуял, дерьмо случится, и вот оно настало. Тут недалеко есть схрон со стволами и патронами к ним. М-14, но не в нашем случае брезговать дерьмом, коль голодны до усрачки.
— Хорошо. Ждем еще пятнадцать минут и выходим, — одобрил он.
  За эти пятнадцать минут подошли еще двое — рядовой МакБолл и связист Блуберри. Он умудрился утащить рацию, так что майору удалось связаться с командованием.
— Это Болтовски, гарнизон «Фэт», прием!
— Слушаю вас, — ответил связист.
— Гарнизон разбит. Я с остатками солдат буду пробиваться к дельте Меконга, мы находимся в километре на северо-западе от гарнизона. Нам нужен транспорт.
— Сколько вас человек?
— Восемь.
— Понял вас. Позже передам координаты, где будет ваше такси. Конец связи.
— Конец связи, — Джон положил гарнитуру, — показывай, Ларри, где там твой схрон.
  Мы снова двинулись по джунглям, стараясь идти как можно тише. Вроде как шли мы в нужную сторону, но мест я что-то не признавал, и в итоге я чуть не прошел мимо своего же схрона. Отогнув лианы, прикрывавшие его, я убедился в полной его сохранности. Выдал всем по винтовке, по три магазина к ней.
— Нам повезло с вами, сэр, — примеряясь к новой винтовке, улыбнылся Рейнор.
— Было бы лучше, если бы этот схрон нам никогда не пригодился, — заметил Максвеллс.
— Хорош трепаться, — оборвал диалог Болтовски, — и никаких больше «сэров». Только по именам, ну или фамилиям.
— Принято, Джон, — откликнулся Максвеллс. Меня зовут Петер.
— Коннор, — представился МакБолл.
— Тайкус, — хрипло продолжил Финдли.
— Джим, — назвался Рейнор.
— Алекс, — назвался Блуберри.
— Раймонд, — представился последним Моралес.
— Ну, двинули.

*соси, математика

 

Часть 8

— Ну, двинули, — сказал Джон, изучавший все это время карту, и пошел в нужную сторону. Но едва он сделал пару шагов, нога его провалилась под землю на пол-фута и он страшно заорал, — ааааа! Fuck! Fuuuuuck!
  Раймонд помог ему вытащить ногу, протер салфеткой из медкита даже внутри.
— Дело дрянь. Надо скорее идти. Кол был обмазан дерьмом.
— Я его понесу, — вызвался крепкий Тайкус.
_______
На следующий день
_______

На рассвете мы вышли к вьетнамской деревушке. Военных в ней не было, но это не значило, что, увидев нас, жители не побегут сразу к ближайшей базе вьетконговцев. Остановившись, мы впервые за двенадцать часов присели. Раймонд стал менять повязку на ноге майора, и вроде как дело было не так уж и плохо, если учитывать обстоятельства, при которых рана была получена. Даже пока не загноилось, впрочем, я не сильно разбираюсь, должно ли вообще гноиться — я ж не медик.
— Итак, парни, — начал я, — предлагаю завалиться ночью туда, взять воду и немного жратвы, а там видно будет. Либо уйдем с миром, либо сожжем все к дьяволу.
  Парни, уставшие от ходьбы, жажды и голода, полностью поддержали идею.
— Тайкус, Джим, Алекс — отбой. Через пять часов подъем. Потом спят остальные. С наступлением темноты подъем, — распорядился я.
  Откараулив, а затем и отоспавшись, с подходом ночи мы вошли в деревню впятером. Моралес и Болтовски остались на том же месте в силу непригодности к бою одного из них, второй остался для оказания необходимой помощи если вдруг что.
  Деревня спала. Потихоньку прокравшись в склад, мы пополнили наши фляги чистой водой, а затем по очереди стали пить сами. Из еды, того, что можно надолго утащить, не было ничего — только рис в мешках и странные местные фрукты (или овощи?). Хотели уже выходить, как услышали шаги. Приоткрыв дверцу склада, мы увидели троих вьетнамцев с винтовками, старыми какими-то, в которых я узнал мосинки. Похоже, дело принимает серьезный оборот. Эти пятеро, ничего не боясь, освещая дорогу двумя факелами, шли к домам. Потушив возле порога факелы, они вошли и все затихло.
— Валим! — прошептал МакБолл, — быстрее, надо линять отсюда.
— Тише, мальчик, — пробасил Финдли, сейчас мы ворвемся и перестреляем их, как собак!
— Отставить, — осадил его я, — лучше приготовьтесь к фаершоу. Джим, Коннор, мне нужны эти факела. Остальные — ищем масло на складе, или любое дерьмо, которое может гореть.
  Кивнув, все разошлись выполнять мои указания. Сам я стал искать ткань, и нашел её — два куска какой-то ветоши. В то же время, тихо крадясь, вернулись Джим и Коннор.
— Нашли масло? — поинтересовался я.
— Так точно… сэр, — ощерившись своей бандитской улыбкой, пробасил Тайкус.
  Быстро обвязав тряпки вокруг палок, я окунул их в масло на полминуты, а после поджег своей «Зиппо».
— Держи, — я отдал факел Джиму, — остальные идите отсюда. Сейчас здесь будет жарко, — хищно улыбнулся я в предвкушении зрелища.
  Разойдясь, мы с Джимом стали поджигать соломенные крыши домов с разных сторон деревни, двигаясь параллельно друг другу. Наконец, остался последний, в который зашли трое солдат. Я бросил факел, прислонил к дому винтовку.
— Подожги по первому выстрелу, — я достал свой «Лахти» и снял с предохранителя. Джим лишь кивнул.
  Зайдя, я увидел лежащих в ряд спящих людей. Найдя глазом первого солдата, я навел на него пистолет и выстрелил. Все остальные сразу же проснулись и подскочили. Второй выстрел — солдата вьетконга, принявшего сидячее положение отбросило выстрелом в грудь, и он страшно закричал. Третий попытался броситься на меня, но поймал три пули в живот. Подойдя к нему, я убрал пистолет в кобуру и свернул ему шею. Второго, все еще стонущего, следовало также добить. Двигаясь к нему, я обнажил нож, но мне внезапно бросилась в ноги вьетнамка, девушка лет двадцати и стала что-то умоляюще кричать.
  Я явно хотел добить со всей жестокостью того сукина сына! Вчера столько наших парней полегло!.. Но черт возьми… Кто она ему? Сестра? Девушка? Я снова посмотрел на корчащегося парня. На девушку. И вроде как трахнуть её после всего на мгновение захотел. А потом вспомнил мать. Как пришли в наш дом красные, убили отца, изнасиловали мать. Я отлично помнил это, и я понял что если я так сейчас поступлю, то чем я отличаюсь от этих комми?
  Но черт возьми, эти твари убивали наших парней! Это, мать её война!
— ААА, — я схватился руками за голову, вырвал ногу у вьетнамки, подошел к стене, и, сев, прижался. Сердце колотилось, словно дизельный генератор. Вся их семья удивленно на меня смотрела. Солома наверху потрескивала от огня.
  «Как? Как правильно поступить? Как, сука?» — злился я. Когда-то я не задумываясь убил ребенка. Новорожденного. Но не сделай этого я, он бы умер от голода и жажды, так что я просто облегчил его смерть. А тут что? Этот сукин сын выживет и снова будет убивать наших. «Наших?» — внутренне усмехнулся я, — «с каких это пор американцы для меня — наши? С тех пор как я попал в армию? Не правда. Армия делает из человека зомби, лишает его индивидуальности, делает всех монолитными…»
  Но что с тем парнем и бабой? Убей я его, я поступлю как те, кто принес немало горя в мою и без того несчастливую жизнь. Но с другой стороны я отомщу… Кому? Каким-то узкоглазым, которые борются лишь за то, чтобы хоть как-то жить, иметь возможность растить детей и поесть? Этого же хотели финны когда-то. И, черт возьми, я поступлю как последний ублюдок, если убью его.
  Пошарившись по подсумкам разгруза, я достал персональный медкит — с бинтом и средством для дезинфекции. Поставил на пол, и ушел, закрыв дверь.
  На улице было светло, как днем, вся деревня объялась в ярким пламенем. Подобрав винтовку, мы с Рейнором покинули деревню, бесследно растворившись в джунглях.

Часть 9 (из пролога)

«Чёртовы джунгли», — получив очередным мясистым листом в нос, злился я. Лейтенант Рейнор, шедший первым, прорубал листву с помощью мачете (украденного из сожженной нами деревни) ровно настолько, чтобы можно было пройти — на обеспечение комфорта времени не было. В любую секунду могли появиться гребанные чарли, а это смерти подобно, тем более что мы тащили на себе еще раненого.  Пулеметчик Джо Финдли — здоровый нигер, тащил и его, и свой м-60. Тяжелая ноша, но, как говорилось у нас в СС, «Солнце светит, унтерменш работает». Тем более никто другой не вытянул бы эту ношу. Вскоре, нервно оглядываясь по сторонам, мы вышли к реке, где нас должна была ждать лодка, оговоренная с командованием. Лейтенант Максвеллс вышел из кустов, чтобы посмотреть, что там. Осторожно подошел к лодке…
— Бежим! — закричал он, и сразу же отовсюду его стали обстреливать. Чёрт возьми, стрелял каждый куст. Лейтенант, пытаясь спастись, сделал три шага и упал. Тело было изуродовано сотнями пуль, а вскоре огонь открылся и по нашей позиции.
  Я увидел одного гука, сидящего на дереве. Ствол моей м-14 мгновенно нацелился на него. Два коротких выстрела, и тело падает головой вниз.
— Квадрат семь-шестнадцать, дельта Меконга, группа «Фэт», просим поддержки, — пытался связаться с командованием наш радист Блуберри, но безуспешно, Джо стрелял по верхушкам деревьев короткими очередями. МакБолл бросил гранату в дальние кусты. Раздался взрыв, и из-за куста вывалилось тело — мне была видна только рука, остальное было закрыто подранными осколками листьями.
— Да сколько этих тварей там?! — рычал Джо, — они, блять, повсюду!
  Я продолжал стрелять, сбросив с деревьев аргументом с цельнометаллической оболочкой еще троих. Нашими стараниями скоро огонь затих. Однако далеко не факт, что несколько этих тварей не сидит еще на деревьях с мосинками — по себе знаю, убойная штука.
— Что делать будем, майор? — спросил, прижимая к себе винтовку, МакБолл.
— Сидим, не высовываемся, — ответил он, смотря на Финдли. Он тяжело дышал, весь был потемневший (если бы речь шла о белом — то покрасневший).
  Темнота спустилась на джунгли. Мошкара кусала так, что кожа вздувалась, покрывалась волдырями. А если вспомнить, что мы уже третий день в джунглях, то без боли в глазах на нас нельзя взглянуть — лично я расчесал себе шею до мяса еще вчера. Мы все сидели на своих позициях. И мы, и чарли.  Видимо, их осталось не так много, чтобы атаковать мясом. «Дьявол, опять я влез в это дерьмо. Зачем?? Сдохну тут ни за что. Раньше хотя бы знал, за что воюю. А сейчас просто от скуки… Достала эта гражданка и учебка с их сраными формальностями. Построениями, мать вашу. Мы не солдатики игрушечные, нехер нас строить…» — мои мысли вдруг прервал шепот майора.
— Так, парни, — как можно тише говорил он, — сейчас, пока темно, подползаем к лодке и валим из этого ада. Ясно?
  Все кивнули, хоть в ночи этого и не было заметно. Ночь была черна, как задница нашего пулеметчика Тайкуса Джо Финдли, что явно играло нам на руку. По-тихому, максимально не шурша кустами, мы выбирались из этой ловушки, ползком пробираясь к берегу. Вот лежит бедолага Максвеллс… Похоронить бы его — достойный солдат. Ладно, дьявол с ним. Самое плохое, что с ним могло произойти — уже произошло. Остальное не имеет значения, что с ним будет. Когда-то, в юности, я думал, что если человек умрет не похороненным, душа не сможет найти путь к предкам. Теперь… Дерьмо. Я не верю в душу.
  В тишине мы забрались на лодку — я уж подумал, что эти узкоглазые подонки свалили или заснули, однако едва затарахтел мотор, изо всех стволов открылся огонь. Проклятые твари! Сейчас их меньше, но тело все равно вжималось в легкобронированный бортик катера, спасаясь от возможной пули. Только из-за веры в то, что миром правит дьявол, а после смерти меня ждет ад, я не начал молиться, как Тайкус. Под аккомпанемент выстрелов, мы ушли по реке в сторону нашей базы.
  Через час, когда угроза миновала, мы стали искать жратву, но в трюме нашли лишь пол-фляги воды. Над соседней рекой летал вертолет, из динамика доносилось что-то вроде «Лэнс, верни мне доску! Ты же знаешь, как здесь трудно найти…» — дальше было не слышно. А у нас даже не было ни рации, ни фаера, чтобы попросить этот вертолет на помощь. Ну и Сатана с ним. Мы двинули дальше вверх по течению.
  Через какое-то время мы вышли на пепелище вьетнамского поселения. Трупы, их сожженные напалмом останки, жрали крысы, над ними роились мухи, из бледных тел туземцев вылезали белые личинки тех же мух.
— Тихо! — скомандовал Рейнор. Все замерли, начали прислушиваться. Я услышал голоса людей, говоривших на английском. «Спасены,» — обрадовался я, падая от голода на жопу. Мы все не жрали около трех дней…

Часть 10

  Сайгон. Шумные, непривычно шумные и суетливые улицы. И, как ни странно, спокойные. Казалось, что война там, далеко, и никогда сюда не доберется.
  Я лежал на кровати с сытым брюхом, отдыхая после той сказочно дерьмовой прогулки по джунглям. Мысли мои были невеселы, и дело не в резком солнечном свете, громкой улице, на которой зазывалы нахваливали свой товар: еду, пиво, шлюх. Особенно на шлюх меня не тянуло — за два дня отпуска я обходил бордель десятой дорогой. Все из-за той вьетнамки, которую, я едва не изнасиловал, предварительно пристрелив жениха. Впервые за несколько лет я вспомнил про мать. Как будто сдуло пелену, фотофильтр, окрашивающий жизнь в серые тона. И, посмотрев на жизнь в новом свете, я малость охренел.
 Союз захватывал соседние страны, делал коммунистическую экспансию в Африку, Южную и Латинскую Америку. И, черт возьми, Штаты тоже проводят свою экспансию туда. Во Вьетнаме не просто так мы встретились. США, Союз… Одно и тоже дерьмо, только одно под томатным соусом, а другое под соусом со звездочками.
  В том доме я в себе увидел советского диверсанта. Вроде сражаемся под разными флагами, а поступаем одинаково. Как там говорится? «War never changes»? Во, точно. Тогда какой смысл сражаться за кого-то одного, если все по факту одни и те же? Ну нет между Союзом и США разницы — и те, и другие хотят хапнуть кусок побольше. А раз такой расклад, то вся идеология «солдата» теряет смысл.
  Я почесал затылок, встал, потянувшись к тарелке с лапшой, заказанной на завтрак. Дешевая лапша с луком, уже немного остывшая, с пародией на запах мяса. «Черт, и это здесь популярная еда. Сразу видно, страна нищих».
  Доев приторно-блевотную лапшу, запив безвкусным пивом, я снова погрузился в раздумья. «Может, в наемники податься? Куда-нибудь в Африку ту же самую? Или положить на все огромный болт и выйти на пенсию, возраст-то позволяет…»
  Я снова глотнул пива. «Эх, где то самое баварское — сладковато-горьковатое приятно пахнущее пиво, бродившее на домашних фермах, где гиннесс, которым я плевался поначалу с его горьковатым хлебно-молочным привкусом?» — я вздохнул. Как же все задрало. Вроде неженкой никогда не был, но к хорошему я слишком быстро привык, а отвыкать не торопился.
  Итак, что по итогу? В штаб послезавтра, пить или есть не охота, к местным шлюхам у меня вообще неприязнь…
  Я укутался в одеяло и снова лег спать. Мне приснился странный сон — будто я в теле другого человека, в Финляндии. На дворе стояла осень. Пожелтевшая листва сухо скрипела под ногами, веточки хрустели под кожаными сапогами. Я был одет в плащ из медвежьей шкуры мехом наружу, и капюшон из головы медведя пастью нависал над бровями, на тело надет вязаный свитер и кожаные штаны. «Как колдун», — улыбнулся я. Мой взгляд случайно упал на руки, и я обнаружил, что на многих пальцах у меня серебрянные и золотые перстни, на шее подвеска из золота с отлитым совиным пером. Вскоре я дошел куда, по-видимому, и надо было — к лесной хижине. Войдя вовнутрь, я хотел спросить, как отсюда выйти.
— Здравствуй, Пиркко-Кари, — обратилось тело к сидящей перед печью беловолосой женщине. Я ужаснулся. Ужаснулся тому, что я всего лишь наблюдатель и не могу влиять на ход вещей, — славно ли бродит в твоих котлах пиво, дочь Похъолы? Достаточно ли ягод приносит тебе лес Весилахти?
— Здравствуй, Арттери, мой ученик.
  Я вздрогнул от страха и проснулся.
— Приснится же такое, — вытирая вспотевший лоб, пробормотал я. За окном уже стемнело. Встав, я дотянулся до графина с теплой от дневной жары водой и в секунду выпил весь. После принял ледяной душ, и, снова отправился спать. На этот раз вместо ярких снов я просто провалился в черную пустоту.

Часть 11

После небольшого отдыха меня направили в гарнизон, где базировалась группа MACV-SOG, там я и должен был продолжить свою службу. На новом месте поначалу было тяжеловато — из знакомых никого, да и желания знакомиться было не много: все были пропитаны идеей освобождения Вьетнама от коммунизма. Но, чёрт возьми, хоть десять раз освободите вы Вьетнам, что изменится? Ваши павшие товарищи разве вернутся? Разве ваши боевые ранения заживут?
  Все, что вы сможете после победы — это получить пособие по инвалидности и возможность бродить по улицам, возможно, вы даже не сможете с гордостью носить свои ордена. За свою жизнь только после Талвисоты я мог испытывать радость за признание своих заслуг, да и то недолго — до Второй Мировой. Кстати, все предпосылки для ненависти к ветеранам этой никому не нужной войны уже есть — движение пацифистов, хиппи и прочих мудаков, орущих на митингах.
  Обед. Неторопливо поглощая гороховый суп, сидя за столом в одиночку, я обдумывал эту мысль.
— Здравствуйте, Торн, — обратился ко мне кто-то сзади. Я неторопливо обернулся. Судя по лычкам — майор, — наслышан о вашем походе по джунглям. Майор Болтовски в своем отчете превозносил вашу предусмотрительность, — заметил он, видимо, намекая на схрон, — не возражаете? — он указал пальцем на свободное рядом со мной место, держа руками поднос с едой.
— Мне все равно, — ответил я, возвращаясь к приему пищи.
— Капитан, — садясь, попытался продолжить разговор майор, — вы уже скоро неделю у нас, а все ни с кем не общаетесь. Может, вам нужна помощь психолога?
  Я поднял на него холодный взгляд.
— Вы сюда пришли чтобы поговорить о моем душевном здоровье или пообедать? — спокойно поинтересовался я, — лично я пришел сюда перекусить, — заметил я и вернулся к приему пищи. Пожав плечами, майор тоже взялся за еду.
  В принципе, народ в батальоне дружный, атмосфера приятная. Но все же каждая рота, каждый взвод имел свои микро-компании. Пару раз молодежь (лейтенанты, молодые капитаны) пытались втянуть меня к ним за эту неделю, негласно предлагая роль «ветерана-хряка*». Естественно, я отказывался. Не было никакого желания не просто с кем-то общаться, не было желания вообще что-либо делать. Воевать за какие-то далекие, несбыточные цели мировой свободы? Да пошли они к дьяволу! Да общаться с верящими в эти долбанутые идеи простачками не было никакого желания.
  Похоже, та вьетнамка что-то во мне сломала. Что-то тяжелое и прочное, что толкало меня вперед, в бой, всю жизнь. А теперь я вдруг понял: гоняясь за краснопузыми убийцами повсюду, я всего лишь стал таким же, как и они. Ну не тупо, а? Всю жизнь гоняться за своим хвостом?!
  Доев, я отнес посуду и отправился вздремнуть. Из-за недосыпа у меня уже появлялись под глазами темные круги.
  За эту неделю сны становились все тревожнее, я уже боялся ложиться спать. И вот, ложась в тот же день после того случая с майором, я уверен — придет самый страшный мой кошмар.

_________
— Итак, Арттери — угостив меня, а точнее, моего аватара, оленьим мясом и грибами, — спрашивала Пиркко-Кари, — с чем пожаловал? С доброй вестью или дурной?
— С дурной, учитель, — спокойно заговорил, вытирая рот тыльной стороной ладони я (точнее тот, от чьего лица я наблюдал), — ты слышала о Сынах Волков?
— Обычно добрую весть несут люди об этих странствующих колдунах, — нахмурилась старая ведьма.
— Они намерены изгнать тебя из этих мест. Люди разнесли о тебе слух до самых земель Эстляндии как о страшной колдунье. И Сыны Волков решились… — говорил Арттери, но старуха прервала его.
— Я уйду сама. Люди не знают того, о чем говорят, потому что недалеки сами. И нельзя их винить, — она печально улыбнулась, — люди верят в то, что говорит большинство. Боятся того, чего не могут понять. Я уйду, тем более, мне осталось недолго.
— Как же так? Ты же можешь жить вечно! — Арттери удивленно воскликнул.
— Могу. Но это было бы неправильно. Даже дубы, даже горы не живут вечно. Дуб сгниет, а горы сравняются с землей под воздействием ветра и движения самой земли. Ничто не вечно.
  Артери молчал.
— Помнишь, тот амулет, что я подарила тебе? — спросила ведьма.
— Да, — Артери поднял руку до шеи и показал ей миниатюрное золотое совиное перо на такой же золотой цепочке.
— Храни его, — попросила она.
— Конечно, учитель! — воскликнул Артери, — но я же без проблем могу и сохранить этот дом для тебя, и весь лес!
— Конечно, можешь. Ценой жизни Волков. Если убьешь их, мне не надо будет никуда уходить. Но попробуй для начала построить на реке плотину. Для этого тебе нужно срубить много деревьев. Много трудиться. И все равно поток будет проходить через плотину. Так и здесь: ты отнимешь много жизней, но прежде чем отнимать их, представь, что каждая отнятая тобой жизнь — как срубленное дерево. И самое важное — поток событий все равно расставит все по своим местам.
_______
Я снова проснулся, но на этот раз не от ужаса. На грудь мне обрушилось что-то тяжелое. Продрав глаза, я увидел споткнувшегося интенданта, уронившего каким-то неведомым образом увесистую книгу прямо на меня. Ворча, я выразил свое недовольство, предложив этому самому интенданту запихнуть эту книгу себе в зад, я встал с койки и вышел на улицу. Закурил.
— Чем занят? — приулыбнувшись, спросил меня все тот же майор. «Как же ты меня задрал», — выругался я мысленно.
— Бостонским пирогом балуюсь, — саркастично ответил я, — не люблю, когда меня преследуют.
— Ну так-то я тут уже минут пять стою. Кто еще кого преследует, — резонно заметил он.
— Да мне насрать, — ответил я и пошел от него подальше.
— Хей, погоди, — крикнул он мне в след, — уже неделю почти служим, а даже не знаем как зовут друг друга!
— Вы называли меня по имени, сэр, — обернувшись, козырнул я.
— Но ты-то меня не знаешь, — парировал он.
— Столько людей, — я сморщил лоб, делая вид, что пытаюсь вспомнить что-то непосильное, — тяжело запомнить всех сразу, сэр.
— Ааа… — попытался он еще что-то сказать.
— Разрешите идти? — оборвал его я.
— Вольно, — видать понял, что от меня он более ничего не добьется, — вы свободны.
  Я отсалютовал, но через плечо бросил короткое слово:
— Kyprähuora**, — и пошел дальше. А как еще назвать такого начальника?

* англ. grunt — матерый вояка, ворчун
**честно, я хуй знает как это перевести вместе. Kyprä — переводится как «мудак», но куда более оскорбительно, наверно, ближе к «еблоиду». Нuora — шлюха. Что-то вроде «объебанная блядь» или что-то навроде.

Часть 12

Хлопки пропеллера. Пролетающие внизу ярко-зеленые кроны деревьев мелькали одна за одной. Вертолеты постепенно шли на снижение, и, наконец, приземлились. Мы сразу же выпрыгнули, перехватывая винтовки, и вертолеты взмыли вверх. С трех вертолетов в общей сложности сошло на землю двадцать четыре человека. Построившись в колонну, мы сразу же вышли на курс.
  Задача была довольно проста — патрулирование района, поиск караванов и тропы Хо Ши Мина. Этот сукин сын по ней получал подарки из Китая — еда, патроны, оружие, люди. Именно поэтому её важно было накрыть.
  Пройдя сквозь джунгли двадцать километров, полностью промокнув от пота и стоящей в джунглях влаги, командир майор Гудс «Гудвин» — невысокий, уже лысеющий, короткостриженный с острым лицом боевого офицера, явно видавшего жестокие зарубы, перешедший понятие «мужчина», но еще далекий до «деда» человек, дал привал возле речушки шириной ярдов примерно шесть. Место было хорошо всем — крутоватый берег закрывал от любопытных глаз с другого берега, ветерок с воды сдувал мошкару, деревья защищали от горячего, словно сковородка дьявола, солнца. Умывшись в речке, подложив рюкзак под голову, я завалился, держа винтовку под рукой, попивая воду из фляги. Какой же кайф! Что еще нужно человеку после двадцатикилометрового марша? Пожрать бы, но потом… В тени прохладного дерева сон сморил меня.
_________________

  Я снова в чужом теле. На этот раз медвежье одеяние сменил чёрный плащ с капюшоном и рукавами. На шее все так же болталась подвеска из золота с совиным пером. Артери сидел на поваленном шатуном бревне, словно ждал чего-то, и, если я еще не совсем отупел в армии, был чем-то всерьез озабочен. Вскоре подлетел чёрный ворон, резко каркнул, немного напугав меня, и уселся на плечо к моему аватару в мир древней Суоми. Артери повернулся, глядя на него. Ворон смотрел своими черными бусинами глаз прямо в мои и его глаза. Артери, прошептал что-то, белая пелена туманом на мгновение закрыла глаза мне, и картина моего видения резко куда-то переместилась. Все вокруг отдавало светлым. Артери осмотрелся, и вот тут я охренел — не знаю, как объяснить, но я/Артери сидел на ветке! Птичьими коготками он цеплялся за ветку, толщиной в палец! Что, черт возьми…
  Появились люди в темных балахонах с пришитыми на плечи волчьими шкурами. Их было восемь — двое тащили носилки с чем-то похожим на человеческое тело, прикрытым холстом.
____________________

  Я медленно открыл глаза. Сердце бешено билось. Слух обострился настолько, что я слышал жужжание каждой мошки и плеск воды вдалеке. «Плеск воды? А не идет ли кто на лодке?» — промелькнула мысль. Вскочив, я прислушался. Может, выше по течению порог?
— Гудвин, — обратился я к майору, — мне кажется, что по реке идет лодка…
— К бою, — коротко скомандовал он. Бойцы, не скрывая недовольства, что их оторвали от отдыха, отошли, прячась за листвой деревьев, изготовили винтовки. Просидев минут пятнадцать, сослуживцы стали перешептываться, подшучивая надо мной, мол, финн испугался плеска воды. Я уж и сам подумал, что зря тревогу поднял, но все шутки мгновенно оборвались, стоило показаться из-за поворота реки сампану. Затем еще одному. И еще. Три сампана шли вместе колонной. Из-за листвы снайпер Кидд с позывным «Гласс» и Гудвин стали наблюдать за ними — один в оптику, другой в бинокль.
— Вижу у одного винтовку, — шепнул Гласс.
— Огонь по команде, — тихо приказал Гудвин. Подпустив сампаны в центр нашей растянутой шеренги, Гудвин дал сигнал. Сразу застучал пулемет, выбивая щепки из деревянных лодок и взбивая воду, вызывая тонны брызг. За ним ударили остальные. По нам пошла ответка. Кто-то стал прыгать в воду и плыть к другому берегу под водой. Я прекратил огонь, ожидая крысу, бегущую с тонущего корабля, и, с четверть минуты, дождался. Узкоглазый всплыл, жадно глотая воздух, и тут же отправился обратно под воду, так и не отдышавшись — моя короткая очередь сыграла в этом не последнюю роль. Вдруг одна из плоскодонок взорвалась — видимо, сдетонировали боеприпасы. Снаряды, или мины какие, там уж сам Сатана не разберет. Огонь с лодок прекратился, и, поскольку ширина речушки позволяла, трое закинули на оставшиеся лодки по гранате, для верности, после чего мы спешно ушли в джунгли.

Часть 13

Уходя по джунглям, я мысленно был далек от всего этого. От бешеного бега, от убийства — все это с некоторых пор стало просто нелюбимой работой, нудной и скучной, необходимой для выживания.
  Знаете, любой человек меняется, когда задает вопрос себе. Простой вопрос. «А что будет дальше?»
  Ну будет у меня свой дом, свой даже особняк с золотыми туалетами. Я видел стариков. Много раз. Особенно старых маразматиков. Они уже не живы, де-факто. Не осознают себя, ибо, как известно, «мыслю — значит существую». Слыхал я о компьютерах, способных выполнять простенькие задачи. Уверен, в будущем программы станут намного сложнее и компьютеры станут умнее. И вдруг они осознают себя как обособленную единицу? Можно ли будет их счесть за жизнь?
  Но я ушел в сторону. Что будет дальше? Даже выживи я в этом аду. Проживу еще лет двадцать, а то и тридцать. Может, сорок. Я стану немощным стариком. Я не смогу даже встать с кровати сам. Не смогу прочитать утреннюю газету. А потом — смерть. Что бы я не сделал — я умру. А что там? Вот не верю в бога, но хочется, чтобы там что-то было. Ведь не может же вся моя жизнь, наполненная страданиями, превозмоганиями и прочей херней пройти даром? Хотя для меня — жизнь это огромный промежуток времени, что она для вселенной? Так, пшик. И с этим ничего не сделаешь. Даже если я проживу триста лет — все равно в конце лишь темный экран. Обрыв. Называйте как угодно. И от безысходности становится тошно.
— На шаг! — скомандовал Гудвин, и мы замедлили бег, постепенно снизив скорость до минимум, продолжив патрулирование. Пот струился липкой жидкостью по спине. Мухи снова пытались сесть на шею, а винтовка снова ремнем оттягивала плечо вниз.
Однако, несмотря ни на что, более нам за три дня никто не встретился. Три сраных дня я не сомкнул глаз — мысль «Что будет дальше» меня не оставляла. И только в вертолете, вернувшемся за нами, я смог заснуть.
__________________________
Ворон, сидевший на ветке резко каркнул, и один из «Волков» упал, корчась словно в конвульсиях, изгибаясь дугой. На его губах выступила пена. Его братья, обступив его, начали что-то колдовать в ответ, потрясая бесполезными амулетами. Но вдруг он встал, как ни в чем не бывало, только движения его были медленны, будто во сне.
— Оставьте ведьму Пиркко-Кари и бегите, далеко — как только сможете! — сказал он чужим голосом.
— Брат, что с тобой? — спросил один из «Сынов Вóлков», но говоривший чужим голосом резко дернул свою шею, повернув её почти полностью и упал. «Сыны Волков», поняв, что не ровня неизвестному им колдуну, бросились прочь. Ворон, еще раз каркнув, вернул сознание сидящему в лесу Артери.
— Вот так-то лучше, — прошептал он.
___________________________
— Хэй, Торн, вставай, — я проснулся оттого, что меня тормошили по плечу, — прилетели.
  Подобрав винтовку, накинув шлем, я встал и вышел с вертолета, закрывая лицо от несущегося потока воздуха с пропеллера. Я уже перестал удивляться этим странным, неизвестно откуда приходящим снам. Тут я решил просто плыть по течению, может, он сложится в цельную картинку, а может нет — это лишь вопрос времени, и, судя по частоте явления, не более двух месяцев. А вопрос «Что будет дальше?» вечен, и мне не под силу его решить. По крайней мере, сейчас.
  Нас погрузили на грузовик и отправили с аэродрома в расположение.
  Сдав оружие, оставшиеся патроны и шлем с бронежилетом, я направился в казарму и отправился в столовую — жрать хотелось аж до изжоги. «Старею», — с какой-то меланхолией признал я, — «всего от двух ночей без сна и жратвы уже желудок пошаливает». Набрав порцию картофеля со свининой побольше, я принялся сметать все со своей тарелки. Вскоре ко мне подсел чернокожий из моего отряда.
— Bon appetitе, —  пожелал он мне, — слушай, мы тут с парнями гадали, как ты, — накручивая спагетти на вилку, говорил он, — услышал лодки с такого расстояния? Не поделишься тайной?
  Жуя жирный кусок мяса, попавшийся среди нормального мяса (не люблю свиной жир, но мясо обожаю), я думал, что ответить.
— Финский колдун подсказал, — ухмыльнулся я.
— Да тебя самого некоторые колдуном посчитали, — улыбнулся чернокожий и закинул спагетти в рот.
— Это уже не мои проблемы, — флегматично заметил я.
— Согласен. Джей, — представился он, — Джей Марти Хосенсон.
— Лаури, — я осекся, — Ларри Аллан Торн.
— Здорово. А Лаури — это…
— Лаури, — разламывая особенно здоровую картофелину вилкой, отвечал я, — это призрак из прошлого.

Часть 14

— Ну, — спрашивал меня Джей, — какие планы на ближайшее увольнение?
— Никаких. Хочу отожраться и отоспаться, — устало отмахнулся я.
— Хэээй, ты чего? А как же выпивка, как же девочки? Прогулка по ночному городу?
— В гробу я видел этот город с его шлюхами и паленым пойлом, — отмахнулся я.
— У тебя что-то случилось? — Джей начал буквально врезаться в меня взглядом. Я рассмеялся.
— Похоже, я слишком стар для всего этого дерьма. Стар и скучен.
— По отдельности я могу понять твою нелюбовь к этим вещам. Но вместе… Честно, я и раньше замечал, что ты какой-то апатичный… Тут в пяти километрах стоит база «Зеленых беретов». Там есть паренек, он в психологии разбирается получше нашего коновала, можно к нему сгонять.
  Я начал испытывать ощущение дежавю.
— А не Адлер часом его фамилия? — поинтересовался я.
— Чертова мать! — воскликнул Джей, — нигер, ты что экстрасенс?!
  Я усмехнулся.
— Нет. Я знаю его. Не отказался бы пообщаться с ним.
  На следующий день, получив увольнительные, мы направились к той самой базе. Про себя я конечно удивлялся такому совпадению, но не особо — мир тесен, всякое бывает. Обратившись часовому, мы стали ожидать на КПП Адлера. И через пятнадцать минут от вышел к нам.
— Рядовой Адл… — начал доклад по форме, увидев старших по званию, он.
— Отставить, — перебив, скомандовал я, — забыл, мы же на «ты»?
— Здравствуй, Фрейд, — поздоровался с ним Джей — видимо, парень обрел себе позывной.
— Давно не виделись, Ларри, — улыбнулся мне он.
— Мой привет еще у тебя?
— Да. Храню, как зеницу ока, — кивнул он.
— О каком привете идет речь? — не понял Джей.
— Забей. Старое дело, — махнул рукой я.
— Ладно, проехали. Короче, Фрейд, бразза, у твоего старого знакомого депрессия. Нашему врачу даже кошек не позволишь лечить — животных жалко. Не поможешь нам с решением этой проблемы?
— Без проблем. Я бы хотел остаться с майором один на один, — выставил он требование.
— Конечно. Я без проблем вытащу свою задницу на пару десятков метров отсюда, все равно подымить хотел, — ответил Джей, и его фамильярность начинала меня потихоньку донимать. Едва он отошёл, Адлер заговорил.
— Ты нашел для себя смысл нахождения здесь?
— Нет. Наоборот, нашел его отсутствие, — подавленно ответил я.
— Это и стало причиной подавленности?
— Нет. Во-первых, я пришел к выводу, что и Штаты, и Союз — это одной задницы дерьмо. Не уверен, правда, что ты поймешь это, — я пристально взглянул на него, — не многим удается признать, что твоя страна — кусок дерьма.
— Моя страна сгорела в огне ковровых бомбардировок, — возразил он, — мне без разницы, что ты скажешь про Штаты.
— А если я про Рейх? — попробовал поддеть я, впрочем, он то ли не показал реакции, то ли ему было все равно, так что я вернулся к основной теме, — ладно, не об этом говорим. И Штаты, и Союз делают одно и тоже, прикрываясь разными идеями. Я ненавижу коммунистов, и осознание, что я стал таким же, как и они, мне бьет словно по яйцам. И самое, чёрт возьми, главное. Что. Будет. Дальше? — задал я трахавший мне мозг все это время вопрос.
— В смысле — дальше? После войны? — не понял он.
— Нет. Наша жизнь — огромная блок-схема, от рождения и до смерти. У нас тысяча вариантов, кем быть, как поступать, с кем общаться — то есть обстоятельства, выбираемые нами. Я мог быть моряком на транспортном корабле, мог быть мафиози, мог стать шахматистом. Это только из того, что я сейчас вспомнил, понимаешь? Просто я сделал другой выбор. Ну и, как понимаешь, есть события, от нас не зависящие — следствия выбора других людей и погодные явления. Просто случайности. Если расписывать каждую линию жизни одного человека, со всеми вероятностными линиями, случайными событиями и так далее, то на это не хватит всей бумаги в вашей части, в том числе туалетной. Но, чёрт возьми, — я со всей силы вцепился в свои короткие волосы руками, — ДВЕ СТАДИИ НЕИЗМЕННЫ — РОЖДЕНИЕ И СМЕРТЬ! ВСЕ ВЕДЕТ К СМЕРТИ, ПОНИМАЕШЬ?! — сорвался я.
— Ларри, успокойся, — попытался меня угомонить он.
— А? Да, ты прав, — я вдруг заметил, что тяжело дышу.
— Закурить?  — лаконично спросил он.
— Давай.
Он не глядя вытащил новую пачку Lucky Strike.
— Все еще веришь в этот миф? — вытаскивая сигарету, спросил я, вспоминая наш прошлый перекур.
— Не, — отмахнулся он, — по привычке беру.
  Я держал сигарету не закуривая, но механизм ритуала был запущен, и я уже подуспокоился.
— Вот смотри, — продолжал я, — ты живешь. Мечтаешь о чём-то. О девчонке какой-нибудь, о доме, о бабках. Мечтаешь ведь? — спросил я его, и он кивнул, — Вот. А потом в один момент — через двадцать лет, тридцать, да хоть через сто — все это исчезнет. Ничего не будет. Весь огромный, бесценный мир исчезнет. И ничего с этим не поделаешь. И осознание этого меня очень сильно напрягает.
— Расслабься, — сказал он мне.
— Чего? — не понял я.
— Я говорю, расслабься. Сейчас ты в элитном подразделении, тебе охрененно платят, хорошо кормят. Да ты, в конце концов, прошел три войны и не скопытился, не стал инвалидом.  С другой стороны, как я уже понял, если сейчас хорошо — скоро будет плохо, но это повод как раз-таки кайфануть сейчас. И все, что ты можешь сделать — это именно хорошо кайфануть сейчас.
— Как там говорят русские? — ухмыльнулся я, — перед смертью не надышишься? — и прикурил. Затянулся, — не понял, — я осмотрел сигарету. Это был не табак! — Адлер, — говорил я, а расслабление уже тянулось по моей нервной системе, — похоже, ты все-таки сорвал джекпот, — говорил я, протягивая ему косяк.
От косяка меня развезло. Давненько я психотропными веществами не баловался. Впрочем, Адлер тоже кайфовал. Мы оба присели рядом у забора. Не знаю с чего, но меня вдруг потянуло в сон. Я уже почувствовал знакомый холод финских лесов, как одернулся. «Не хочу… Не сейчас», — снял наваждение я.
— Адлер, — обратился я, как мне показалось, ровным голосом к нему.
— Дааа? — упорото спросил он. «Шайзе», — мысленно расстроился я, — «уверен, мой голос звучит также».
— Я начинаю видеть сны. Недели две как. Я не могу описать то, что вижу, ибо ты сочтешь это бредом наркомана или сумасшедшего. Но мне порой становится страшно от реальности происходящего, — я сам удивился, как внятно я описал проблему.
— Знаешь… пхахаха, — не выдержал и засмеялся он. Успокоившись, он передал мне косяк — оставалось всего на один затяг. Недолго думая, я хорошо затянулся, — так вот, — отсмеявшись, продолжил он, — я где-то слышал такую вещь: «Если будешь долго всматриваться во тьму, то тьма начнет всматриваться в тебя».
  Тут уж не выдержал я и заржал.
— Чего? — вроде обиделся Адлер, но тут же присоединился и начал ржать со мной в две каски.
  На громкий ржач пришел Джей.
— Над чем угораем? — поинтересовался он. Мы взглянули на него и заржали с новой силой, — damn, да вы же обкуренные! Где достали, придурки?!
— Лаки страйк удачно ударил*, — пошутил я, вызвав новую волну угара.
— Нихрена себе! Сраные нигеры, вы про меня почему забыли? — обиделся Джей.
— Так нам и двоим… едва хватило, — объяснял Адлер.
— Ну и дьявол с вами, — махнул рукой черный, — пошли в город?
— А мне низзя, — отрицательно поднял палец Фрейд.
— А я без него не могу, — объяснил свой отказ я.
— Ладно, хер с вами. Садись в машину, Ларри.
  Вздохнув, я попрощался с Адлером и сел отправился в путь. Идти в моем состоянии было ужасно лень, и тем более разговаривать с общительным Джеем. Нет, он не был болтуном… хотя может и был, это мое мнение о нем, но то, что он общителен не в меру — это факт.
  По приходе в часть я сразу отправился в казарму — невыносимо тянуло спать. Ложась, я уже отлично представлял что меня ждет. И едва коснувшись подушки, я переместился в другой мир.
________________
  Артери, словно лось, несся через лес. Я уже совсем ничего не боялся — привык к таким метаморфозам и «режиму наблюдателя». Добежав до ведьмы, лежащей на носилках, он достал из сумки веревку и привязал её к ним, отрезав часть. Вторую часть он использовал, чтобы с передней части сделать упряжку. Затем он впрягся в неё и побежал, ругаясь.
— Vittu… гребаная осина.. больно, perkele.
  По всей видимости, осина доставляла ему какие-то неудобства. Я слыхал, что некоторые народы верили, что осина отпугивает колдовство, а тут, я уже четко уверился, колдовство есть. Ну сон и сон, хрен бы с ним. А Артери все нес и нес свою поклажу куда-то на юг. Денно и нощно — во сне прошла почти неделя. Пару раз он останавливался перекусить тем, что было в заплечной сумке и шел дальше. Пиркко-Кари молчала, не говоря ни слова. Я чувствовал тот же голод, что чувствовал Артери, ощущал его усталость — ломило все тело.

*Lucky strike luckly striked. Игра слов


Часть 15

Две недели спустя
________________

  Мы снова грузились в вертолет. Снова отправлялись в патруль, на этот раз на границу Лаоса, искать тропы, по которым двигались вьетконговцы. Не знаю почему, но странное ощущение меня не покидало еще с вечера. Казалось самым разумным игнорировать его, но у меня не выходило.
— Торн, — окликнул меня Гудвин, — что с тобой? Ты сам не свой.
— Да что-то странно себя чувствую. Тревожно что-то, — ответил я. Страх появлялся неизвестно откуда по неясной причине — все проходило без каких либо проблем.
  Гудвин ухмыльнулся и хлопнул меня по плечу.
— Если и в ком я уверен, что он переживет это дерьмо, так это в тебе. Ты, мать твою, шаман, джунгли вдоль с одной винтовкой пересечешь, а выйдя попросишь лишь туалетной бумаги.
  Все засмеялись, и хеликоптер начал раскручивать винт, заглушая всеобщий смех. Полет проходил в штатном режиме. Спустя полчаса мы подлетали к месту приземления, я решил глянуть в иллюминатор и увидел, что джунгли овеяло туманом, будто облако спустились на землю — такого по метеорологическим данным не было. Гудвин, также выглянув за борт, отправился к пилотам и вскоре вышел.
— Парни, форс-мажорная ситуация. Придется десантироваться в туман. Всем держаться друг друга, своих из виду не терять, яйца в кулаке, если кому вдруг страшно, — инструктировал он, пока вертолет заходил на посадку. Опустившись до высоты в метр, он остановился и мы начали выпрыгивать, сразу отходя и освобождая пространство остальным. Когда поток десантников прекратился и вертолет начал подниматься, Гудвин начал перекличку.
— Все здесь? Кого не видно?
— Гласса! — раздался голос Джея.
— Здесь я! — послышался голос снайпера.
— Еще кого? — донеслось из тумана.
— Все вроде, — ответил я.
— В колонну за мной, — послышался в очередной раз голос из тумана.
  Вдруг из белой дымки послышался выстрел.
— Ложись! — сразу же отдал команду Гудвин.
  Выстрел повторился, и на этот раз раздался чей-то крик и английский мат.
— Огонь по готовности! Как поймете откуда стреляют — сразу давать ответку, — командовал майор.
  Сразу же на звук команд застрочили невидимые пулеметы, но пока мимо. На слух прицелившись, я дал две короткие очереди, несколько солдат повторили мой маневр.
 Однако в следующий раз стрельба открылась с двух направлений — похоже, нас окружают.
— Гудвин! Нужно уходить! — закричал я, отползая и вжимаясь в землю от начавшегося шквала. Наши начали лупить в ответ, но маловероятно, что хоть куда-то они попадали. Тем временем, Гудвин молчал, — Гудвин! — прокричал я, подползая к месту, откуда слышал его голос. И из тумана, с двух метров едва-едва я увидел его тело — его рассекло пулеметной очередью, не спас даже бронежилет, ибо стреляли с крупного калибра. Из широких выходных отверстий, шириной в дюйм, уродливо торчали клочья формы, залитые кровью. «Так и знал, блять!» — выругался я, — «ладно, яйца в кулак. И не в таком дерьме плавал,» — подбодрил себя я, хотя по спине бежали мурашки.
— Народ! Сваливаем, все за мной! — приказал я, уходя в сторону, откуда стрельбы еще не было.
— Какого дьявола, — прерываясь на длинные пулеметные очереди, орал пулеметчик по имени Крис, — командуешь ты?
— По праву старшего! Гудвин убит! Сваливаем! — орал в ответ я.
— Я за! — послышался крик Джея, сразу же начавшего бежать в мою сторону. Поочередно его маневр повторили другие солдаты — отступали грамотно, прикрывая друг друга. «Хах», — ухмыльнулся я, — «снова думаю как командир. Не сейчас, так потом, но задницы я этим узкоглазым засранцам надеру», — я снова вошел в азарт. Как там советовал Адлер? «Все, что ты можешь сделать — это хорошо кайфануть сейчас»?
— Ну и катитесь отсюда, трусы! Я прикрою ваши задницы, а то дырки в них и так огромные! — кричал он.
  Кивнув (хотя вряд ли этот кивок он видел), я побежал вслед за остальными. В голове промелькнуло ощущение дежавю, когда в сорок четвертом мы с Хосе, Штайном, Ерохманном и Эйке сваливали от британцев. Проходя сквозь колючий (даже сквозь толстый камуфляж) кустарник, выяснилось, что тут нас уже поджидал заслон. Увидев мутный силуэт в тумане, я сразу же открыл огонь, дополнив его брошенной гранатой. Сразу же пошла ответка, и мои солдаты, присев на колено, начали отвечать — завязался жестокий огневой бой на короткой дистанции.
— Меняем направление! Уходим направо! — скомандовал я. Двое последних сразу же начали перемещение, а я все так же вел огонь по возникающим отовсюду теням, стрелял на вспышки выстрелов. Звуки стрельбы за моей спиной становились все реже — кто-то отбегал, а кто-то ловил пару лишних грамм свинца, а меж тем магазинов в подсумках становилось все меньше. Короткая очередь. Звонкий щелчок, ознаменовавший, что патронов больше нет.
 Обернувшись, я увидел почти всех своих товарищей мертвыми. Сразу же я лег на землю — поняв, что я пуст и ответить не могу, невидимые противники начали вести огонь довольно нагло. Неожиданно начался просто огненный дождь — несколько пулеметчиков открыли непрерывный огонь трассирами в мою сторону, но к счастью, я успел залечь. С трудом подползая до ближайшего трупа, расцарапывая лицо об кустарник до крови, обдирая зубами высохшие, несмотря на большую влажность воздуха, я вырвал у бывшего сослуживца из держащих мертвой хваткой рук винтовку. Схватил пару магазинов, сунув их в карманы, и пополз под градом пуль к остальным. Мандраж и адреналин били по венам, а стук моего сердца казался громче стреляющих по мне пулеметов. Далее из тумана я вылетел на косогор, на котором, скользя по мокрой глине отстреливались по всем фронтам пятеро выживших — Гласс, Джей, и еще трое.
— Бегом, бегом, — подгонял их я. Джея дважды звать не пришлось, и он побежал. Остальные промедлили, и заплатили за это. Раздался звук чавкающей глины, будто в неё камень кинули.
— Что за… — не понял Гласс.
— Ложись! — понимая, что им все равно не уйти, прокричал я, сам падая на глину, шлемом к гранате, открывая рот и закрывая уши. Взрыв. Все-таки я был слишком близко к гранате, и меня немного пошатывало, в ушах звенело, хотелось проблеваться как следует, ибо моим глазам предстала ужасная картина после взрыва. Оторванные конечности, расцарапанные осколками спины будто неведомой химерой. Вонь жженых волос, ногтей, дерьма и желудочных соков, проникающая всюду и усиленная влагой…
Не думая, я рванул к Джею, отвесив ему пинка и крикнув что-то вроде «вставай, черножопый», — я рванул дальше.
— Эй мудак, — донеслось сзади, — ты кого, сукин сын, назвал черножопым?!
— Шевели булками! — кричал я в ответ. Вдруг прямо из-за косогора, который защищал нам левый фланг, началась стрельба. Не думая, я кинул туда гранату.
— Дьявол, нас высадили в осином гнезде! — ругался Джей.
— Сзади! — крикнул я, услышав крики. Джей мгновенно плюхнулся в глину, я же, развернувшись на сто восемьдесят, с колена открыл огонь на звук. И, судя по душераздирающим, словно шакальим, крикам, попал. Повезло.
  Чернокожий встал и начал вести огонь по своему сектору — в сторону, которую мы бежали.
— Похоже, каюк нам, нигер! — перезаряжаясь, крикнул он мне, — бежать некуда!
— Тогда, — делая перерыв между короткими очередями, экономя патроны, оскалился я, — готовься продать жизнь подороже!
  Мы встали спиной к спине, и отстреливались по мере сил. Я свой сектор, а мой последний товарищ — свой. Однако за спиной раздался звук чавкающей плоти и рвущейся ткани, тяжелое «ооох», и стрельба прекратилась. «Дерьмо…» — подумал я. В животе словно случился провал, и в то же время, будто началась сильная изжога. Дальше все происходило словно в замедленном показе: из тумана выплыли три тени, и сразу же воздух рассекли три трассерных иглы. Я попытался развернуться, уходя от пуль, но не вышло. Меня отбросило на живот, лицом прямо в сырую, холодную, липкую глину. Я не чувствовал своих ног, живота и рук, и не удивлюсь, если их и не было уже как материальной точки.
  Вокруг холодело. Я закрывал глаза, чтобы увидеть последний в своей жизни сон. А вокруг собирались люди в капюшонах.
— Du bist bekommen, — этот тихий, до боли знакомый шепот был последним, что я услышал.

Часть 16

  Артери все шел. Прошла уже неделя, как он двигался на юг почти без остановки, и он решил наконец отдохнуть — разбил лагерь рядом с упавшим деревом рядом с рекой. Надергал сухой травы и мха, отнес к стоянке. Затем, найдя мертвое дерево, он повис на его ветке, отломав её, подрезал — получилась дубина. По пути он нашел осину и соскреб с неё кусок коры, положил в карман. Ей он в той же самой речке начал стеречь рыбу.
  Края были глухие, необжитые, и хищных зверей в них видимо не водилось — жирная форель подплывала почти вплотную, а после двух оглушенных и болтающихся на промерзшем в ожидании зимы дерне рыбин и щука пожаловала — в качестве приманки Артери вспорол одной из форелей брюхо острым как бритва ножом, и щука приплыла на кровь. После Артери выпотрошил все три рыбы в реку — требуху заберет Ручейник и создаст из него новую рыбу.
  Придя к парализованной старухе, он отрезал поочередно рыбьи головы и кормил старуху их кровью — жевать она не могла, даже говорила с трудом.
  Быстро сообразив костер, Артери начал жарить рыбу, проткнув её тонкой веткой молодого ясеня все тем же ножом, ветку-вертел установил на две рогатые палки. Когда первая форель была по его мнению готова, он снял её и поставил щуку, а с пропеченной на огне форелью подошел к ведьме и попытался её накормить, к его сожалению безуспешно.
  Он не спал неделю, и его глаза не слипались лишь благодаря редким лесным травам и ягодам, но всему должен быть предел, и сегодня он планировал отдохнуть — но до заката.
  Доев приготовившуюся вскоре щуку, он затушил огонь и оставил форель печься на углях, а сам, расстелив плащ, лег спать.
______________
  Ему снилось детство — счастливая семья, братья, сестры, отец и мать, бабушка и дед. Обычная семья поморских лопарей*. Но все изменилось в один момент, когда пришли Люди Севера — они сожгли дом, забрали мать и сестер, а всех, кто пытался помешать им, убивали мечами. Артери остался в живых один. Две луны он один выживал в лесу — питался ягодами, когда научился — пойманной рыбой, орехами. Спасался от медведей, вепрей, волков — он научился лазить по деревьям, плавать, разводить огонь. А ведь ему было всего тринадцать зим…
  И осень, переходящая в зиму, обещала, что в его жизни она будет последней — у него не было ни одежды, ни запасов еды. Так бы оно и случилось, не приюти его ведьма. Помимо этого, она научила его древним заклинаниям, научила, как искать редкие травы и как их применять. Он рос с ней, как с матерью… — все это я видел, как в кинематографе.
_______________
 Он проснулся от волчьего воя. Дернувшись, он поднял голову и открыл глаза. На небе царила тьма, расчеркнутая словно бичом, черными снежными облаками.
«Vittu! Vittuperkele», — услышал я его мысли, — «проспал!»
  Волчий вой прокатился по ночному лесу. Старуха болезненно застонала, а Артери схватился за нож. Снежные облака подходили с удивительной скоростью — и через полминуты в лицо Артери уже бил ледяной ветер. «Дьявол! Это ж невозможно! Облака за мгновение приблизились!» — удивился я. Артери же такое перемещение не удивило — он бросился, сбивая руки, высекать из кремня железным бруском огонь. К счастью, он предусмотрительно запасся мхом и сухими ветками, так что валежника на ночь согреться хватит. После того, как огонь зажегся, он подтащил носилки с ведьмой к огню, и стал всматриваться в лес, будто ожидая кого-то.
  Вой раздался совсем близко, однако, на сколько я знаю, к огню волки не подойдут… Однако мои размышления были обрушены в ту же секунду. Из лесной мглы на нас бросился огромный, размером со льва, волк, метя лапами Артери прямо в грудь, очевидно, намереваясь повалить и догрызть. Артери, видимо, разгадав его замысел, нырнул под него и вперед, поднимая нож, рассекая волку брюхо. Я ощутил на шее горячую кровь. Много крови. Она брызнула резко, заливаясь за шиворот, пачкая волосы. Обернувшись на миг, глазами Артери я не увидел бьющегося в конвульсиях волка. Там лежал… Человек в волчьей шубе, собирающий свои кишки в конвульсиях! Не будь я бестелесным наблюдателем, я бы давно убежал. По фантомной спине пробежали мурашки, фантомное горло сперло дыхание. Из тьмы выпрыгнули еще трое волков. Одному Артери зарядил куском осиновой коры в лоб — вроде хрень какая-то, но волколак сразу же обернулся человеком. Из-за того, что он не успел увернуться, второй оборотень сбил его с ног, но тут же получил ножом в подбородок и вернул себе настоящее обличье.
— Сыны Волков, отродья Айатар! Проваливайте отсюда! — прокричал он, — схватываясь с третьим оборотнем. Он метил не как остальные — в грудь, а в ногу, поэтому смог схватить Артери за голень.
— Нннаааа! — закричал от боли и ярости Артери, замахиваясь для удара второй ногой. Он ударил волку точно туда, где у человека кадык. Волк закашлялся, и, задыхаясь, лег, по-человечески хватаясь лапами за горло. Из леса выступили медленной походкой еще семеро волколаков.
«Да откуда ж вас столько?» — зло подумал Артери. А я… А что я? Я мог только болеть за него, что, собственно, и делал.
— Остановись, Артери, — донесся слабый голос из-за спины. Артери все еще стоял в боевой стойке, готовый принять любую атаку. Прокушенная голень болела и кровоточила, но это не умаляло решительности колдуна-ножевика. Как вдруг из-за спины послышалось пение. «Ха-ха», — услышал я его мысли, — «даже на исходе жизни она сильнее их! Вот только…» — боевой угар мыслей сменился задумчивостью, мгновенно перешедшей в болезненную правду, — «это подорвет её силы…»
— Разойдись костер,
Светом озари —
Филинам не наслать
На двоих беду.

Сглазы чародеев-
Не чета моим,
Их я разметаю
Словно ветром прах.

Заговор от тьмы
Соловьем поется
Песня к Вяйнямёйнену
На полночь летит

Поднимайся же,
Воин несломленный,
Сердце в битву зовет!*

  Дальше он уже не слушал. Просто бросился в бой. Его движения были быстры и точны, а нож будто горел пламенем. Даже оборотни не поспевали за его быстрыми движениями — удар, прыжок, шаг, удар… хотя иногда доставали — спина и правая рука горели огнем, и не ясно, чьей крови на ней было больше — его или крови врагов.
  Ледяной поток ветра прекратился со смертью последнего волка.
— Артери… Артери, я умираю, — тихо и спокойно сказала Пиркко-Кари.
  Артери молчал. Не было ни сил, ни смысла что-либо говорить.
— Подойди, мой мальчик, — попросила она, и Артери подошел, склонившись над ней, вслушиваясь в последние слова великой ведьмы, — запомни…

Жизнь всякого, кто станет
Подле ведьминой могилы
Прежней не будет —
К ней примешается капелька зла.
Так ты согни от дуба прутик,
Приготовь рябины хворост,
Разломай берёзы веточку,
Сосну почившей положи, —

прошептала она и замолчала. Навсегда.
— Viitu! — громко выругался Артери. «Один… я снова один… И какой мне смысл жить теперь? Для кого?» — из красных от недельного недосыпа глаз покатилась слеза, — «Жизнь всякого, кто станет подле ведьминой могилы прежней не будет», — лихорадочно думал он, — «значит, нужно сделать могилу как можно дальше от людей. Я пройду сколько смогу, и похороню её как можно дальше. Это и будет моей целью. Пока что», — на ходу определился он. После чего вернулся к плащу и снова отправился в мир снов.
  На следующий день он перевязал отрезанными от плаща кусками ткани раны, обработав их нужными травами и не только для скорейшего выздоровления — подорожником, хвойной смолой, корой ивы, раздробленной с пчелиным воском и медом — повезло наткнуться на улей диких пчел. Через день, еще немного передохнув, Артери отправился на юг. Он шел долго — всю осень и половину зимы. Наконец, без сил упал на снег. Он пытался подняться, матерился, щипал, бил себя. Но встать не выходило. Тогда он просто подполз к мертвой ведьме, почитаемой им вместо матери, и остаток своей жизни он смотрел на её сухое, покрытое морщинами от старости лицо.
  Весной на месте его смерти взошла ель, но сколько времени не проходило, она все равно оставалась маленькой, относительно других, в два роста взрослого человека.
 Через сто лет рядом обосновалось поселение — они заметили, что ель никуда не растет, и мудрые старцы почти даже поняли в чём дело — ели стали поклоняться как защитнику и охраннику, и действительно, порой Артери, ставший духом-защитником могилы ведьмы помогал людям.
  А еще через много-много лет относительно недалеко вырос большой город — Виипури.

— Fuck this shit, — только и подумал я, узнав эту новость.
— Удивлен? — впервые обратился ко мне Артери. Я снова оказался во Вьетнаме. Лежал в глине и грязи, время вокруг будто остановилось, а Артери, наклонившись, говорил со мной, — твой друг был прав — если долго всматриваться во тьму, тьма обратит внимание на тебя. Теперь ты понимаешь, что ты стал полным дураком, когда посмеялся над этим?
— Вот теперь я действительно удивлен, — охреневая, ответил я — эта хрень говорит со мной! Она меня заметила! — какого дьявола это было?
— Мои воспоминания.
— И… как они связаны со мной? — недоумевал я.
— Ты действительно полный дурак, — покачал головой он, — забыл свое последнее путешествие на родину?
_______________
Я был весь в крови. Ко мне подбегало еще три лесоруба. Я незаметно достал выданный по окончании училища Лахти. Как только дистанция сократилась до 50 метров, я вскинул его. Выстрел. Выстрел. Выстрел. Выстрел. Выстрел. Я подошел поочередно к лесорубам и пустил каждому по пуле в лоб. Затем подошел к ели, взял её. Топором срубил самую пышную ветку. Отнес к рубившему её лесорубу и воткнул в живот этого создания. Оказывается, он был еще жив — удара в сердце не хватило для него, но скорее всего я просто я не попал. Его крик был похож на крик медведя, которому прострелили яйца в момент случки. Он подрыгался с полминуты и затих. Я подошел к одному из
русских и вспорол ему живот.  Аккуратно вырезал кишечник. Склизкая жидкость капала на снег , пачкая старую куртку, но мне было все равно. Я подошел к другому лесорубу и повторил прошлые манипуляции, но помимо прочего, вырезал еще и сердце. Мои ладони были все в крови, но – что-то мне подсказывало — я должен был закончить то, что начал.
У русских популярен праздник Новый год – на него наряжают елку, это я знал по рассказам друзей и отца. И я решил устроить русским СВОЙ Новый год.
На манер гирлянд я повесил кишки. Вместо звезды повесил сердце к верху ели. “Спасибо…” услышал я полушепот.
___________
Воспоминание промелькнуло и хлопнуло перед глазами, будто шаровая молния.
— Что за херня? — охреневал я.
— Ввязавшись в эту бойню, ты навлек на себя проклятие ведьмы. Я пытался помогать тебе, но все проклятье снять мне было бы не под силу, даже будь я жив. А поскольку жизнь свою ты пустил коню под хвост, катаясь по войнам, я могу дать тебе выбор.
— В рай не хочу, если там нет виски и шлюх, — заметил я.
  Артери рассмеялся.
— Нет, не такого плана, — улыбнулся он и тут же посерьезнел, — вариант один. Ты умираешь. Все. Конец.
— А второй?
— Становишься таким же духом, как и я. У тебя отпадет надобность в еде и воде, в прочих потребностях. Хотя, когда я пробовал пить воду, у меня получилось, хоть и через двести лет. Ты станешь бессмертным. Итак, твой ответ?
  «Чё-то попахивает теоремой..  как там его? То ли советский рокер, то ли наркобарон автор её какой-то… короче. Если я сдохну, все, чем я дорожил, о чём мало не плакался Адлеру, пропадет. Но с другой стороны… Двести лет без вискаря и сигарет — такое себе удовольствие. Впрочем, хотя бы есть шанс, что я их попробую. Была-не была».
— Второй. Давай второй уж. Только что делать если вечная жизнь надоест?
— Рассыпаться. Сейчас будет больно, — предупредил он, и стал тянуть меня за руки. Было реально больно! Я кричал, орал, но он не прекращал, пока руки от тела не оторвались. Затем грудная клетка. Голова. Ноги. Время восстановило свой ход — я смотрел на свое тело: безумно кривляющееся лицо, пускающее слюни, дергающиеся руки, неконтролируемые ничем сфинкторы… Вьетнамцы просто добили мое тело, вытащили драгоценный пистолет Лахти L-35. Тем временем Артери повернулся и пошел куда-то.
— Ты куда? — крикнул я вслед.
— Домой. К могиле Пиркко-Кари. Спасибо тебе. Было весело, особенно во Франции.
— Ну, бывай, что ли?
— Увидимся, — бросил он на прощание.

*попытка воспроизвести песни  Вяйнямёйнена из Калевалы. Ну и немного вольная интерпретация песни Gjeldrune — Оберег
**перевод песни Korpiklaani — Ämmänhauta. На клип которой общем-то, является аллюзией, вся история об Артери.