Черное дерево. Часть первая.

НЕНАСТОЯЩИЙ МУЖЧИНА

 

СЕРГЕЙ ЗАВЬЯЛОВ

 

ЧЕРНОЕ ДЕРЕВО

 

НАЕМНИК V

 

УДК 82-32

 

Сергей Завьялов. Черное дерево. Наемник V. − М.: Наемник, 2020. − 163 с.

Основано на реальных событиях.

Внимание, 18+ 

Присутствует нецензурная лексика, сексизм, унижение чести и достоинства, попирание религиозных чувств, сцены каннибализма, сексуального насилия, употребления табака и алкоголя. 

Издательство «Наемник» выражает огромную благодарность Баяндину Павлу, Карпунину Александру и Ливанову Алексею за помощь в публикации книги. 

Ветеран войны в Афганистане и Чечне волею злого рока оказывается вовлечен в пламя гражданской войны, которая с новой силой разгорелась в многострадальной Демократической Республике Конго. Отставной капитан ВС РФ Стариков Родион Сергеевич, скрываясь от жаждущих мести чеченских боевиков становится «солдатом удачи» и уезжает в Центральную Африку. Примкнув к мятежникам, капитан Руди Старк, так теперь его называют, получает приказ возглавить немногочисленный отряд повстанцев и ворвавшись в столицу бывшего Заира переломить ход войны. Попадая в окружение, теряя товарищей, русский наемник приобретает веру в то, что даже здесь, на черном континенте, погрязшем в каннибализме, мистике и нищете есть место для надежды, надежды на то, что все будет хорошо… или плохо.

 

© Сергей Завьялов и наследники, 2020 

Моему сыну Родиону посвящается

 

Много убитых ваших вы положили в

сем городе, и улицы его наполнили трупами

 

КНИГА ПРОРОКА ИЕЗЕКИИЛЯ 

ГЛАВА 11, СТИХ 6 

 

ПРОЛОГ

 

Демократическая Республика Конго, терминал аэропорта Киншасы, 16 августа 1998 года, 01 час 45 минут по местному времени.

 

Находясь у огромного разбитого окна терминала, я с горечью наблюдал, как один за другим падают бегущие в нашу сторону фигурки в светло-зеленом камуфляже. Гвардейцы грамотно обработали наше подкрепление. Трассер то и дело чертил линии в густом воздухе Центральной Африки. 

Вдруг дьявольски темную африканскую ночь ярко озарила вспышка. Пикап мятежников с закрепленным ПК в кузове и боеприпасами вспыхнул и врезался в отбойник. Всех, кого прислал нам на помощь Кабарере, побили на подходе к аэропорту. 

«Это конец», – мелькнула паническая мысль. 

– Господин капитан, – капрал Идауу Бузиба попытался вытянуться, – мы окружены, полковник отдал приказ пробиваться своими силами на юг в Анголу. У него больше нет резервов. 

В терминале замерцали лампы дневного освещения, а это значило, что мы потеряли контроль над Инга Фолс, электростанцией, снабжавшей столицу Конго. 

– Оповести всех способных передвигаться, – я посмотрел снизу-вверх в желтые белки глаз капрала, – через полчаса прорываемся через южный выход, взять воду и боеприпасы. 

Зеленый берет капрала был весь в грязи и чьей-то крови. Пот лил с него ручьем, а сам Бузиба вонял, как кабан. В его глазах стояла тоска игрока, который поставил все деньги на фаворита, а тот неожиданно слил игру. 

«М-да…, кто же знал, что Ангола и Зимбабве так оперативно пришлют подкрепление почти рухнувшему режиму президента Кабилы. Но как мы так быстро потеряли электростанцию? Как же хорошо работают парни из Executive Outcomes. Откуда у этого пидора деньги на наемников из ЮАР. Сраный урод», – вереница мыслей пролетела в моей голове за считанные секунды. 

Капрал стоял, сгорбившись и продолжал смотреть на меня лицом наркомана, которому обещали дозу. 

– Выполнять! – резко бросил я. 

Капрал Идауу Бузиба вздрогнул, поправил АКС и повернувшись, побежал вглубь терминала. 

– Энцо, – я обратился к лейтенанту, который неотрывно следил за подступами к зданию, – закурить дай. 

Бельгиец быстро посмотрел на меня и немного порывшись в кармане куртки, кинул пачку папирос. 

– На пять минут отойду, – я раскурил папиросу, – позвонить надо. 

Баард понимающе кивнул и тут же стал шепотом что-то объяснять молодому чернокожему десантнику с СВД, показывая пальцем в сторону прилегающей к терминалу застройки. 

Минут через пять, я уже набрасывал центы в телефон-автомат. Пошли гудки ожидания. 

– Да, – в трубке послышался детский голос. 

– Привет, доченька, – мой голос стал хриплым от волнения, – это папа. 

– Привет, пап, – голос в трубке оживился, – как у тебя дела? 

– Хорошо, – затянувшись папиросой, я отметил, что руки предательский дрожали, – скучаю по тебе. 

–Я тоже скучаю по тебе, папа, – дочка радостно защебетала, – а я на соревнованиях выступала… дедушка сказал, что я молодец… двойку получила по музыке… 

Вдалеке послышался гулкий раскат выстрела из безоткатки и сразу пулеметная очередь. 

– Знай, доченька, – мои глаза увлажнились и я почувствовал, как слезы покатились по грязному лицу и стали жечь глубокую царапину на щеке, – я люблю тебя больше всего на свете. 

– Я тоже тебя люблю, папа, – защебетала в ответ Маргарита, – когда ты приедешь? 

Канонада на внешнем периметре усилилась и связь оборвалась. 

В фойе послышались топот ног, и скрежетание подошвы армейских ботинок о битое стекло. Лампы освещения заморгали и погасли. 

– Руди, – послышался картавый голос сержанта Армана Деко, – капитан Старк! 

Француз закричал еще громче. 

– Да здесь я, здесь, – быстро вытирая слезы, выкрикнул я, – не кричи. 

Француз почти вплотную подошел ко мне. 

– Это наемники из ЕО, – затараторил он, тяжело дыша, – с бронетехникой, прорываются через северные ворота.

 

ГЛАВА I. СМЕЛОЕ РЕШЕНИЕ

 

Демократическая Республика Конго, военная база Китона, 4 августа 1998 года, 17 часов 30 минут по местному времени.

 

На плацу перед мятежным полковником Джеймсом Кабарере стояли около трех тысяч солдат, которых правительство Кабилы решило нейтрализовать, так как большинство военнослужащих дивизии были некоренные жители Конго. В правительственной директиве это называлось «принудительная переподготовка». Президент ДРК прекрасно понимал, что если он не сможет убрать из активной политической жизни бывшего Заира иностранцев, то скорей всего потеряет бразды правления. Вообще-то в Китоне содержалось более пятнадцати тысяч солдат, но после того как мы, бравые повстанцы, прилетев из Гомы в количестве ста пятидесяти рыл арестовали и расстреляли штаб дивизии, большинство «принудительно переподготавливаемых» разбежалось кто куда, остались только наиболее упертые и готовые к мятежу солдаты, в основном тутси. 

Даже не хочу рассказывать о том что здесь, в бывшем Заире, творится последнее время. Мне, Старикову Родиону Сергеевичу 1965 года рождения, отставному капитану ВС РФ, прошедшему Афган, Чечню, банкротство и «счастливую» семейную жизнь вообще непонятно как я здесь еще не спился. Наверно дело в том, что пойло меня не особо вставляет. Нет, выпить я не прочь, я же военный, но к стакану как некоторых не тянет. 

Так что же здесь происходит и что я тут делаю? Да ничего особенного, я просто примкнул к мятежу, который замутила часть военной верхушки ДРК, так как ее решили подвинуть. Как специалист подрывного дела я, по идее, прилетел в Центральную Африку (ну, «очко у жопы», не иначе, на то она и Центральная) зарабатывать баблишко, но по причине мне не известной его мне перестали платить. Хотя не только мне, всем! И что прикажете делать простому наемнику, когда в кармане у него вместо зелени ползают пустынные блохи? Правильно, бунтовать, грабить и убивать! 

Вообще в Африке много белых наемников, но в Конго они как-то не рвутся. Опасно, нестабильная оплата, постоянно находишься как на бочке с порохом. В любой момент может начаться очередной пиздец. Бывший Заир – это не страна, а скорее территория где проживают бок о бок племена ненавидящие друг друга много столетий. Вообще чернокожие постоянно срутся друг с другом, а объединить их может лишь общая ненависть к белым. Впрочем, в профессиональной среде на цвет кожи особо внимания не обращают. У наемников главное – это твои профессиональные навыки и материал из которого сделаны твои яйца. 

Заир я выбрал неслучайно. Неплохой оклад, да и французским я владел прилично. Ну а что, взяли-то меня на должность инструктора. Но дефолт правительства местных националистов внес свои коррективы. Исходя из того, что в Конго полезных ископаемых как говна, а этнический вопрос не решен, то малейшая политическая нестабильность влечет хаос и попытки интервенции со стороны зубастых соседей. 

Но самое страшное в Конго – это безвластие и хаос, что в совокупности я зову «пиздецом». Пиздец в Конго проходит не так как в России или в другой европейской стране. Пиздец по-африкански – это голод, эпидемии, этнические чистки. Здесь и в относительно спокойные времена СПИДом болело около 50 % ебабельных баб, а туберкулезом около трети всего населения, а уж во время пиздеца бациллы прямо в воздухе летают хоть ОЗК надевай. 

Если не брать бытовую составляющую жизни местных папуасов, а взять к примеру политическую сферу, то дела в Заире идут не лучше. 

По сути территориальная целостность ДРК зиждется лишь на том факте, что данную упитанную свинью все в округе хотят пустить (по кругу) на колбасу, но загвоздка лишь в том, что каждый мясник желает кусок пожирнее. 

В религиозной сфере ДРК тоже не все гладко. Официально в стране католицизм, но ебать меня в ухо, воплощается он в основном в поедании тела и отнюдь не Христова. Каннибализм и жуткие племенные обряды – это, увы, суровая реальность бывшего Заира. Мне конечно, как атеисту, глубоко насрать на религию, но когда понимаешь, что иногда мертвые встают из могил и бродят по округе роняя слюни, поневоле отбросишь прежний скепсис в отношении потустороннего мира. А вообще раньше я был добрый (шутка), но год жизни в этой клоаке доведет до срыва любого. 

Понимаешь, когда ты можешь сдохнуть в луже своего кровавого говна лишь испив стакан водички, то мир вокруг уже не кажется таким милым. 

– О чем думаешь, Руди? – прервал процесс моего самосозерцания сержант Кох. – На, холодная. 

Гюнтер протянул мне банку колы и сел рядом. 

Отхлебнув холодной шипучки я продолжил наблюдать как полковник, высокий, статный тутси, говорит своим соплеменникам как их, бедных тутси, обижают клятые хуту и местная власть. 

Мы с немцем сидели на лавке без спинки в метрах ста от разгоряченного полковника и взволнованных рядов пехоты. В тот момент, когда я понял, что открывать второй фронт мы будем не в составе дивизии, а лишь с тремя тысячами человек, плохое настроение накрыло меня окончательно. 

——————————————————————-

Вскоре мы, командиры рот и батальонов, сидели в штабе взятой нами с ходу военной базы в Китоне. Мой потертый Кольт-1911 оттягивал ремень, что меня в последнее время стало жутко раздражать. Полковник Джеймс Кабарере стоял упершись руками в стол и исподлобья глядел на нас, мятежных офицеров, которых правительство Кабилы заочно приговорило к смертной казни. Полковник смотрел то ли с вызовом, то ли с надеждой. 

– В Киншасе наши братья взялись за оружие! – полковник прочистил горло, было видно, что он немного взволнован. – Мы не можем медлить… 

После этих высокопарных слов в моей голове замелькали картины сожженных машин, горящих зданий и трупы изнасилованных женщин со вспоротыми животами. 

Все присутствующие на совещании молчали, кто-то курил. Обстановка говорила о том, что ожидания блицкрига себя не оправдали. В распоряжении у нас было слишком мало сил и средств, а точнее раз в семь меньше, чем планировалось. 

– Господин полковник, – подал голос капитан, Квабу командир отряда коммандос, – нас слишком мало! Есть вероятность растянув фронт быть отрезанными и попасть в окружение. 

– Вероятность попасть в окружение есть всегда, мы же десантники! – Кабарере поднял указательный палец вверх. – Главное, у нас есть шанс ударить в самое сердце врага, закончив войну одним ударом и мы должны его использовать. 

Слушая разговор офицеров, мне вдруг жутко захотелось пить. Эти высокопарные фразы Кабарере как-то мало вязались с тем полковником, простым как кусок заирского хлеба, которого я знал до мятежа. На глаза попалось затертое пятно крови на полу зала в котором проходило совещание и на меня стала наваливаться усталость. В ушах нарастал свист, так как последнее время мне нездоровилось на фоне постоянных нервных перегрузок и недосыпа. 

– Капитан Старк! – будто издалека услышал я и тут же почувствовал, как меня в бок толкает голландец лейтенант Бруно Петерс. 

Я встал и выпрямившись посмотрел в глаза полковнику, который неделю назад соблазнил меня легкой прогулкой по тылам правительственных сил, а теперь отправляет без поддержки бронетехники и авиации двумя ротами штурмовать столицу Конго. Кабарере поймав мой взгляд немного сменил тон. 

– Капитан Старк, – продолжил полковник, – ваша рота и рота Тайлера Джонса должны немедленно выдвинуться в направлении Киншасы и ворвавшись в город взять под контроль ключевые объекты столицы и прежде всего аэропорт, казармы коммандос и дворец правительства. Вы назначаетесь командиром сводного отряда. 

Мне сразу вспомнились слова министра обороны Паши Мерседеса о двух десантных полках, которые он произнес четыре года назад журналистам, перед тем как отправить срочников наступать на Грозный. 

Я бросил взгляд на Тайлера, наемника из Алабамы, суеверного как испанская монашка и распутного как польская проститутка. Американец криво ухмыльнувшись подмигнул мне. 

«Хули тут смешного? Мы в авангарде, тут плакать надо!» – подумал я с кислой физиономией. 

– Так точно, господин полковник! – ответил я и не дожидаясь пока полковник разрешит сел. 

– В вашем распоряжении будут все пикапы какие найдете. Действовать надо быстро. В процессе марша в боестолкновения не вступать. Ваша цель – это удержание в Киншасе ключевых объектов до прихода основных сил! – полковник устало вздохнув сел. – После брифинга сразу, сразу на марш.

——————————————————————-

– Самое главное взять Центральный банк! – бубнил то ли серьезно, то ли в шутку Тайлер, записывая что-то в блокнот. – Как его возьмем, так и свалим. 

– Куда мы, мать твою, свалим?! – меня стала забавлять непробиваемая логика американской деревенщины. – Чтобы нас съели где-нибудь на равнинах Анголы?

Я, пару раз чиркнув спичкой, прикурил папиросу и окинул взглядом окружающую нас суету. Вокруг сновали черные и реже белые бойцы несшие амуницию, которую вместе с оружием и боеприпасами спешно грузили в нестройный ряд грузовиков и английских, реже японских, пикапов вооруженных пулеметами. 

– Да и нет там ни цента! – я сплюнул с досадой. – Были бы в Киншасе деньги то поверь, нашлись бы более достойные кандидатуры первыми ворваться город. 

– Расслабься, Руди, – Тайлер посмотрел мне в глаза и хищно улыбнулся, – что-нибудь да прилипнет! Город большой, добра навалом! 

Вскоре, силами в количестве почти двухсот бойцов мы выдвинулись на Киншасу одной длинной колонной грузовиков и пикапов. Сводный отряд, командование которым Кабарере доверил мне, был неплохо вооружен, но, к сожалению, лишь легким стрелковым вооружением, ручными пулеметами и РПГ. 

«Нет ни одного ПЗРК. Налетят стервятники и нам пиздец!» – мрачная мысль посетила меня уже ни в первый раз за пять часов марша. 

– Какого хера ты приехал в эту дыру? – спросил я лейтенанта Тайлера, чтобы хоть как-нибудь абстрагироваться от тревожных мыслей. 

Мы с Джонсом ехали в командирском «Лэнд Ровере» лохматого года выпуска, который хитрожопо занял свое место в середине колонны. 

– Что? – Тайлер никак не мог привыкнуть к русским оборотам, которые я использовал в своей французской речи. 

– Какого черта ты делаешь в Заире? – я немного перефразировал вопрос. 

Всю жизнь меня учили ненавидеть американцев и вот я с одним из них еду свергать законно избранного президента очередной Лимпопо. 

– А, – оживился Тайлер, который сидя на заднем сидении начищал АКСУ маслянистой ветошью, – деньжат заработать. 

– Так у вас же в штатах вроде бы все ok с этим делом, – я поправил съехавший «Кольт», – неужели тысяча зелени в месяц может привлечь в эту черную жопу гражданина всемогущей Америки? 

Тайлер удовлетворенно подергал затвор «огрызка». 

– Ты знаешь, Руди, – Джонс достал 92 Беретту и, сняв затвор принялся чистить пистолет, – в моем городке минимальная оплата труда составляет шесть баксов в час! — лейтенант недовольно сплюнул в приоткрытое окно. – На работу берут в первую очередь женщин, нигеров и гомосексуалистов, – продолжал недовольно ворчать Тайлер, – а белому парню что делать? 

Лейтенант отвернулся в окно и замолчал. 

– Ну а в армию почему не пошел? – не унимался я. – Пару тысяч в месяц имел бы чистыми. 

– Я свободу люблю, – Джонс чиркнул зажигалкой и прикурил сигарету без фильтра, – баб люблю, стрелять люблю, – Тайлер загибал пальцы, – деньги для меня не главное, для меня главное – большие деньги! 

Я понимающе кивнул. Заир давно обогнал все страны по количеству изнасилований на душу населения. 

– Да еще надеюсь добраться до Кисагами! – лейтенант откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. 

– Алмазы, – понимающе кивнул я, – каждый наемник мечтает запустить руку в алмазные копи Заира. 

– Я не каждый, – раздраженно огрызнулся Тайлер, не открывая глаз, – у меня обязательно получится! 

– Если из Киншасы живыми выберемся… – резонно заметил я. 

– Не волнуйся, Руди, – машину немного качнуло и пепел упал на его потную зеленую рубашку, – они стрелять не умеют ни черта! У нас в Алабаме школьник оружием лучше владеет чем эти. – Джонс презрительно махнул рукой в сторону нашего водилы. – Будем на месте, трахнем в зад всех ублюдков и озолотимся! – лейтенант выбросил окурок в окно и достав флягу с местным пойлом протянул ее мне. 

Мы пригубили из фляжки Тайлера не то спирт, не то самогон. 

– А ты, капитан, – начал он череду интересовавших уже его вопросов, – зачем ты здесь? 

Колонна вдруг остановилась. К нашему «Лэнд Роверу» подбежал взволнованный и потный Джеро Кгози, рядовой из тутси, который был со мной еще в Гоме. 

– Господин капитан, – гортанно затараторил в мое открытое окно рядовой, – пикап нашего дозора обстреляли! 

Мы с Тайлером переглянулись. 

– Потери есть? – поинтересовался я, – Противник уничтожен? 

– Никак нет, – рядовой переступил с ноги на ногу, – противник скрылся на автомобилях в направлении поселения вправо от дороги. Глаза рядового сверкнули. 

– Деревня по всей видимости населена хуту! – чуть помедлив, добавил он. 

Я всегда полагал, что нельзя оставлять вооруженного противника у себя за спиной, предварительно не уничтожив его. Этому правилу меня научила Первая чеченская и решение было принято быстро. 

– Внимание всем, это первый! – быстро объявил я по рации. – Сержанты и офицеры ко мне.

ГЛАВА II. ХУТУ

 

– Пустите, виииии, – визжала голая исцарапанная белая девушка лет 25–30 из миссии Красного Креста (недалеко горел джип с их логотипом), – аааааа, крхл. 

Стрелок тутси, в запачканной кровью и в пропитанной насквозь потом зеленой гимнастерке сжал «Снегурочке» горло и стал пристраивать свой член ей в промежность. Трое других бойцов повстанческой армии держали ее ноги и руки. 

Я только что въехал в поселок, жители которого опрометчиво решили атаковать одинокий джип и попали на все что у них было. Ну правильно, кто же мог предполагать, что атакованный пикап – это дозор колонны вооруженных до зубов боевиков тутси в количестве почти двух сотен головорезов. 

Как только поселок был окружен и обстрелян из гранатометов (вот не пойму, зачем на людей снаряды тратить, бред какой-то) Тайлер с улюлюканьем свалил на пикапе стрелять черных дикарей. Я же в свою очередь отдал приказ водиле-ординарцу в пекло не соваться, а быстренько приготовить мне кофейку и устроившись поудобней с сигареткой у окна я стал наблюдать за избиением деревни где проживали, а возможно гостили незадачливые разбойники племени хуту. 

Вы наверно спросите меня: «Почему же Вы, господин капитан не возьмете в руки свой верный АК и не пойдете бок о бок со своими товарищами в бой?». На что я вам, уважаемые, отвечу так: «Нет у меня верного АК, вернее есть (лежит у моего ординарца, почищенный и смазанный), но я предпочитаю руководить боем попивая кофеек (хотя такое везение выпадает нечасто). В отряде и без меня найдутся стрелки. В конце концов я почти комбат и не пристало мне бегать по джунглям кверху яйцами. Там и убить могут, причем свои. Сами понимаете, дружественный огонь – он, сука, такой». 

Сотрудница миссии вырвала шею из захвата моего бойца и стала усиленно дергать своим очень соблазнительным тазом, мешая черному клинку войти в ее розовые ножны. Из-за таких, я бы сказал феминистических телодвижений черный солдат все никак не мог продырявить дергающуюся промежность европейки своим черным членом. Снегурочка то и дело выгибалась, сверкая аккуратно стриженым каштановым лобком. 

– Аааааа, виииииииии! – опять завизжала европейка, по выговору я сделал вывод что она француженка или бельгийка. 

Стрелок-насильник в конце концов психанул и уже замахнулся кулаком на никак не желающую испить с ним чашу пламенной африканской страсти блондинку. 

– Отставить! – я вышел из «Лэнд Ровера» с кружкой арабики, при этом дверь мне уважительно открыл рядовой тутси Спич Руно, мой ординарец, с которым мы были знакомы еще в Бандунду, когда я там преподавал. – Я сказал отставить, рядовой! 

Боец проигнорировал приказ, сами понимаете, не каждый день простому африканскому парню удается уговорить белую девчушку на интим. В итоге я быстро плеснул половину кружки горячего кофе ему на черные ягодицы. 

Блондинка и африканский абьюзер заорали вместе, но не от экстаза, а от ожога. Часть кипятка попала блондинке на бедро, которое сразу покраснело. Тутси так и не засадил черного гуся в белую пещеру. 

– Смирно, дети шлюх! – гаркнул я, передавая пустую кружку ординарцу. 

Четверо стрелков вскочили и встали по стойке смирно, причем один тщетно пытался натянуть спадающие штаны. 

Блондинка свернулась калачиком, пытаясь прикрыть свои мясные прелести (которые были не менее чем второго размера) и тихо заскулила. 

«Вот сколько раз я замечал, что если у бабы стройные ноги, то обязательно будут маленькие сиськи. И наоборот, если сиськи приличные, то особь будет иметь жирную сраку и толстые, а то и короткие, кривые ноги. Мда…, печально!» – не к месту подумалось мне. 

– Немедленно приступить к зачистке деревни! Казановы, блять! – гаркнул я на четырех африканских мушкетеров, которых угораздило потерять такую соблазнительную Констанцию. – Кру-гом! – скомандовал я бойцам. 

Когда они, похватав оружие, легкой трусцой убыли воевать за великий Тутсиленд «от моря, до моря», я переключил внимание на свою вновь приобретенную ППЖ (устал я уже негритянок трахать). 

– Накрой её чем-нибудь, – обратился я к Руно, – и проводи в машину. 

У моего адъютанта, когда он провожал трясущуюся мадемуазель, стало идти обильное слюноотделение и бугриться промежность. 

– Руно, смотри мне! – я поднял палец вверх. – Белых тоже к ней не подпускать, особенно Тайлера. 

Спич Руно поджал толстые губы и кивнув, увел белую женщину в мою машину. 

«Тяжелый, сука» – поправил я свой пистолет и уже с хорошим настроением направился вглубь горящей деревни, краем глаза отметив три трупа белых мужчин и разбитую вдребезги кинокамеру. 

В деревне, населенной хуту, творился сущий ад. Горели жалкие лачуги, тут и там валялись окровавленные трупы. Слева на ограде виднелась отрубленная голова седого старика. Отовсюду раздавались крики ужаса и нечеловеческих страданий. Отвратительно пахло кровью и смертью. Неподалеку я заметил, что один боец, придавив к земле молодую негритянку, жестоко ее насиловал. Жертва даже не кричала, а просто максимально раздвинула ноги и закрыла лицо руками. Она терпела, надеясь что ее не убьют. 

«Мясники долбанные!» – меня стала раздражать такая слабая дисциплина моих головорезов. Хотя, чего ждать от тутси, когда им выпала такая удача в виде мести за руандийский геноцид. 

– Внимание всем офицерам и сержантам, это Старк! – я стал громко передавать директиву в радиостанцию. – Прекратить убийство безоружных жителей! Приказываю всех согнать на центральную площадь! 

Я достал сигарету и прикурив от горящей головешки направился к крепкой, начавшей гореть хижине из которой раздавались душераздирающие вопли. Ее дверь была закрыта на засов, по всей видимости, туда загнали местных папуасов с целью приготовить мясо, следуя местным кулинарным традициям. 

«Животные, еб вашу мать!» – я, кряхтя, отодвинул придавленный к скобам засов, так как будущее жаркое пыталось, по-видимому, выломать или выдавить дверь, впрочем, не слишком успешно. Дверь распахнулась и вместе с дымом, утробно кашляя до рвотных позывов стали выползать женщины с грудными детьми, обмотанными в грязные лохмотья и малолетки. Одна негритянка лет двадцати или сорока (хер их поймешь) вдруг перестала хрипеть и как-то странно посмотрела в мою сторону. Тут же, почувствовав недоброе я обернулся. В метрах тридцати я увидел бегущего на меня чернокожего с мачете. Его глаза были на выкате, а лицо было одной сплошной гримасой боли и ярости. 

«Ну, еще бы, блять, весь твой мирок накрылся пиздой!» – промелькнуло в моей голове, когда я доставал «Кольт». 

– Брось оружие, обезьяна! – крикнул я ему, когда его силуэт был у меня на мушке. 

Хуту с мачете никак не отреагировал на мои замечания о бесполезности ножа там, где идет перестрелка и продолжал свою самоубийственную атаку. Он приподнял вверх тесак, который, смею вас заверить, оставляет страшные раны. 

«Он хочет отрубить мне голову… вот скотина…» – пролетела в голове мысль. 

Раздался выстрел. Пистолет в моей руке резко дернулся. Пуля 45 калибра влетела любителю бегать со свинорезом точно в середину костлявой груди. Негра швырнуло оземь, а мачете выпал из его руки и воткнулся в рыхлую землю. В глаза мне бросилась жуткая рана в грудине задохлика. Из нее хлынула кровь, резко контрастирующая с черной кожей африканца. За это я и любил своего американского малыша, он легко может остановить любого агрессора. 

«Готов…» – устало подумал я. 

От недосыпа я не ощущал почти никаких эмоций, кроме досады на отсутствие порядка в моем отряде. Последние пару суток мои нервы были настолько расшатаны, что в конце концов я забил на все и был как бы вне ситуации. Я стал словно копией самого себя. Копией сделанной блеклыми красками на дешевой бумаге. 

– Господин капитан, – раздался из-за спины голос рядового Джеро Кгози, – с Вами все в порядке? 

– И этих тоже на площадь! – не обращая внимание на вопрос бойца, я показал стволом пистолета на группу гражданских, которые по счастливой случайности избежали участи сгореть заживо. 

– Слушаюсь! – вяло отозвался рядовой и стал прикладом и пинками поднимать погорельцев. 

Я понимаю, что нормальные люди воспримут резню мирных жителей в негативном аспекте. Но поймите меня правильно, я не могу отвечать за сохранность всего окружающего мира. Как командир я обязан обеспечить безопасность своих людей и выполнение задачи поставленной моему подразделению. А если мы будем отступать, понеся потери (что вполне вероятно) по этой же дороге? Так что тотальная зачистка и уничтожение любых очагов сопротивления – это обязанность любого командира. Что тут поделаешь, это война. 

Вскоре я уже сидел на раскладном стуле (его мне услужливо притащил мой «Пятница») положив ногу на ногу. Спич Руно сам вызвался в мои адъютанты, так как считал, что негоже такому уважаемому человеку как я мучиться бытовыми проблемами. За это он имел поблажки, то есть в бой не ходил, но часть добычи перепадала. Забавно, он хоть и тутси, а хитрый как еврей. Ну да бес с ним. 

Солнце было уже в зените и я, прикрывшись полевой шляпой от ярких лучей, задумчиво курил крепкую сигарету. Да-да, я люблю комфорт и всегда, если есть возможность, беру с собой вещи способные скрасить унылую африканскую нищету. На машине же. 

Спич Руно, мой ординарец, подал мне кружку полную горячей арабики и я, попивая бодрящий напиток через затяг горькой сигареты, смотрел на старосту деревни. Старейшина сидел на коленях, склонив окровавленную седую голову, в двух метрах от меня и ждал то ли смерти, то ли новых издевательств. К слову, главу местной общины мои бойцы успели отхерачить до кровавого поноса и чуть не порезали на ремни. Зато жив… пока. 

– Зря ты так, Старк! – ворчал сидя на грязном капоте внедорожника Тайлер Джонс. – Парни покуражиться хотели, это же хуту! 

– Всех собрали, капитан! – энергично прокартавил сержант Арман Деко. – Но половину поселка наши орлы уже отправили к деве Марии…

Сержант глядел по сторонам в поисках поджопника для своей французской задницы и найдя какое-то полено присел вместе с нами. 

– Да все правильно Руди сказал! – вмешался в разговор подошедший к нам сержант Кох. – Сил уже нет смотреть на это дерьмо.

Немец посмотрел в салон «Лэнд Ровера» и увидев блондинку постучал ей в окно стволом пистолета, одновременно улыбаясь как майская параша. 

– Отставить, сержант! – недовольно буркнул я. – Это член миссии Красного Креста. 

– Ага, знаю я, что за член ей светит… – заворчал немец, но тем не менее отошел от тачки и без формальностей лег на траву, с интересом посматривая на толпу пленных хуту, которых согнали к большому Эбеновому дереву, которое было черным как кузбасский уголь. 

Пленных хуту, избитых, обожженных, раненых и изнасилованных гнали и гнали на площадь. Последнюю группу бедолаг привели стрелки лейтенанта Энцо Баарда и наконец бельгиец смог присоединиться к белому клубу избранных, которые расположились рядом со мной. 

– Ты как Юлий Цезарь у стен Алезии! – подъебнул меня лейтенант. 

Баард, вальяжно подойдя к нам, «дал краба» Тайлеру, а затем подпрыгнув устроился на капоте немного подвинув американца, который то и дело пытался разглядеть сквозь лобовое стекло мою блондинистую пленницу. 

Должен отметить, что если бы не белые командиры, то многие хуту так бы и сгорели, были бы застрелены, расчленены, забиты прикладами, повешены, нужное подчеркнуть. Я вообще искренне полагаю, что крах колониальной политики в Африке – это величайшее зло для местных аборигенов. Они никогда не смогут наладить у себя цивилизованную жизнь, так как слишком сильно ненавидят друг друга. Местные негрилы ни за что не будут подчиняться черному президенту из другого племени, а белому будут, так как он чужой и ему фиолетово на местные терки-разборки. 

– Желаешь ли ты, – обратился я к старейшине, – чтобы твои люди жили? 

Старик оживился. В его взгляде сверкнула надежда и недоверие одновременно. 

– Что я должен сделать, белый человек? – хрипло спросил староста. 

– Моим людям нужны деньги, драгоценности, алмазы, любые другие ценности! – я бросил окурок и затушив его каблуком отдал пустую кружку Спичу. 

Старик печально улыбнулся и посмотрел мне в глаза. В его взгляде была такая неописуемая тоска, которую может испытать только тот, кто видел смерть своих близких. Наверно так и было. Возможно старик потерял сына или дочь, а может внуков. 

– А где гарантии, – старик сглотнул и его острый кадык дернулся, – что вы не продолжите то что начали? 

– Даю слово, больше в деревне никто не падет от руки моих солдат и не будет ими изнасилован, – четко, по слогам произнес я, – или вы все будете убиты… 

Старик опустил голову и задумался на несколько минут. 

– Как тебя зовут, белый? – спросил, наконец, глава общины. – Я хочу знать твое имя. 

«Ага, блять, чтоб Красному Кресту настучать… да и хер с тобой!» – мелькнула мысль. 

– Мое имя Руди Старк! – с вызовом ответил я. – И я всегда держу свое слово! 

Старик ненадолго задумался. 

– Я отдам тебе все, командир Старк, – он сжал челюсти и злость сверкнула в его глазах, – но если ты меня обманешь, я приду за тобой даже из могилы!

 

ГЛАВА III. РАСПРАВА

 

– Капрал! – я окликнул стрелка Идауу Бузибу, который однако не услышал меня и продолжал грызть ногти на грязных пальцах, смотря на экзекуцию хуту глазами философа. 

«Он наверно и на ногах грызет. Как же они меня заебали!» – с раздражением подумал я. 

– Бузиба, твою мать! – я еще раз попытался докричаться до своего подчиненного. 

Капрал наконец услышал своего начальника и вскочив подошел ко мне. Он встал почтительно наклонившись, чтобы лучше слышать мой очередной приказ. 

– Идауу, – я строго посмотрел на него, – хочешь смешную историю? 

Бузибе стало неловко и он переступил с ноги на ногу. 

Белые командиры и мой ординарец замолчали, предвкушая очередное шоу. Не дождавшись согласия подчиненного я начал травить байку. 

– В общем, мать делает сыну следующее замечание, – я сделал намеренно тонкий голос, – Шарль, не грызи ногти. Шарль, не грызи ногти на ногах. Шарль, не грызи ногти на ногах у дедушки. Шарль, Шарль шалун, отойди пожалуйста от гроба. 

Как только я рассказал шутку, белые командиры заулыбались, а сержант Кох заржал как конь. Я же схватил капрала за грудки одной рукой и притянул его испуганное лицо к себе. 

– Прекрати грызть ногти! – раздраженно сказал я ему. – Обдрищишься и сдохнешь! 

После я оттолкнул опешившего от наезда младшего командира. 

После небольшой паузы я приступил уже к деловому общению, не забыв, кстати, взять сандвич с ветчиной и сыром, который дал мне мой ординарец (он всем белым приготовил бутерброд, даже белобрысой, которая, однако, жрать отказалась). 

– Капрал, – начал отчитывать я своего черного подчиненного, – какого черта тот стрелок потащил ребенка к плахе, – я показал сандвичем в сторону лобного места, с которого раздавались удары мачете и крики боли. 

Бузиба на мгновение задумался наморщив лоб. 

– Господин капитан, вы же сами сказали, – зашевелил он своими толстыми губами и еще больше ссутулился, – всем мужчинам отрубить на руках указательный и средний пальцы. 

– Ок, записывай! – справившись, наконец, с сандвичем и вытирая жирные руки носовым платком, я стал диктовать Бузибе приказ. – Я, капитан Старк, приказываю личному составу отряда, – диктовал я директиву, а мой капрал, морща лоб, старательно писал карандашом в замусоленном блокноте, – считать мужчинами лишь тех обладателей пениса, которые превышают в высоту два АК, со сложенным прикладом и без штыка. 

Бузиба, записав, уставился на меня, ожидая новых указаний. 

– Ну чего ты ждешь, – у черного дерева раздался свист и мальчишка лет пяти дико завизжал, так как лишился двух пальцев на правой руке, – иди и зачитай пыточной команде мой приказ!

Бузиба нехотя развернулся и вразвалочку поплелся к месту экзекуции. 

– Бегом! – крикнул я ленивому тутси, не желавшему поднять свою задницу ради детенышей из племени своих ненавистных врагов. 

– Старк, да на хер тебе сдались эти черные малолетние ублюдки? – раздался голос Тайлера. – Староста же камни нам уже отдал! 

– Руди, – вмешался в разговор лейтенант Энцо Баард, выполнявший у меня роль заместителя по тылу, – если все оценить, то примерно каждому стрелку перепадет баксов по 50-100. 

– Старк, – заговорил удивленный Тайлер, показывая на сновавших повсюду бойцов, – ты с ними еще и добычей делишься?! 

Я, не торопясь отвечать на вопрос американца, встал и с удовольствием размял спину и шею. 

– Да, делюсь! – наконец соизволил ответить я на вопрос алабамского реднека, который начал уже потихоньку наглеть. Гопник хули. 

– Мы всю добычу кладем в общую кассу, – начал объяснять я, положив руки на ремень разгрузки, – и если пехотинцу перепадает 100 баксов, то капралу 150, сержанту 200, лейтенанту 300. 

Тайлер присвистнул. 

– Ну, а тебе что полагается? – не унимался лейтенант Джонс. 

– Мне 400, – посмотрев в глаза ухмыляющемуся Тайлеру, продолжил я, но уже казенным тоном, – и пока ты в моем отряде ты будешь соблюдать мои правила. 

Тайлер долго не отводил взгляд. 

– Ок, русский, – сдался, наконец, лейтенант Джонс, – как скажешь. 

– Тайлер, – позвал я американца, который направился, было, к моему «Лэнд Роверу», – поставь два пикапа со своими бойцами в авангард. 

– Ок, босс! – ответил лейтенант Джонс, тем не менее, пытаясь открыть заднюю дверь моей машины. 

– Лейтенант, – я в очередной раз перешел на казенный тон, – приказываю тебе их возглавить. 

– Сэр, – не скрывая своего раздражения, ответил американец, – да, сэр!

Джонс еще раз посмотрел на сидящую на заднем сидении моего пикапа белокурую пленницу и сплюнув ушел, поднимая желтую пыль. 

Через несколько минут вся наша колонна двинулась в направлении Киншасы, до которой оставалось не более ста километров. 

Как только мы отъехали от деревни на пару миль, я приступил к действительно важным делам. 

– Сними это! – приказал я, указав на плед, в который была укутана бельгийка. 

– Зачем? – спросила она, посмотрев мне в глаза. 

Ее высокие скулы побледнели, а синие, как Индийский океан, глаза наполнились слезами. 

Я молча достал «Кольт». 

Блондинка всхлипнула и очень медленно стала опускать шерстяную ткань с плеч. Моему взору открылись белые груди с красивыми розовыми сосками. Исцарапанное тело бельгийки била дрожь. Я ее понимаю. Совсем недавно ее коллег из миссии убили черные головорезы, а ее саму пытались отодрать во все дыхательные и пихательные пути четверо моих черных ребят. Теперь она сидит практически голая в машине командира зондер команды, которая выжгла целую деревню. Приятного мало, хотя я знал некоторых женщин, которым бы понравился подобный расклад. 

Тем временем бельгийка скинула плед и с вызовом посмотрела мне в глаза. 

Я начал внимательно изучать ее сверху вниз. Тонкая длинная шея, спортивная трапеция, в меру мускулистые руки с изящными запястьями, сочная грудь, чуть пухлый живот и аппетитные бедра. 

«Вот тебе и подарок… перед смертью…» – невесело подумал я, вспомнив о цели, которую поставил перед моим отрядом полковник Кабарере. 

Вдруг в глаза мне бросилось родимое пятно в виде креста на талии бельгийки. 

«Как у моей дочери…» – подумалось мне. Мое сердце сжалось до боли. 

– Одевайся. – тихо сказал я обескураженной блондинке, поймав удивленный взгляд моего ординарца, который управлял командирским пикапом. 

Засунув потертый пистолет в темно-рыжую открытую кобуру, я достал сигарету, прикурил и отвернувшись задумался. 

——————————————————————-

Десять, а может больше духов лежали на небольшом каменистом плато. Здесь был их лагерь, из которого они делали вылазки на наши колонны с топливом и продовольствием. Многие из них были убиты, а некоторые серьезно ранены. 

– Оружие собрали? – спросил командир разведгруппы старлей Храмцов у одного из наших. 

– Да, командир, все собрали, – ответил младший сержант Алексеев, – даже Стингер один есть. 

Алексеев довольно заулыбался. 

– Уходим! – скомандовал Храмцов и я отметил, что его лицо перекосила судорога. 

Мы неделю рыскали по горам и макароны на ужин определенно нам не помешали бы. 

– Старый, – Храмцов махнул автоматом в сторону раненых духов, – кончай подранков и бегом за нами. 

– Есть! – я достал из-за спины АК. 

Выстрел. Гильза с каким-то лаконичным и в то же время жалобным звуком брякнула о камни. Еще выстрел. Тело раненого душмана дернулось, он засучил ногами, обутыми в грязные стоптанные мокасины. Хрип. Еще выстрел. Еще. Еще. Я шел как карающий Бог смерти и добивал тех, кто никогда не щадил шурави, ни раненых, ни живых. Еще выстрел. Кровь из артерии убитого мной духа брызнула на мои кроссовки. Она смешалась с пылью став бурой массой. Еще выстрел. Тюрбан слетел с головы афганца, раскидав осколки черепа и мозга по камням. Дух оскалил рот и показал желтые зубы. 

Моя группа спустилась по склону и почти скрылась из виду. Остался последний дух. Ему начисто снесло пятку, а его рукав был весь в крови. Он был последним. Направив ствол автомата духу в лицо, я нажал на спуск. Щелчок. Боеприпасы в магазине кончились. Моя разведгруппа уже совсем скрылась из виду. Был слышен лишь тихий шелест армейских каблуков о пыльные камни. Я достал полный магазин и отщелкнув патрон бросил его на грудь молодого парня, которого я уже не хотел убивать. 

Поймав его удивленный взгляд, я поднял вверх ствол автомата и выстрелил в вечернее афганское небо. 

– Не хулигань больше! – подмигнув, сказал я ему. 

Молодой дух схватил патрон и прижал его к груди. Он неотрывно смотрел на меня, будто не веря, что уже не умрет сегодня. Время как будто замедлилось для меня и чуть было не отправившегося в райские кущи молодого душмана. Собравшись с мыслями, я закинул автомат за спину и повернулся в сторону уходящей разведгруппы… 

Я осознал, что за мной, в метрах десяти стоял мой командир. Встретившись глазами с Храмцовым, я понял, что он все видел и по всей видимости слышал. Не знаю зачем он вернулся… 

– Я недостаточно красива для тебя? – крикнул он мне каким-то не своим голосом. 

В моих ушах раздался свист. 

——————————————————————-

– Я недостаточно красива для тебя?! – обиженно крикнула бельгийка. 

Она сидела, поджав губы как ребенок, которому обещали конфетку, но обманули. 

Ничего не ответив на демарш блондинки, я потряс головой и посмотрел в окно. Вокруг все цвело, как в райских садах. Природа бывшего Заира просто великолепна. 

– Руно, – обратился я к ординарцу, который выпятив нижнюю губу, сосредоточенно управлял командирской колымагой, – коньяк есть?

 

ГЛАВА IV. НАЧАЛО ШТУРМА

 

Трассеры разрывали вечерний воздух пригорода столицы ДРК. Головной пикап моей колонны, потеряв колеса лежал на дороге и напоминал скорее кучу металлолома, чем утилитарный японский авто. В воздухе отчетливо ощущался запах паленого мяса. На дороге распласталось несколько трупов моих солдат. Было очевидно, что нам не повезло и мы нарвались на заслон. 

Час назад, на военном совете, я принял решение войти в Киншасу с трех сторон. Лейтенанту Тайлеру с шестью десятками стрелков выпал жребий пробиваться к казармам коммандос и взять их под контроль. Бельгиец Энцо с таким же количеством отборных бойцов должен был обойти столицу ДРК и атаковав ее с востока захватить международный аэропорт Нджили. Десять надежных людей, в том числе и своего адъютанта Руно, я оставил в обозе. Так, на всякий случай. Оставшиеся повстанцы, коих насчитывалось около полусотни, вместе со мной стали прорываться к дворцу Правительства для его последующего удержания до прихода основных сил полковника Кабарере. 

– Вставайте, мать вашу! – орал я, пиная вжавшихся в придорожную канаву стрелков тутси. 

Одна пуля свистнула у меня над головой, а другая ударила в переднее колесо рядом стоящего пикапа. Раздался звонкий хлопок. 

Что есть силы я пнул приникшего к вонючей грязи стрелка. 

– Бегом! – орал я, показывая пальцем в сторону застройки, которую обрамляла буйная африканская растительность. – Будете лежать, все умрете!

Стрелявший с пулемета, закрепленного в кузове пикапа боец, вскрикнул и выпал из кузова, обливаясь кровью. Тут же на его место встал сержант Кох, 25-летний бесшабашный авантюрист. 

Он что-то стал кричать на немецком языке, одновременно посылая очередь за очередью в направление противника, который был от нас примерно в метрах двухстах. 

– Деко, – крикнул я французу, который вел огонь из автомата, прикрывшись открытой водительской дверью серого ржавого пикапа с кенгурятником, – уберите это говно!

Я со злостью показал на преградивший нашей колонне уничтоженный пикап. Арман кивнул и забравшись на место водителя, включил передачу. Подъехав к горящим обломкам начиненным мертвечиной, он стал толкать преграду. Со зловещим свистом над нами пролетел снаряд РПГ. 

«Блять, так и знал, что нас ждут!» – проскочила мысль. 

Тем временем, мои бойцы пришли в себя и видя, как командир ходит в полный рост пытаясь поднять их в атаку, стали вставать и короткими перебежками приближаться к позициям правительственных войск. Всюду слышался треск выстрелов, а слева от меня пикап, которым управлял француз, надсадно рыча, уже почти столкнул горящую машину в кювет. Достав из-за спины АКС я ломанулся вперед по грязи, то и дело поскальзываясь. Рядом бежали, падали и опять вставали мои черные бойцы. По дороге двигались пикапы прикрывая нас огнем из пулеметов. 

«Опять городские бои, вот же сука!» – думал я прикидывая, как нам будет не сладко, если каждый квартал нам придется чистить следуя к правительственному комплексу. На городские бои после Первой чеченской у меня была стойкая аллергия. Но здесь должно быть легче, так как столица глубоко в тылу и нет эшелонированной обороны как в Грозном. 

До зарослей оставалось метров пятьдесят, когда я увидел пулеметный расчет. Приметив рядового с РПГ, я показал ему цель. Рядовой Джеро Кгози, быстро обернувшись, тут же присев на одно колено выстрелил. Спустя мгновение снаряд ударил в ствол стоящего рядом с пулеметным расчетом баобаба. Раздался взрыв. Полетели щепки, а ствол экваториального дерева, начиная с середины, затрещал и рухнул на пулемет и оглушенных военных ДРК. 

Я и человек двадцать пробежали мимо трех мертвых военных и покореженного деревом ПК стали все как один стрелять в дюжину убегающих от нас гвардейцев. Их грузовик горел. Один за одним отступающие падали, мало кто ушел. Мы никого в плен брать не планировали. 

«Ну, вот мы и в городе!» – подумал я и обернувшись увидел, как на окраину столицы въезжает наша колонна.

Вскоре мы уже двигались по-европейски широкому проспекту, который был назван незамысловатым и легким в произношении именем Мбаза-Нгуну, в направлении правительственного комплекса. Вокруг царил хаос и поистине африканский бардак, который всюду сопровождает гражданские волнения и мятежи. Витрины магазинов были разбиты, тут и там горели перевернутые автомобили. Изредка попадались трупы гражданских. Тот заслон, с которым мы столкнулись, был случайностью. Это был взвод гвардейцев Кабилы отозванный с ближайшей военной части. Бойцы нацгвардии, по-видимому, должны были усилить охрану правительственного здания, но они заметили нас и открыли огонь, который стоил моему отряду одного пикапа и двенадцати человек из которых семь были тяжело ранены. Их я отправил в обоз на двух пикапах в сопровождении двух легкораненых стрелков, которых посадил за руль. Вследствие этой гуманности мой отряд теперь составлял четыре пикапа, один из которых был вооружен ПК, а остальные старыми и проверенными НСВ «Утес» и сорока бойцами средней подготовки, но неплохо мотивированными. Радовало то, что инцидент на окраине позволил нам уничтожить подмогу из двух десятков гвардейцев, которая могла стать для нас головной болью, в случае если бы они закрепились в доме правительства или ударили в тыл нам или отряду Тайлера. Мало того, очень радовал тот факт, что ни один из моих младших командиров не пострадал. Наоборот, парни показали себя хладнокровными и исполнительными бойцами. Бретонец Арман Деко, баварец Гюнтер Кох, тутси Идауу, мать его, Бузиба, можно сказать, обеспечили победу в первом раунде. Ну что же, в любом случае он на сегодня не последний. Сами понимаете, я не тот, кто верит в чудеса. 

В столице ДРК никто не ждал вооруженных мятежников, зато все те немногие силовики с трудом пытались подавить гражданские беспорядки, которые были вызваны восставшими тутси. Бывших скотоводов, элиту бельгийской Руанды и по совместительству активных холуев белого колониализма, поперли с государственной службы в ДРК. Как только Кабила пришел к власти, пользуясь поддержкой руандийских мигрантов тутси, он вдруг решил стать махровым националистом. Да-да, поперли не только тех тутси, которые служили в армии, но и простых клерков. Чем думал пидр Кабила (не уверен, что он был гомосексуалист, просто как русский человек я всех, чье поведение мне не нравится, называю пидарасами) мне неведомо, наверно сугубо черной жопой. Хотя, если он решил сделать ставку на нелояльных Руанде хуту, то тогда его план мне вполне ясен. Но если все хуту, которых примерно в десять раз больше чем тутси, безоговорочно поддержат Кабилу – то нам пиздец, так как данная народность ненавидит тутси настолько, насколько плебеи ненавидели презирающих их римских патрициев. 

Мои предки тоже в свое время бежали из охваченного революцией Петрограда, но не срослось. Моего деда по отцу, князя Старицкого Михаила Романовича задержали, избили, ограбили и как контру хотели шлепнуть тут же вместе с женой. Дед не любил об этом вспоминать, но моей бабке пришлось ублажать чекиста. Только после того как она выкупила жизнь своего мужа ценой своей чести, деда отправили в Сибирь, а потом и на Дальний Восток. Что интересно, тот большевистский членосос, по происхождению какой-то профессиональный революционер, хотел жениться на моей бабке, но она от него сбежала и найдя своего мужа стала опять с ним жить. В 1924 году, через пять лет после переезда на границу с Маньчжурией, у семьи Стариковых (пришлось поменять фамилию) родился сын Сергей – мой отец. 

– Господин капитан, – заорал капрал Бузиба и подбежав ко мне, взволнованно стал докладывать обстановку, так как он был командиром пешего авангарда из пяти стрелков, – господин капитан, – капрал тяжело дышал, так как пробежал пятьдесят метров секунд за семь, – направо, в сорока ярдах от этого перекрестка толпа гражданских штурмует какое-то административное здание! 

Бузиба вытер пот с лица грязно-зеленым беретом. 

– Там полиция пытается их разогнать с помощью газа и дубинок… – зашлепал толстыми губами капрал. 

– Отлично! – я улыбнулся и прикурил сигарету. – Поздравляю, капрал, это твои безработные соплеменники штурмуют дом Правительства. 

Созвав командный состав, я кратко объяснил ситуацию. 

«У местных ментов срака лопнет, когда на помощь безоружным голодранцам придет помощь из четырех десятков стрелков с пулеметами и РПГ!» – пришла, будто из позвоночника приятная мысль. 

Через несколько минут мы уже пробивались через агрессивную толпу надев противогазы, так как в воздухе витали облака слезоточивого газа. Мои бойцы-мятежники работали прикладами, кулаками, пинали ногами людскую массу, преградившую нам путь. Другого способа пробиться к полицейским кордонам у нас не было. Протестующие, когда замечали символику мятежников тутси быстро забывали болезненные удары, которые мы им наносили чтобы подойти и открыть огонь по силовикам. Нужно было сделать это на короткой дистанции, так как полиция и гвардейцы на ответку не поскупятся. 

Бузиба, протискивающийся рядом со мной, махая руками и жестами пытался дать понять гражданским, что нужно убираться и поскорее. 

Всем конечно было плевать, так как видя вооруженную подмогу, митингующие только усиливали натиск. Раздались первые выстрелы. Мне стало ясно, что полиции и гвардейцам уже надоело действовать по канонам демократии. Люди подались назад и побежали. 

Ближайшим бойцам, которые силились удержаться на месте, как валуны в быстром потоке, я показал жестом, что пора. 

Выдернув кольцо, я со всей силы швырнул РГД-5. 

«Лишь бы «эфку» с РГД не перепутали, дебилы!» – пронеслась мысль в моей голове вместе с улетающим металлическим комочком чьей-то скорой гибели или увечья. 

Через несколько секунд раздалась серия взрывов в полицейских шеренгах, охранявших здание Правительства ДРК. Вверх подлетело тело без ног в полицейской форме и с длинной деревянной палкой в руке. Полетели брызги стекол и штукатурки. Кто-то дико закричал от боли и шока. Тут же, в метрах пяти от меня, раздался взрыв. В бок меня толкнуло изувеченное тело митингующего. Случилось худшее. Граната упала под ноги моему бойцу и сдетонировала. По-видимому, в момент броска его опрокинули в толпе. Люди дико завопили и побежали прочь от здания. Повсюду появились какие-то окровавленные куски одежды и частей тел. Стали видны раненые и убитые, лежавшие в кровавых лужах и собственных кишках, отвратительного синюшного цвета. 

«Твою же мать…» – только и подумал я, перед тем как ринуться в атаку. 

Нам нужно было воспользоваться ситуацией, так как со здания уже начали стрелять по толпе. Мы же на бегу открыли огонь по отступающей полиции и по окнам, где могли находиться огневые точки противника. Мой отряд стал похож на камень брошенный в воду и от которого пошли человеческие волны вопящей биомассы. 

В метрах трех от меня появился гвардеец, который хладнокровно расстреливал одиночными убегающих гражданских тутси. Не целясь, с бедра, я нажал на спуск дав короткую очередь. Пули, выпущенные из АКС, попали ему в лицо и горло. Красный берет слетел вместе с брызгами крови. Мои солдаты, тем временем, также открыли огонь по защитникам здания. Силовики стали отступать. Они падали, пытаясь забежать в здание, у входа в которое образовался затор из отступающих полицейских и гвардейцев. Мы стреляли, пока у входа не образовалась гора трупов в три слоя. Раздался выстрел из РПГ и снаряд, прошипев, вклинился в группу силовиков у входа. Прозвучал отвратительный звук раздираемой в куски человеческой плоти. В разные стороны полетели части тел, а мимо меня прокатилась черная исковерканная человеческая голова. 

Я сорвал противогаз, который был липким от крови, как и весь мой камуфляж. 

– Бегом! – что есть силы, крикнул я своим, быстро придя в себя. – Все в здание!

Обернувшись, я с удовлетворением наблюдал, как по опустевшей, заваленной трупами и кусками черных тел улице, движутся, стреляя на ходу по зданию наши пикапы. 

Нам необходимо было ворваться в здание, пока защитники не пришли в себя и не подавили нас огнем. 

Сердце истерично билось в грудной клетке, а глаза слезились от остатков слезоточивого газа. Быстро забежав по ступенькам к парадному входу красивого трехэтажного здания с колоннами я чуть было не поскользнулся в луже крови, которая натекла с трупов. Немного замешкавшись, с автоматом на перевес я вбежал в большой светлый холл. 

«Редко с таким комфортом приходится заходить, будучи незваным гостем…» – подумалось мне. 

Встав и взяв на мушку центральную лестницу я краем глаза отметил врывающихся в здание своих стрелков. 

«Скоро начнется самое интересное…» – мелькнула мысль, а в глаза бросилась прыгающая по ступеням «лимонка», которой встретили нас защитники дома Правительства. 

Граната катилась вниз по ступенькам как детский мячик. 

Все произошло минуя сознание, сугубо на рефлексах. 

– Граната! – закричал я что есть силы, своим забегающим в холл здания бойцам и схватив лежащего на спине раненого в живот полицейского за грудки резко дернув его на себя, одновременно присел на одно колено и пригнул голову прижавшись к окровавленной груди будущего трупа. 

Перед глазами мелькнуло полное боли лицо моего импровизированного укрепления и резкий, тошнотворный запах черного умирающего тела. Раздался взрыв оборонительной гранаты. Меня вместе с телом силовика, за которым я укрылся, швырнуло в стену. Голова полицейского, вернее ее часть, больно ударила меня в лоб. На мое темя и лицо выплеснулась кровавая масса из крови, мозгов и кусков черепа. В ушах засвистело и боль ударила в середину головы. От удара о стену я сбил дыхание, а мое тело пронзила боль. 

«Как же больно, сука!» – подумал я, пытаясь прийти в себя. 

Человек пять моих бойцов, которые первыми ворвались в здание, лежали среди мертвых тел защитников здания. Некоторые не шевелились. 

Тем не менее, наше наступление продолжалось и в здании завязалась перестрелка. Я отполз к стене и прислонившись спиной посмотрел на тело, которое спасло мне жизнь. У трупа отсутствовала верхняя часть головы. Область выше бровей полностью снесло осколками. 

– Капитан Старк! – взволнованно закартавил сержант Арман Деко встав на одно колено и щупая пульс у меня на шее. – Руди-и-и! 

– Не кричи, – я, посмотрев ему в лицо, перевел взгляд на свой камуфляж, который походил теперь на фартук мясника, – это не моя кровь. 

Было видно, что бретонец обрадовался тому факту что я еще жив. 

– После зачистки здания занять круговую оборону, – я нащупал свой АКС, который был весь в крови и грязи, – назначаешься старшим по учету найденных ценностей. 

Арман приложил два пальца к зеленому берету и позвав стрелка из своего отделения отдал указание присматривать за мной. Рядовой Симба Фирун кивнул и подойдя ко мне протянул флягу с теплой водой и чистый платок. 

– Сигарету! – хлебнув воды, потребовал я. 

Получив желаемое, я прикурил. В голове опять зашумело, а затылок стал пульсировать, и я закрыл глаза. 

——————————————————————-

– Не сдавайся, Старый! – кричал комвзвода Храмцов. 

Традиционный спарринг длился уже несколько минут, но я не хотел проигрывать. 

– Урой салагу Рама! – кричали из толпы старослужащие. 

– Давай, Старый, – поддерживали меня редкие голоса, – вали прапора! 

– Рама! Рама! – кричали из круга. 

– Старый! Старый! – пытались поддержать меня немногие бойцы, в том числе и летеха. 

Я облизнул губы встретив плечом и правой ладонью кулак прапорщика Парамонова, здорового бугая, который вызвался отметить приход молодого салабона в его разведвзвод. Традиции, сами понимаете. Так сказать, армейский фольклор, безжалостный и беспощадный. 

До армии я серьезно занимался боксом, но сейчас, когда прапор вдоволь поизмывался надо мной, я ощущал себя не в своей тарелке. Ведь в драке нет правил. Тебя бросают, бьют ногами, локтями, головой. В общем я ощущал себя сплошным синяком, но сдаваться не хотел. Такой у меня характер, я не привык отступать.

Прапор сделал обманный финт ногой и залепил мне в ухо ладонью. В моих глазах потемнело, а в ухе засвистело. 

– Ну все! – Парамонов поднял ладонь в знак того, что мне уже достаточно. 

– Ты сдаешься? – с вызовом спросил я. 

У прапора взгляд стал серьезным. Он перестал играть на публику и бахвалиться. 

– Сам напросился! – глаза прапорщика зло сверкнули. 

– Ага, – я издевательски улыбнулся, – к мамке твоей. 

– Чё! Чё, ты, сука, буровишь?! – психанув, заорал Парамонов и кинулся на меня. 

На это и был расчет. Чуть пригнувшись, я пропустил двоечку Рамы над головой и что было сил, со скруткой, выстрелил левым апперкотом в печень и сразу правым боковым в челюсть. 

Парамонов упал на одно колено схватившись за правый бок. 

Все разведчики, образовавшие круг веселых болельщиков и наслаждавшиеся пропиской новичка, затихли. 

– Старый! – послышался голос лейтенанта Храмцова. 

– Старый! Старый! – заскандировали новые голоса. 

——————————————————————-

В носу защипало и воспоминания исчезли. 

– Руди, – сержант Гюнтер Кох держал вату, пропитанную нашатырным спиртом, – здание наше, командир!

 

ГЛАВА V. ЗАЛОЖНИКИ

 

Демократическая Республика Конго, Киншаса, здание Правительства, 8 августа 1998 года, 15 часов 10 минут по местному времени.

 

Во время взятия дома Правительства мы уничтожили около пятидесяти полицейских и гвардейцев, взяв в заложники примерно шестьдесят клерков. Все они были мелкие сошки. Крупная рыба уже давно сбежала из Киншасы. Заложников мы заперли в подвальном помещении, предварительно ограбив. Мой отряд, за время этой по сути террористической операции «похудел» на семь человек, четверо из которых были убиты. 

Теперь я и младшие командиры заседали в большом кабинете премьер-министра и считали добычу, которую удалось прибрать к рукам в правительственном комплексе. Сержант Арман Деко диктовал, а я записывал и прикидывал сколько кому перепадет, не забывая раненых и семьи убитых. Каждый мой солдат должен знать, что его дети не будут голодать если он погибнет. За это меня и уважали, а может даже любили. Бывали случаи, что излишки наемников, желающих пойти под мое начало, нужно было отгонять палкой, ведь я старался брать только самый лучший материал, хотя с этим частенько бывали проблемы. 

Не скрою, мне нравилось сидеть в кресле главы правительства, хотя вряд ли Ондекан даст мне хотя бы голый портфель без полномочий. Максимум – пост чиновника среднего ранга. Для того чтобы получить мало-мальски приличную должность в новом правительстве, нужно было войти в клан, жениться на дочери какого-нибудь тутсийского шишки. 

«Хм, а вариант не плохой. Только, блять, страшные у них физиономии, в отличие от фигур…» – в голове промелькнули бесчисленные тела молодых негритянок, и улыбка сама собой появилась на моем лице. 

В дверь громко постучали и в кабинет вбежал старший группы разведчиков. 

– Господин капитан, – рядовой Бонгани, тутси среднего роста с длинным шрамом во всю правую щеку, был взволнован, – с юга в нашу сторону движется колонна бронетехники и пехоты. Силы противника насчитывают около двух сотен гвардейцев, два Т-55 и четыре БТР-60. 

– А это точно не Кабарере подошел? – то ли в шутку, то ли серьезно спросил сержант Кох. 

Я нетерпеливо махнул рукой. На болтовню времени не было. Если свои, то отлично, а если противник, то… 

Комплекс, который мы занимали, располагался как бы в кармане, среди многоэтажной жилой застройки. Все это означало, что с дальней дистанции артиллерия противника прямой наводкой нас не достанет, если конечно не решит уничтожить весь квартал. Для огня прямой наводкой правительственным войскам нужно будет подъехать к перекрестку и уже оттуда, с расстояния ста метров, открыть по нам огонь. Ближе к зданию бронетехнике подходить смысла нет. Сожжем на раз-два-три. 

– Гюнтер, бери трех гранатометчиков и два пулемета! – я жадно затянулся пару раз и раздавил окурок в пепельнице. – Закрепись в жилой застройке вблизи перекрестка. Твоя задача уничтожить бронетехнику… 

Я посмотрел в голубые глаза баварца, в которых не было и тени беспокойства. 

– И вернуться живым… – добавил я с нажимом на последнее слово. – Приступай!

Кох кивнул и взяв со стола АКС вышел из кабинета. 

– Арман, – я перевел взгляд на бретонца, нервно перебирающего бумаги учета материальных ценностей, – возьми восемь человек и жди на заднем дворе моей команды. Как только дам сигнал, бери пикапы и выезжай на улицу. Твоя задача уничтожить пехоту. 

Выслушав меня француз приложил к берету свои неизменные два пальца и чуть замешкавшись в дверях направился вниз. 

– Бузиба, – дошла очередь и до последнего рыцаря круглого стола, – оповести оставшихся в здании солдат. Без моего приказа огонь не открывать. Подпустим их поближе. 

Дверь захлопнулась и я остался один. У меня было еще около пяти минут, и я хотел побыть наедине со своими мыслями, дабы еще раз в уме пролистать сценарий третьего раунда своей личной битвы за Киншасу. 

В свое время я служил начальником штаба в 131 ОМСБР и Первая чеченская меня кое-чему научила. Техника правительственных сил останется на перекрестке и будет уничтожена группой Коха, а подошедшая пехота будет зажата на узкой площади и подавлена огнем защитников здания. Если гвардейцы попытаются отступить, то будут перебиты пулеметным огнем пикапов. 

Я опять закурил и задумался. 

Мне вдруг отчетливо вспомнились слова комбрига полковника Савина, когда он, охрипший и раненый, передавал по рации сообщение в штаб объединенной группировки. 

«Вы понимаете, блять, что нам пиздец? Нас здесь всех заебошат! Это нихуя не пиздешь! Вы понимаете, блять!»

Потушив окурок и прогнав воспоминания, я уже собрался было идти проверять оборонительные позиции, как телефон в кабинете мелодично зазвонил. Секунду помешкав я снял трубку. 

– Кто вы? – сразу раздался густой бас. – с Вами говорит глава Правительства Республики Сами Бадибанга! 

«Надо же, не все крысы сбежали с тонущего корабля…» – подумал я с грустной улыбкой. 

– Это капитан Старк, – я опять сел в удобное премьерское кресло, – правительственное здание захвачено моим отрядом, который подчиняется генералу Ондекану. 

– Что вы пытаетесь достичь своим сумасбродством? – в голосе премьера чувствовалась злость. – Вы террористы, а значит обречены, я вас в порошок сотру, вы понимаете…

– Закрой рот, кабинетная крыса! – перебил я обнаглевшего премьера. – Слушай меня внимательно пиджак, у меня почти сотня твоих служащих в заложниках и если ты, ублюдок, не отменишь штурм здания, то получишь их обратно по частям. 

Премьер замолчал и некоторое время пытался, по-видимому, переварить информацию. 

– Попрошу Вас, месье, не горячиться! – немного сбавив тон, продолжил диалог премьер. – Мы все цивилизованные люди, сколько стоит Ваша личная лояльность и лояльность Ваших людей? 

– В вашем нищем бюджете столько нет! – я начал злиться, так как не люблю, когда думают, что меня можно просто так обвести вокруг пальца и купить с потрохами, не заплатив даже аванса. – Отдай приказ о прекращении штурма, иначе гражданским конец… 

«И твоим гвардейцам, сраный мудак…» – подумал я, уже немного нервничая, так как я давно должен был быть на позициях. 

– Месье, – начал премьер разваливающейся Лимпопо, – не делайте поспешных выводов и прошу Вас, не трогайте ни в чем не повинных людей. 

– Отведи солдат чучело! – я посмотрел на часы и бросил трубку, так как гул приближающейся бронетехники нарастал. 

«Я вас в порошок сотру. Ведь сам-то и дальше будет задницу в кабинете просиживать и воровать ООНовские дотации, выделенные ДРК на борьбу со СПИДом. В бой пойдут простые солдафоны. Козлина штатская. Сука, мразь, ненавижу политиков!» – сбегая по ступеням лестницы, я со злостью вспоминал слова премьера. 

——————————————————————-

Пехота правительственных войск подходила к зданию, которое мы обороняли. Гвардейцы двигались двумя колоннами под прикрытием двух бронетранспортеров. Сержант Кох не стал раньше времени обнаруживать место нахождения своего отряда. В общем все правильно. Главное уничтожить танки, которые встали на перекрестке и навели орудия на наш форпост. 

«Вот ведь гандон. Обещал отвести войска!» – я еще раз со злостью подумал о премьер-министре и его обещаниях. 

– Ждем, – крикнул я своим стрелкам, – без команды не стрелять!

В глаза бросилось потное лицо гранатометчика Като Бонгани. Его глаза были расширены, как у наркомана, который увидел шприц. 

БТРы остановились в метрах семидесяти от здания и открыли огонь по окнам из пулеметов, а человек сорок гвардейцев, молча, бросились в атаку. 

– Огонь! – наконец крикнул я, закрыв уши и открыв рот. 

Бонгани тут же выстрелил из гранатомета, на время, лишив меня возможности слышать хоть что-то. Снаряд РПГ, прочертив в воздухе дымный след, попал в правую сторону носовой части машины. Тут же с крыши еще один снаряд сверху вонзился в спину старого советского армейского работяги. 

Мои бойцы открыли огонь по гвардейцам, которые уже подошли неприлично близко, практически на бросок гранаты. На перекрестке тоже стали слышны взрывы. Вставив в уши вату, я взял бинокль и стал осторожно наблюдать за ходом боя, тут же увидев солдата крупным планом. Он размахнулся, пытаясь бросить гранату и был сбит пулями. Гвардеец упал на бок, а граната выпала из рук и взорвалась. На секунду ничего нельзя было рассмотреть из-за поднявшейся пыли. Я перевел взгляд на второй авангардный БТР, мехвод которого очканул и дав по газам, стал сдавать назад, давя прятавшуюся за ним пехоту. 

«Блядский цирк. Ну, кто так воюет?! Какого хера вы вообще полезли в этот проулок, дебилы!» – подумал я. 

Гвардейцы, которые прятались за БТР бросились в стороны. Один бедолага запнулся и «бэтер» поехал ему по ногам. Черное лицо солдата, оставшегося без ног, оскалилось белыми зубами. Он закричал. Раздался еще один выстрел из РПГ. 

В помещении посыпалась штукатурка и большая люстра упала с грохотом, осыпав меня разноцветными стеклянными осколками. 

Рядом осел стрелок и его автомат брякнул о пол. Быстро нагнувшись я пощупал пульс. 

«Жив!» – мелькнула равнодушная мысль. 

– Санитар! – крикнул я. 

Увидев ползущего на четвереньках санитара Кофи Олабоада – молодого, худого как скелет тутси, я тут же отвернулся. 

Я все силился разглядеть диспозицию подразделений врага на перекрестке. Вдруг я почувствовал, как санитар пытается перевязать мне предплечье, порезанное стеклянными осколками от люстры. 

– Да не меня, идиот! – я, оттолкнув санитара, показал на раненого стрелка и снова навел бинокль на перекресток. 

Сквозь копоть горящего БТРа было сложно понять, что же там происходит. Наконец я увидел полыхающие танки и бронетранспортеры. Вся техника горела на перекрестке как я и планировал. На подходах к нашему зданию еще были очаги сопротивления. Основная масса гвардейцев сосредоточилась вблизи горящего БТРа, который мы сожгли первым. 

– Деко, – крикнул я в рацию, – это первый, прием. 

– На связи! – ответил картавый голос. 

– Начинай! – скомандовал я побежал к выходу. 

– Всем оставаться на своих позициях! – крикнул я стрелкам на ходу. 

– Бузиба, – нашел я, наконец, капрала, – остаешься за старшего! Я за Гюнтером. 

Надо было прикрыть отход группы сержанта Коха, а это требовало моего личного участия. К пикапам можно было пройти лишь через улицу и через несколько секунд я уже выбегал из парадного правительственного здания. Во время зачистки здания выход во двор был завален взрывом гранаты, а расчистить не успели. 

Окружающий воздух был горячим и каким-то липким. Вся небольшая площадь перед зданием, которое мы удерживали, была в дыму. Везде витал запах паленого мяса и свеже пролитой крови. Трупы гвардейцев, полицейских и гражданских устилали подходы к комплексу. Некоторые лежали друг на друге внахлест. Тут и там свистели пули, поднимая фонтанчики пыли и выбивая куски из каменной кладки окружающих зданий. Пикапы еще не выехали и заприметив неподалеку неработающий фонтан с невысоким бортиком я побежал туда, то и дело наступая на упругие человеческие тела. 

«Какого хера Арман тормозит?!» – судорожно думал я. 

Еще пара метров и я перепрыгнул через невысокий бортик фонтана, в центре которого была статуя дельфина. Приземлившись на что-то мягкое, я поскользнулся и упал лицом вперед. Мой АКС брякнув отскочил от меня метра на два. Получилось, что я запнулся о гвардейца, который, сука такая, был живее всех живых. Я обернулся и наши взгляды встретились. Он с полсекунды смотрел на меня ошалелыми глазами и наконец вскинул пистолет. Крутанувшись, я резко ударил носком армейского ботинка по руке, державшей оружие. Раздался резкий хлопок и пуля, выпущенная из ТТ (скажите, а есть хоть один уголок земного шара, где нет советского оружия?) ударилась в бетонный пол рядом со мной. Острые осколки брызнули мне в лицо. Пистолет гвардейского офицера отлетел в сторону и был остановлен пистолетным ремешком. Гвардеец дернул за тренчик и попытался опять схватить свое личное оружие. 

Времени вытащить «Кольт» у меня не было. Схватив офицера за шиворот я дернул его на себя. Послышался треск рвущейся гимнастерки. Мой визави оставил попытку схватить свой пистолет, который был так близко. Он, навалившись на меня, попытался достать уже мой ствол и тут же получил в висок пехотной каской, которую я нащупал рядом. Офицер завалился на бок и затих. 

«Весь в пыли как колхозник…» – я начал раздражаться, так как пикапов Деко еще не было. 

Послышался топот сапог и через бортик перемахнул рядовой Симба Фирун, лицо которого тут же увидело ствол моего пистолета, нацеленного ему в лоб. Даже среди крови, дыма и дерьма на меня отчетливо повеяло немытым, потным телом Симбы. Рядовой растерянно смотрел то на меня, то на офицера. 

– Офицера свяжи и доставь в здание! – я убрал пистолет в кобуру и подобрал АКС. – Головой за него отвечаешь. 

Рядовой послушно кивнул. Облокотившись о бортик бассейна я, закурив, наблюдал как Симба возится с пленным. 

– Симба, – окликнул я рядового, – хочешь анекдот? 

Рядовой непонимающе посмотрел на меня. 

– Знаешь, как уморить конголезца голодом? – прищурясь, я задал бойцу каверзный вопрос. 

Симба помотал головой и заморгал, глядя, как я курю. 

– Спрятать талоны на еду под куском мыла!

Вскоре подъехали пикапы француза. 

– Деко, твою мать, – я терпеть не мог отсутствия пунктуальности и начал злиться, – твои предки часом не из Прибалтики? – спросил я сержанта, запрыгивая в кузов пикапа. 

– Виноват, капитан! – не глядя на меня, заорал Арман и дал очередь из «Утеса». – Английская колымага заглохла, пришлось немного повозиться! 

Две пули ударили в лобовое и водитель, немного пригнувшись, двумя мощными ударами ноги выбил стекло. 

– Обходим горящий БТР и давим огнем пехоту! – я отдал приказ мобильному отряду и, выбросив сигарету, приготовил АКС. 

Четыре пикапа рванули с места, обходя по широкой дуге позиции гвардейцев. Нужно было спешить, так как вдали слышались ритмичные выстрелы безоткатного орудия. 

«Чует мое сердце, немца обрабатывают!» – подумал я и тут же поймав в прицел выскочившего из-за угла здания, которое располагалось на перекрестке, гвардейца с гранатометом. 

Выстрелить я не успел. Угол взорвался брызгами штукатурки и осколков кирпичей. По вражескому гренадеру сработал «Утес» Армана. Гренадер все же успел выстрелить, прежде чем превратиться в фарш. Снаряд с шипением пронесся над нашей машиной и врезавшись в фасад здания раскидал по округе осколки битого кирпича. Последние гвардейцы, которые находились на подступах к зданию Правительства ДРК стали отступать к своим основным силам. Пулеметы наших пикапов отсекали бегущих, как в тире. При попадании пули, выпущенной из «Утеса», тело человека швыряет как тряпичную куклу. Оно падает нелепо и некрасиво, согнув конечности под непривычными углами. 

Немного постреляв я достал бинокль и стал наблюдать отступление разбитого авангарда вражеской пехоты. В глаза бросился один гвардеец, который бежал, держа в руках автомат. Две или три пули попали ему в поясницу, на выходе выдернув весь ливер из брюха. Гвардеец покатился по инерции оставляя за собой кровавый след и отвратительные внутренности, похожие на продукцию советских гастрономов. 

«Господи, когда же закончится эта хуйня!» – на меня навалилась удушающая, беспросветная тоска. 

Понимаете, когда сам участвуешь в бойне, то нет времени на анализ своих и чужих действий. Ты просто делаешь свою работу, которую должен делать, на что подписался. Ты убиваешь сейчас, а раскаяние, которое обычно заливается алкоголем, приходит потом. Но когда ты руководишь боем ты все осознаешь сразу и четко понимаешь, что твой котел в аду будет самым жарким. Хотя, что это я? Бога нет! Его нет даже в окопах и даже под пулями. Меня никогда не цепляли фразы типа «на войне нет атеистов» и т.п. Ерунда все это. Я не верю в Бога, впрочем, как и в Дьявола. Неужели вы полагаете, что если творец, заморачиваясь такими масштабными проектами, как создание вселенной, будет всерьез озабочен проблемами какой-то подзалупной перхоти, которая вот-вот раскидает свои кишки на очередной войнушке?!

Пикапы остановились и пулеметные расчеты стали быстро перезаряжаться. Я посмотрел на гвардейца, того самого, у которого вспороло брюхо. Он истошно крича полз и пытался здоровой рукой запихать ливер обратно в дыру, которая разверзлась у него на животе. Меня на мгновение затрясло. Знаете, как будто какой-то призрак запускает свои щупальца в спинной мозг. Вокруг свистели пули, вдалеке слышались выстрелы артиллерии, стрелки вели огонь по отступающей пехоте, я же смотрел на человеческое тело, которое двигалась практически на одних рефлексах, рывками, ползло и методично впихивало в себя грязные кишки. В человеке столько ливера, вы даже не представляете. Прицелившись в голову этому полутрупу, я выругался. Патронов в магазине уже не было. Легко перемахнув через металлический борт пикапа я быстро подбежав и заглянул в глаза этому человеку. Я никогда такого раньше не видел. Сев на одно колено, я наклонил голову и заглянул в вопящее лицо мертвеца, который не хотел умирать. В глазах у него стояла такая боль, которую не мог вынести человек. Так и есть. Ад уже внутри каждого из нас. Раненый вопил что есть сил и схватив меня за ботинок, взглянул снизу-вверх своими выпученными глазами. Белки глаз, которые контрастно выделялись на черном лице, были испещрены красными прожилками. Быстро приложив ствол к его голове и прикрывшись свободной ладонью от возможных брызг крови я выстрелил. 

Но не все коту масло. Вскоре наша успешная контратака была остановлена. 

– Старк, – в рации прозвучал спокойный, но не привычно хриплый голос Гюнтера, – у нас потери, выручай, командир. 

– Потерпи, сержант, – ответил я и держа в одной руке АКС, сделал короткую очередь в направлении окон жилой многоэтажки, из которой по нам вели огонь правительственные войска, – потерпи мой хороший, я что-нибудь придумаю. 

В общем ситуация на моем театре военных действий в корне поменялась, когда к группировке гвардейцев пришло подкрепление. Причем подкрепление непростое, а золотое. В прямом смысле, так как отлично подготовленные и прекрасно вооруженные Южноафриканские белые наемники из ЕО (Executive Outcomes – «предопределенный результат») стоили дорого. Они и остановили нашу контратаку, в результате чего немец со своими бандитами попал в окружение. Теперь здание, в котором закрепились бойцы Коха, методично расстреливали из безоткатки наши политические противники. Благо, что Гюнтер пару часов назад уничтожил 10 % всей бронетехники вооруженных сил ДРК и сейчас два Т-55 и три БТР-60 унылым хламом перегородили когда-то оживленный перекресток центральной улицы Киншасы. 

– Арман, – я позвал бретонца, – веди сюда пленного офицера, попробуем не мытьем, так катаньем. 

– Простите, капитан? – непонимающе вскинул брови Деко, так как последнюю фразу я сказал по-русски. 

– Вези сюда пленного офицера, – с раздражением крикнул я французу, – попробуем поторговаться. 

Деко кивнул и, приложив два пальца к французскому черепу, сел в пикап и дал по газам. 

Чтобы хоть как-то успокоиться, я закурил. Мне вспомнились события почти двух летней давности. 

——————————————————————-

– Деньги, – я протянул ладонь, в которую уютно легли три сотни баксов. 

С корреспондентом «Московского (пиздабольца) комсомольца» я договорился встретиться в небольшой пельменной на Тверской-Ямской. Я как раз готовился к отлету в ДРК. Деньги были мне очень нужны, так как с Дальнего Востока путь неблизкий и я малость поиздержался. 

– У меня условие! – чиркнув дешевой зажигалкой, я прикурил сигарету «Бонда», имевшую чуть кисловатый, но приятный вкус. 

– Какое? – спросил журналист, представлявший собой типичную медийную шлюху с редкими полубаками. 

Он сидел в позе очень занятого человека. На нем был надет зеленый китайский пуховик, из-под которого был виден черный пиджак и красный галстук. Журналист снисходительно улыбнулся и застучал пальцами по грязному столику. 

– Никаких диктофонов! – я выпустил дым и одним махом опорожнил полстакана водки, которую тут же заел горячим пельменем. – Мне необходимо остаться анонимом… – сказал я, продолжая жевать. 

– Конечно-конечно, – закивал спецкор, в его взгляде мелькнула брезгливость, – ни Ваша фамилия, ни имена Ваших друзей и родственников не будут обнародованы. 

Я кивнул и еще раз затянувшись сигаретой, медленно выпустил дым. Спирт уже начал свой бег в обнимку с эритроцитами по моим кровеносным сосудам. Наступила та легкость, которая может быть достигнута лишь с помощью водки. 

– А обязательно напиваться? – раздраженно спросил журналист, пригубив пепси. 

– Да! – сухо ответил я, прикурив от окурка новую сигарету и начал свой рассказ. 

——————————————————————-

– … В общем, нас тогда зажали, да что там, раком поставили. Все здание было изуродовано. Это был уже не вокзал, а какой-то дом Павлова в Сталинграде. Всюду кровь, крики раненых и умирающих мотострелков, погибающих от потери крови молодых ребят, – налив себе еще водки и опустошив стакан я продолжил, – я был начальником штаба, но в той ситуации ничего не мог сделать для парней… Практически все срочники. Молодые ребята… Некоторые стреляли из автомата раза три в жизни… Иван Алексеевич приказал моему батальону отходить. Дудаевцы были везде. Все было пристреляно, вся наша техника как на ладони. 

Замолчав, я задумался. Не очень-то я любил вспоминать события того новогоднего штурма Грозного. 

– Родион Сергеевич, – журналист отложил ручку, – а как Вам удалось вывести из окружения 185 человек? 

– 175, – я опять выпил, но закусывать не стал, а лишь прикурил ещё одну сигарету, – десять по дороге умерли от ран. 

– Но как? – журналист не унимался. 

– Обыкновенно! – я взглянул в глаза спецкору, который тут же заморгал и поспешно уткнулся в блокнот. – Я приказал разведке и контрабасам собрать по округе всех гражданских. 

– Зачем? – с удивлением воззрился на меня журналист пиздливой газетенки. 

– Мы посадили их сверху на броню, – ответил я медленно, чеканя каждое слово, – женщин, стариков, детей. 

Я сжал кулаки до хруста костяшек. Мне вдруг захотелось разбить лицо этой мрази, которая сидела передо мной… и той мрази которая, жрала чебурек напротив, утирая подбородок бумажной салфеткой, а потом выйти на столичную улицу где ходят сытые, довольные обыватели и бить каждого, бить, чем придется… 

– Мужчин среди мирных мы не нашли… – я выдохнул, а сердце от воспоминаний, которые вызвали прилив адреналина, работало, словно механическая конструкция. – Если бы нашли, то на месте бы пустили в расход. Старики на броню пошли без сопротивления, они знали, чем им будет грозить неповиновение. 

Я улыбнулся одними губами. 

– Наверно почуяли, что мы там все озверели. А бабье заартачилось, – я вылил последние капли водки в стакан и выпил отраву, – стало визжать. Местные бабы думали, что мы как обычно, женщин не тронем… 

– И что вы сделали? – заерзал журналист. – Вы их изнасиловали? 

Глаза спецкора заблестели. Я был готов поставить сотню зелени, что у моего собеседника не на шутку задымилась елда. 

– Нет! – я посмотрел в его блеклые карие глаза с маленькими белыми ресницами. – Мы убили пять или шесть чеченок для острастки…

Лицо у представителя четвертой ветви власти вытянулось и в его глазах появились искры праведного гнева. 

– Но это же преступление против человечности! – чуть было не закричал он. – Вы… Вы военный преступник… Вы не имели права отдавать такой бесчеловечный и жестокий приказ… 

Резко выбросив левую руку, я, схватив журналиста за галстук, подтянув его лицо к себе. 

– Слушай ты, сука гражданская! – я зашептал перегаром в лицо своему собеседнику. – Их мужья пацанам молодым головы резали, насиловали и издевались над пленными, тех русских, кто не смог вовремя сбежать в Россию, они делали рабами, женщин проститутками… 

Лицо журналиста стало темно-красным. Оттолкнув его, я потряс пачку и, достав крайнюю сигарету, опять закурил, с интересом смотря на ошарашенного писаку. 

– Что вы себе позволяете? – испуганно и немного обиженно начал верещать сотрудник столичной газеты. 

– Извини… – я примирительно поднял вверх ладонь. – Погорячился. 

Минут через пятнадцать мы уже вместе выходили из кафе. Спецкор, прощаясь со мной, протянул руку. Взяв его худую, потную ладонь, я со всего маха, с левой, зарядил ему в область печени. Газетчик согнулся и выпучив глаза что-то пытался мне сказать. Люди, стоявшие на остановке, стали со страхом и интересом поглядывать в нашу сторону. Не обращая внимание на любопытные взгляды я достал диктофон из кармана журналиста, извлек кассету и положил себе в карман. Спецкор лежал, скорчившись от боли, громко охая. Сев на корточки, я аккуратно запихал диктофон обратно в карман журналиста. 

– Скоро отпустит, – я поднял податливое тело спецкора и пристроил его на подоконник витрины кафе, – это печень. 

Журналист вращал глазами. На его лбу виднелись капли пота. 

– Они меня ищут, не обессудь! – сказал я и похлопав по щеке спецкора, запрыгнул в троллейбус.

 

ГЛАВА VI. СВОИХ НЕ БРОСАТЬ

 

Демократическая Республика Конго, Киншаса, здание Правительства, 12 августа 1998 год, 22 часа 30 минут по местному времени.

 

Я сидел в премьерском кресле, положив ноги на стол из красного дерева и слушал доклад сержанта. 

– В строю двадцать четыре стрелка, в том числе легкораненые, – Деко вытер пот и грязь с лица замусоленным носовым платком и продолжил доклад, – тяжелораненых девять человек, из них доживет до утра лишь шесть. 

– Потрясающе, – съязвил Гюнтер, сидевший рядом со мной, он достал бутылку виски и сделал два больших глотка. 

Арман, не обращая внимание на немца, взял другой лист и продолжил зачитывать:

– Три пикапа на ходу. Боеприпасов хватит еще на час боя. Войска Кабарере не могут пробиться в столицу, так как взяты в клещи бронетанковыми силами Анголы в количестве двух батальонов и полка мотопехоты. ВВС Зимбабве господствует в воздухе. В данный момент основные силы Кабарере пытаются прорвать кольцо, а на ГЭС Инга Фолс идет бой с наемниками из ЕО. 

– Я не пойму, – Кох опять попытался вклиниться в монолог бретонца, – Кабиле хоть кто-то на континенте не помогает? 

Я махнул рукой, дав понять, что ремарка баварца не к месту и сейчас вообще не до шуток. 

– Полковник смог прислать лишь мобильное подкрепление в количестве сорока человек с боеприпасами, скоро они будут в терминале аэропорта. Всем силам повстанцев приказано оставить занятые объекты и прибыть в аэропорт для перегруппировки и последующего организованного отступления в Анголу, на территорию контролируемую подразделениями УНИТА. 

Деко замолчал и в конференц-зале повисла тишина. Не стал язвить даже немец. Положение, в котором мы оказались, можно было назвать безвыходным. Нет, не так – катастрофичным. 

Три часа назад, после того, как я вытащил баварца и остатки его группы из окружения при помощи обмена раненых гвардейцев и офицера, наша диспозиция выглядела вполне сносной. Я успел даже в очередной раз послать в пешее путешествие на Моржовый, премьера Бадибангу, с его предложением сдаться по-хорошему. 

– Что с отрядом Тайлера? – спросил я у бретонца. – Где он? 

– Пытается прорваться в район аэропорта, но пока заблокирован превосходящими силами правительственных войск, – француз глотнул воды из грязного стакана, его острый кадык быстро задергался, – лейтенант Джонс доложил, что у него в отряде в строю осталось пятнадцать человек и ему это… – писдесц. 

Деко наморщил лоб, пытаясь выговорить непривычное русское слово. 

– Лейтенант Джонс объяснил, что Вам это выражение наиболее красочно опишет картину его текущего положения… – закончив доклад, француз отложил бумаги и уткнулся глазами в стол. 

– Ну а что с бельгийцем? – во мне еще теплилась надежда. 

– Лейтенант Баард передал, что не уйдет без нас и будет ждать всех до последнего, – Деко достал сигарету и прикурив продолжил, – Энцо также просил сильно не торопиться, но если мы не подойдем часа через три, то он уйдет один, так как отбиваться палками и камнями его не учили. 

Откинувшись в кресле, я закрыл глаза и задумался. Решение пришло быстро. Сняв трубку я набрал номер премьера. 

– Да, – послышался хриплый бас Бадибанги. 

– Предоставьте нам автобус и коридор в сторону аэропорта, – спокойно изложил я свои требования премьеру, – иначе все твои служащие будут мертвы. 

– Вы не посмеете, – в голосе премьера чувствовалось злорадство, – я вас передавлю как крыс. 

– Господин премьер, – я повысил голос, – а что скажут ваши гвардейцы, когда узнают, что из-за Вас их родственники были жестоко убиты? 

– Вы блефуете, – высокомерно произнес глава правительства, – сдавайтесь и я сохраню вам жизнь. 

В трубке телефона раздались короткие гудки. 

– Сука, – я выругался и достав нож, стал медленно вырезать на дорогом премьерском столе сакральное для русских слово. 

– Гюнтер, – обратился я наконец к сержанту, сбросив деревянные стружки лезвием ножа на пол, – возьми своих, отберите четыре человека из заложников в одежде побогаче, выведите их из здания и расстреляй на виду у правительственных войск. 

– Хотя, отставить, – пару секунд подумав окликнул я Гюнтера, – который уже открыл дверь собираясь выполнить приказ, – подожди сержант. 

– Старк, – Кох нахмурился, но все-таки опять сел за стол, – ты сам не свой! 

– Выдавить пасту из тюбика нетрудно, – я взял рацию пленного офицера, – сложнее вернуть ее обратно. 

– Это капитан Старк, приём, – я попытался выйти на связь с нашими политическими антагонистами, – прием, предлагаю сделку, прием. 

– Майор Адио Зэмба на связи, – практически сразу отозвались мне в ответ, – предлагаю сдаться и больше никто не пострадает. 

«Надо же, прямо ждут», – подумал я и посмотрел на сосредоточенное лицо сержанта Коха. 

– Майор, – нашарив сигарету, я быстро прикурил и начал переговоры, – так сложилось, что сейчас мы вынуждены стрелять в друг друга, но я не хочу, чтобы мои люди погибали. 

– Допустим, капитан, – ответили искренне на том конце баррикад, – я тоже потерял слишком много хороших солдат, говори, если есть что сказать. 

– Майор, – приступил я к самому главному, – я хочу покинуть здание, впрочем, как и Киншасу. Мало того, я готов отпустить заложников. Мне нужен лишь автобус и безопасный коридор. Твои солдаты скажут тебе спасибо, когда узнают, что именно ты спас их жен, братьев и сестер от неминуемой смерти. 

Рация замолчала и в кабинете повисла напряженная тишина, которую хоть ножом режь. Минута шла за минутой. Мы сидели и ждали решения своей судьбы. Иных шансов вырваться из котла у нас не было. 

– Капитан Старк, – послышался, наконец, голос вражеского командира, – мы согласны. 

Через десять минут, после того как мы с командиром коммандос обговорили все детали, кабинет премьера опустел. План операции по выходу из окружения заключался в том, что мы отпускаем женщин сразу, а мужчин уже в терминале. Мало того, по дороге мы забираем то, что осталось от отряда Тайлера. Еще с Афгана я следовал принципу – своих не бросать. 

«Своих», – подумал я и улыбнулся, — «Надо же, вот и американец из Алабамы мне теперь свой». 

Достав из-под стола бутылку виски, я чуть пригубил прямо из горла. 

«А что будет, если я все-таки выберусь отсюда живым», – проскочила парадоксальная мысль. 

Выпустив дым ломаным кольцом, я тихо засмеялся. Пролистав в уме события последних дней, я понял, что судьба моему отряду пока благоволит. 

«А мне в особенности», – закинув руки за голову, я зажал сигарету во рту и закрыл глаза. 

——————————————————————-

– Штурмовать Киншасу, – бельгийка вскинула брови, – двумя ротами? 

«Вот это поворот», – я был удивлён. 

– Откуда ты узнала численность отряда? – задал я блондинке встречный вопрос. 

Бельгийка, сделав пару больших глотков коньяка, забавно сморщила нос и закусила куском лимона, который я ей протянул. 

– Две полевых кухни, на сто человек каждая, – моя собеседница вскинула два пальца. 

– Логично, – я слегка кивнул и еще выпив закурил. 

Сотрудница миссии наклонила голову и посмотрела знаки различия на моей гимнастерке. 

– Капитан, – начала осмелевшая блондинка, – как Вы добились такой дисциплины в своем отряде. 

Я молчал и флегматично смотрел на начинавшую пьянеть сотрудницу гуманитарной миссии. 

– Я молодая, красивая, – она сделала ударение на последнее слово, – белая женщина, которую от двухсот африканцев отделяет лишь плед. 

Бельгийка как бы невзначай натянула одеяло, обнажив стройные загорелые ноги. 

Услышав шуршание пледа, мой ординарец, управлявший машиной, попытался направить зеркало заднего вида на блондинку, но заметив мой взгляд, вернул все на место. 

– Как Вас зовут, – блондинку явно тянуло поговорить. 

– Руди, – я выкинул окурок в окно, – Руди Старк. 

– Я бывала в Штатах, – оживилась бельгийка. 

– Я русский, – сказал я и отобрал у нее опустевшую флягу, – мадам уже достаточно. 

– Не называйте меня мадам, – растягивая слова, сказала начинающая пьянеть блондинка, подняв палец, – мне всего двадцать пять. 

——————————————————————-

Услышав топот ног, я очнулся и уставился на ввалившегося в кабинет капрала. 

– Господин капитан, – как на плацу вытянулся Бузиба, – все готово, можно грузить заложников. 

Я не мог сдержать улыбки, глядя на то, как преобразился мой подопечный. От прежнего уныния не осталось и следа. Должен признать, что я и сам воспрял духом. Появилось то главное, что поддерживает солдата, когда он по уши в дерме – надежда остаться в живых. 

– Ну что, капрал, – я встал и прикурив сигарету, взял АКС со стола, – воспользуемся транспортной инфраструктурой Киншасы. 

Бузиба с благодарностью посмотрел на меня – своего кумира. Он знал, что этот загадочный русский опять вытащит их черные задницы из пекла. Мало того, они теперь все при деньгах. Да, какой там! – они богачи. Пограбили от души и самое главное, по мере сил выполнили поставленную задачу, а это, сука, бесценно. 

Я любил, когда на меня смотрят вот так и поэтому всегда старался проявить заботу о своих людях. Стремился к тому, чтобы ни одна капля крови МОИХ людей не пролилась напрасно, а их тяжкий труд был сполна оплачен звонкой монетой, ну или алмазами, спиртом, шлюхами, отдыхом, сигаретами, жратвой (нужное подчеркнуть). Наркотики запрещал. Ну их, на хуй. Обколотый негр с мачете – это зрелище не для слабонервных. 

Когда я проходил мимо капрала, Бузиба пялился на меня такими влюбленными глазами, что я не удержался от соблазна. 

– Капрал, хочешь, расскажу шутку, – положив руку на плечо подчиненного, я не стал дожидаться ответа моего туповатого подопечного. 

– Скажи мне, мой африканский друг, что такое Конголезская мечта? – я держал в зубах сигарету, прищурив глаз от едкого дыма. 

– Не могу знать, капитан Старк! – в глазах Бузибы отразилось непонимание. 

– Все тутси уезжают в Руанду, предварительно замочив всех хуту! 

Продекламировав наполненную черным юмором шутейку, я похлопал по щеке несколько растерянного тутси и легко сбежал вниз по парадной лестнице, оставляя за собой шлейф сизого табачного дыма.

Спустя минут 20-25 после того, как нам пригнали ржавый белый автобус с рваными сидениями из искусственной кожи, мы отпустили женщин. 

«Некоторые пленные мадмуазели через девять месяцев, возможно, родят маленьких тутсийских карапузиков. Ну, а некоторые мои солдаты, возможно, умрут от СПИДа. Хотя вряд ли. Смерть от ВИЧ была в ДРК редким явлением. В основном погибали от голода или физического насилия», – я размышлял, наблюдая как мужчин заложников, количество которых превысило сорок человек, препровождают в автобус под дулами автоматов мои стрелки. 

Естественно нашей колонне выделили эскорт из восьми военных внедорожников, которые отличались от моих обшарпанных пикапов с «Утесом» в кузове, лишь наличием эмблемы вооруженных сил ДРК. Наши политические антагонисты естественно не доверяли нам. Всё бы ничего. Но Ниссан «Патрол», сверкнув эмблемами ЕО, заставил меня немного занервничать. От Южноафриканских белых членососов ничего, кроме пакостей, которые они сделают очень быстро и профессионально, ожидать не приходится. Наконец, погрузив раненых и некоторое количество боеспособных стрелков в автобус, вся колонна тронулась в сторону района казарм коммандос. Вернее, того, что там осталось после того, как алабамский реднек Тайлер Джонс вдоволь там покуражился. Я по опыту знал, что американская деревенщина не склонна жалеть имущество негров, впрочем, как и их самих. 

Помню, когда лейтенант Энцо Баард как-то раз рассказал нам шутку про негров: «Как назвать ниггера в массовке ККК? …кандидат в экс-ниггеры». То она, вызвав у меня лишь улыбку, заставила Тайлера ржать как лошадь Пржевальского. Ну да ладно, скоро я вытащу этого американского говнюка из окружения и мы всей толпой напьемся и уедем в закат, причем живые и при деньгах. 

«Блядь, бельгийку и обоз-то как вытаскивать с западных окрестностей?!» – внезапная мысль об оставленном без прикрытия обозе немного подпортила настроение. 

«Ну да ладно, главное выбраться из этого осиного гнезда целым, а там видно будет», – парадоксальная мысль, просвистевшая как пуля, принесла вместе с собой здоровый солдатский цинизм и надежду, что мне опять повезет. 

——————————————————————-

– Ну, твою же мать! – вскрикнул Тайлер, запрыгивая в кузов пикапа, который шел в авангарде моего отряда. 

Липкие от крови, пота и пыли волосы американца в темноте казались какой-то замысловатой прической безбашенного рок-музыканта. 

– Я уж думал нам конец, – Джонс, показав средний палец гвардейцам, которые напряженно наблюдали как израненные и грязные бойцы отряда лейтенанта Джонса грузились в наши пикапы и автобус с заложниками. 

– Сколько в строю? – спросил я Джонса, протягивая зажженную сигарету. 

– Да человек двенадцать осталось, – американец жадно затянулся дымом и его худые щеки совсем провалились, – эти сраные коммандос как будто ждали нас. Встретили таким шквальным огнем… 

Он замолчал и на некоторое время уставился в дальний угол кузова. 

– В общем, закрепились мы в ближайшей жилой застройке, – заговорил Джон уже без бравады, а его обычная наглая интонация в голосе исчезла, – потеряли все пикапы один за другим… 

Тайлер еще раз жадно затянулся сигаретой и посмотрел мне в глаза. Мне знаком такой взгляд. Так смотрят люди, побывавшие в самом пекле. Их глаза отражают отчаяние, безысходность, ужас, бессилие перед судьбой и крушение надежд. 

– Боеприпасы на исходе, – Тайлер сплюнул, – у меня даже «Беретта» опустела… 

– Не кисни, лейтенант, – протянув американцу флягу с водой, я по-дружески потрепал его по плечу, – все позади. 

Тайлер вздохнул и устало сел, облокотившись о борт кузова. 

– Ты понимаешь, Старк, – в голосе американца послышалась горечь, – нас отправили на убой! Они просто кинули грёбаную игральную кость. Они рискнули нашими жизнями. 

– Это война, дружище, – я пытался как-то успокоить своего подчиненного, но сам уже наблюдал за подозрительными движениями в хвосте нашей колонны. Белый наемник из ЕО с РПК в руках что-то нервно объяснял чернокожему капитану национальной гвардии. Они были от нас в метрах пятидесяти и я не слышал, о чем они спорят. Моя нервозность усилилась. Чувство триумфа сменилось опасениями, что судьба в последний момент покажет козью морду. 

– Все, кончай с этим дерьмом, – резко одернул я Джонса, у которого наблюдались все признаки ПТС, – ты офицер и на тебя смотрят подчиненные. 

«Что эти суки затевают», – диалог белого наемника и черного офицера меня стал заботить больше, чем сопли реднека. 

– Старк, – снизу меня окликнул сержант Кох, – все готово, Энцо нас ждет и организует у северных ворот терминала безопасный коридор. 

– Передай арьергарду, – я наклонился к немцу и понизил голос, – наемники что-то замышляют. Пусть парни глядят в оба. 

– Я поеду в замыкающей, – сказал Кох и развернувшись хотел уйти. 

– Отставить сержант, – я резко окликнул немца, – едешь во второй машине. 

«Еще не хватало потерять толкового командира», – подумал я, посмотрев на гвардейцев, сидевших в пикапах впереди нас. 

«Эти не дернуться, по крайней мере, пока их не спровоцируют», – подумал я и, повернувшись, опять уставился на внедорожник с эмблемой ЕО. 

Некоторое время я смотрел, как бы силясь проникнуть в головы сидящих там головорезов. 

«Что же вы задумали», – я закурил. 

Бойцы моего отряда смотрели на меня, нервно ожидая моей команды. 

«А что бы сделал ты на их месте», – закричал в голове внутренний голос. 

«Блядь, суки», – я в сердцах выругался, выкинул сигарету и достал рацию. 

– Деко, первый вызывает сержанта Деко, – я стал быстро вызывать француза. 

– На связи, – послышался картавый голос бретонца. 

– Бери казну и бегом во вторую машину, – от напряжения у меня задергался глаз, – как понял, прием. 

– Вас понял, – захрипела рация. 

Через несколько минут француз с перекинутым мешком награбленного добра уже забирался в кузов белой «Тойоты», светившей одной фарой мне в спину. 

Наконец, я три раза постучал по крыше кулаком, подавая сигнал водителю, что пора в путь. 

Сразу после нас, практически синхронно, тронулись четыре внедорожника гвардейцев. Они шли метров на тридцать впереди моей машины в два ряда скучковавшись сформировали неровный прямоугольник. Странно, в столице шла настоящая гражданская война, а дороги были достаточно оживленными. На тротуарах иногда виднелись редкие прохожие. Гражданские автомобили, завидев нашу колонну, прижимались к обочине. В кабинах то и дело мелькали испуганные и одновременно любопытные взгляды столичных жителей. 

«История повторяется – сначала как трагедия, потом как фарс», – подумал я и невесело улыбнувшись, погладил свой АКС. 

Мне вспомнились январские события в Грозном в 1995 года, когда я вот так же выводил из окружения свой батальон. Мне запомнилось лицо чеченца, который в бессильной злобе опустил РПГ, увидев у нас на броне гражданских, вперемешку с ранеными, убитыми и живыми мотострелками 131 Майкопской бригады. 

В напряженном ожидании пиздеца прошло еще минут десять. 

Наконец, мы выехали на широкий, четырех полосный проспект с опять, хер пойми, каким названием. До аэропорта оставалось около двух километров. Вдруг прогремел выстрел, шипяще-рокочущий звук которого указывал, что произвели его с гранатомета. Позади нашей колонны раздался взрыв и, объятый пламенем арьергардный пикап с моими, уже мертвыми бойцами съехал на обочину, снеся дорожный знак. Четыре внедорожника гвардейцев, которые двигались впереди, резко затормозили. 

– Огонь, – что было сил закричал я пулеметчикам. 

Из машин, перегородивших нам проезд, стали выскакивать обескураженные гвардейцы. По ним было видно, что они не были готовы принять бой в такой невыгодной для себя позиции. В кузове, где я находился, мощно застучал «Утес». Выпрыгнув из машины, я почувствовал, как горячая гильза ударила меня в ухо. 

–Убирайтесь оттуда, – закричал я своим ошарашенным стрелкам, находящимся в автобусе. 

Двери будущей огромной микроволновки, отменно готовящей жаркое из человечины, открылись и из салона стали выбегать гражданские вперемешку с моими бойцами. 

Прозвучал еще один выстрел из РПГ и задняя часть автобуса подпрыгнула. Раздался жуткий скрежет раздираемого металла. На асфальт полетели стекла и куски истерзанных человеческих тел. Автобус с сотней людей вспыхнул ярко красным пламенем. Раздался еще один взрыв и над моей головой пролетело колесо с задней оси металлического хлама, который раньше называли автобусом. Меня отшвырнуло в сторону, протащив по битому стеклу и кровавым человеческим ошметкам. Через секунду, придя в себя, я увидел, что с тыла на нас наступают гвардейцы, а зловещий внедорожник ЕО нырнул на обочину, скрывшись за горящим автобусом. Вокруг стоял треск, грохот, крики и стоны умирающих военных и гражданских. Громко лопнуло горящее колесо. Я быстро достал гранату, выдернул кольцо и секунду выждав, бросил в наседавших врагов. Прозвучал гулкий взрыв и практически сразу кто-то закричал. Так могут кричать лишь те, кто испытывает жуткую боль. Осколочные ранения очень болезненны. Смертоносный металл мелкими вкраплениями попадает вам в живот, пах, глаза. Взрывная волна раздирает вам кожу, отрывает конечности, сдавливает до кровавого месива внутренние органы, разрывает артерии. Я быстро перекатился, нащупал свой автомат и, укрывшись за еще живым, истерзанным телом заложника, стал отсекать наступающую в наш тыл пехоту. АКС чуть дернулся, выплюнув несколько пуль. Ближайший вражеский стрелок запнулся и упал лицом вниз. Его ярко-красный берет, с замысловатой эмблемой, покатился и увяз в кусках обгорелой мертвечины, которой все вокруг было просто усыпано. Я еще раз выстрелил, но пули ушли вверх. Мое укрытие, которое, по сути, являлось еще живым человеком, дернулось. Чернокожий мужчина, которым я прикрывался, закричал густым басом. Так умирают быки на бойне. Его лицо было сплошной обожженной маской боли и ужаса. Вся эта фантасмагория происходила среди жуткого запаха горелого мяса, бензина и паленой резины. 

Умирающий заложник, за телом которого я укрылся, схватил окровавленной рукой мой автомат, еще раз закричал и задергал кровавыми обрубками, которые у него были вместо ног. В его крике было столько боли, что трудно описать. Не раздумывая, я быстро достал «Кольт» и выстрелил в него в упор. Тело уже отмучавшегося человека дернулось и затихло. 

Этот мужчина, ноги которого валялись отдельно, а лицо было похоже на бифштекс с кровью, пришел сегодня утром на работу, чтобы его дети не голодали. Теперь же я использую то, что от него осталось, в качестве укрытия от пуль, которые сыпались в мою сторону, как град. 

Быстро спрятав пистолет за пазуху, я освободил АКС. Гвардейцы были уже в метрах двадцати, когда я опять открыл огонь. Колено одного вражеского стрелка взорвалось алыми брызгами. Он упал и схватившись за ногу закричал. Бегущий рядом с ним стрелок быстро присел и дал длинную очередь в мою сторону. В меня полетели брызги еще не успевшей свернуться крови только что убитого мной заложника. Я вжался в асфальт, а мое сердце бешено застучало. 

«Ну вот и все, это конечная», – только и успел я подумать. 

Знаете, когда в вас стреляют из более-менее крупных калибров, вы мечтаете лишь об одном – превратиться в микроба, в сраную инфузорию-туфельку, чтобы максимально усложнить задачу твоему антагонисту. Самое неприятное, что преобразиться в такое крошечное дерьмо еще ни у кого не получилось, хотя я уверен многие мечтали. 

Тело мертвого, обожженного и безногого заложника, которое я использовал как щит, сотрясалось от пуль. Я задницей чувствовал, что огонь по мне ведут несколько стрелков и скоро тот кусок мяса, который отделял меня от неминуемой гибели, просто превратится в фарш, ну и я за ним следом. 

Подняв руку с АКС, я наугад выпустил остатки магазина в сторону вражеских стрелков. Магазин опустел мгновенно, и я трясущимися руками вставил новый. 

«Ну почему все так хуево», – думал я с горечью. 

Хотя зачем кривить душой, я знал почему. 

«Сам виноват. Неужели бы ты, потомок засраных князей Рюриковичей (вот был бы смех, если какую-нибудь из моих пра-пра-пра-прабабок оприходовал крепостной конюх), будучи на месте головорезов из ЕО, допустил бы организованное отступление тех, за головы которых тебе заплатили. Наемникам из ЮАР плевать на черномазых, которые их и на Родине, я уверен, не хило достали. Тем более что Бадибанга санкцию на выход террористов из правительственного здания не давал. ЕО подчиняется Кабиле, а не майору чернокожих коммандос», – горькие мысли в моей голове пролетели меньше чем за секунду. 

Тем временем, на шоссе стоял такой жуткий треск, что хоть беруши засовывай, причем не только в уши. Оглянувшись на свои оставшиеся два пикапа, я немного обрадовался. Мои пулеметчики отлично обработали конвой, который шел впереди нас. Все четыре внедорожника гвардейцев были изрядно продырявлены очередями крупнокалиберных пулеметов. Один гвардейский «Дефендер» начинал потихоньку разгораться веселым, чуть синеватым пламенем. За это я и люблю дизельные тачки, есть время свалить и не превратится в барбекю. Четыре или пять гвардейцев, укрывшись за своими побитыми внедорожниками, робко отстреливались. Никто не хотел получить порцию свинца из «Утеса». Хотя на их месте было бы разумней отойти на обочину, так как есть хорошее правило – «Если начался бой, всегда ищи укрытие. Машина — это не укрытие». Блять, а труп, тем более. 

Наконец пулеметы в пикапах моего отряда замолчали и машины с пробуксовкой рванули вперед, в сторону аэропорта, где Баард должен был поприветствовать их безопасным коридором, Блэк Джеком и шлюхами. Пару секунд спустя, с обочины за моими удирающими подчиненными выехал зловещий джип с эмблемой этих южноафриканских пидарасов, которые обгадили мне всю малину. 

«Ну хули, заибись. Меня то забыли», – подумал я и достал рацию. 

– Вы, блять, там охуели что ли, – заорал я по-русски, – Бузиба, твою мать! 

Чувствовал я себя в данную минуту, мягко говоря, неважнецки. Представьте такую картину. Я лежу посреди шоссе, среди кусков горелой мертвечины и прикрываюсь… правильно – куском горелой мертвечины. Молодцы, угадали. Но это, как вы понимаете, еще не все элементы данного, ни хуя не простого уравнения. Меня с фронта обстреливают 5/10/15/20 (нужное подчеркнуть) гвардейцев. Даром, что эти обезьяны стрелять особо не умеют. Я не расист, просто привык излагать голые факты, так сказать без купюр. Это опять же ни хера не все иксы и игреки. Кроме всего прочего, мою позицию (если конечно можно назвать позицией, то место, где меня сейчас отправят в пекло) ярко, даже слишком, освещает горящий автобус. Хотя та доменная печь, в которой сгорело тридцать моих солдат и около сорока заложников не имеет право называться автобусом. Ну, если только автобусом с конечной остановкой в аду. Да, Executive Outcomes работают с огоньком, всю душу вкладывают парни. Молодцы, блять. 

На некоторое время я почувствовал, что по мне перестали стрелять и тут же высадил, не глядя, еще один магазин в сторону врагов. 

Забавно, но я был все еще жив.

– Эй ты, скотина, – послышался хриплый голос со стороны позиций гвардейцев, – сдавайся! 

Предложение капитулировать, для авторитетности, было подкреплено короткой очередью в мое импровизированное укрытие. Пули попали в безногий труп с отвратительным чавкающим звуком. 

Как вы догадались, моя задница так и продолжала лежать посреди проспекта имени хер знает кого. Ярко освещенный горящим автобусом и все так же прикрываясь куском горелого человека, я прикидывал свои шансы выжить. Они были в пределах статистической погрешности. По сути, мне наступил пиздец. Сдаваться чернокожим гвардейцам, чьи родственники сейчас возможно превратились в люля-кебаб – это хуже, чем самоубийство. Как минимум отрубят все конечности, включая хер, и бросят истекать кровью в ближайшую канаву, к которой тут же набегут чернокожие малолетки в целях обоссать белого человека. 

– Русские не сдаются, – крикнул я громко (даже как-то истерично) на своем родном языке, – идите на хуй! 

Вот никогда не думал, что буду нести такую херню. Всегда полагал себя свободным от националистических предрассудков. Ан нет, все равно вылезло. Наверно, у всех русских есть какой-то дефект в генетическом коде. Могут часами пиздеть, какая их страна – говно, какие начальники – мудаки и какие дороги хуевые, но как только с ними согласится иностранец, тут же набьют ему хлебальник.

Переложив «Кольт» в кобуру и удобнее перехватив АКС, я приготовил две последние гранаты. От страха жутко хотелось срать, а внутренности жгло от предчувствия того, что их пронзит неумолимый свинец. 

«Как же страшно, блять», – подумал я и быстро выдернув два кольца с секундной задержкой, швырнул в гвардейцев две РГД. Недалеко раздались два мощных взрыва и я, уже будучи на ногах, бросился бежать прочь с проспекта, опустошая не глядя магазин автомата в сторону замешкавшихся врагов. Пули гвардейцев застучали по корпусу автобуса и по асфальту. Мою трапецию обожгло, и по спине прямо в трусы потекла горячая кровь. Не обращая внимание на царапину, (которая скорей всего была вызвана осколком моей же гранаты) я бежал что есть сил. Перед глазами была лишь пелена, сквозь которую я видел спасительную жилую застройку из трущоб и пятиэтажек. Позади слышались крики и ругательства на французском и еще какие-то гортанные вопли. Фары пикапа гвардейцев осветили обочину, пальмы в дорожной пыли и желтую сухую траву, по которой я бежал. Когда влетев в район трущоб и поскользнувшись в каком-то дерьме, я упал в неглубокую, пахнущую помоями и тухлятиной канаву, в голове задергалась мысль: «Получилось. Получилось, вашу ж мать». 

Ускорившись до максимально возможного темпа, я оставлял позади преследователей. На машине гвардейцы не могли проехать в лабиринте глинобитных, металлических, фанерных домиков и меня пытались догнать лишь пешие стрелки, а это, поверьте непросто. Преследовать вооруженную цель всегда опасно и волей-неволей любой сбавит темп. Я же свою очередь уже ничего не боялся и чуть ли ни с наслаждением нырнул в спасительные улочки одноэтажной Киншасы. 

На часах была полночь и я сбавил темп, пробежав без перерыва еще около километра. Вскоре я начал замечать, что дома вокруг выглядели вполне прилично, хотя все еще были одноэтажными. Изредка лаяли дворовые псы. Легко перемахнув через палисадник из веток, я направился к небольшому облупленному домику. Он располагался в глубине двора и был идеальным местом для обороны, если гвардейцы пронюхают, где я залег. 

Острый запах псины ударил мне в нос и приличных размеров собака с рычанием бросилась на меня. Рефлекторно я ударил пса автоматом, который держал в левой руке. Получив в нос, собака заскулила и забившись в конуру, стала громко лаять. Вздохнув, я примкнул штык-нож к АКС и с силой ткнул несколько раз в глубину собачьего убежища. Я любил собак, но пес своим лаем мог привлечь внимание моих недругов. Лишь после четвертого удара пес прекратил визжать и затих. После убийства собаки на душе стало погано и я сходу, как бы злясь на дом, который я выбрал, выбил дверь ногой и зашел в темное помещение. 

В глаза бросилась нищета интерьера и испуганная чернокожая женщина, которая обнимала трех малолеток. В полумраке трудно было различить все детали. Пройдя к столу, я чиркнул зажигалкой и заметив свечу на столе, зажег ее и уселся в ободранное кресло, которое под моим весом противно скрипнуло. Царапину на спине сразу защипало от пота. Не отрывая взгляда от хозяйки дома, я выпил воды из фляги и прикурив сигарету, уставился на нее. В молчании прошло минут пять. Негритянка сидела всё так же, забившись в угол и с ужасом смотрела на окровавленный штык моего АКС. Опомнившись, я снял штык и засунул его в ножны. 

Вдруг из-под черного одеяния негритянки стали появляться черные кучерявые детские головки. Детей было трое. Все были мальчики. Старшему было около пяти, а младшим, которые были близнецами, около трех. Вся эта компашка уставилась на меня со страхом и любопытством. В целях разрядить обстановку и успокоить жильцов дома я достал плитку горького шоколада (которую изъял из премьерского бара) в какой-то хитрой глазури, не позволяющей растаять вкусняшке в этой жуткой жаре, отломив три примерно равных куска я положил лакомство на стол. 

Быстрее всех сообразил старший пацан. Он, шмыгнув как мышь, схватил добычу и, сверкая ребрами, нырнул обратно в складки мамкиного одеяния. Вскоре раздалось чавканье и все трое маленьких конголезца уставились на меня перепачканными в шоколаде лицами. В их глазах уже не было и тени страха. Достав оставшийся шоколад, я положил его на стол, вместе с сотней долларов. 

– Я капитан повстанческой армии генерала Ондекана, – наконец заговорил я, – мне необходимо отдохнуть и перевести дух. 

Ужас в глазах негритянки, которой на вскидку было лет 20-30, прошел. Однако прежний страх сменило беспокойство. Она же не могла не понимать, что меня ищет полиция и нацгвардия, а если начнется бой, то домочадцам мало не покажется. 

Хозяйка дома вскочила и быстро схватив шоколад и сотню зеленых, нервно заговорила. По оборотам речи я понял, что она из тутси. 

– Вам нельзя здесь находиться, – говоря со мной, она прижимала к себе близнецов, а ее фразы были похожи на мольбу, – здесь Вас могут найти солдаты и тогда всех нас убьют. 

Пока она заклинала меня уйти, ее шустрые детеныши, доедая шоколадку, мысленно ощупывали мои карманы, с надеждой глядя на каждую складку моей гимнастерки. 

Негритянка вдруг поставила на пол сыновей и метнулась к шкафу. 

– Вот, – она держала в руках серебристый ключ, – это квартира, в которой я работаю горничной. 

Я скептически посмотрел на ее нелепый способ от меня избавиться. 

– Хозяина нет, – продолжала тараторить взволнованная женщина, – он белый, такой же как вы, сейчас в отъезде. 

Она говорила искренне и я это чувствовал, да и не все ли мне равно. 

– Квартира недалеко, – продолжала она, – в двух кварталах. 

Молча взяв ключ, я направился к выходу. 

Выйдя из лачуги, я еще раз с сожалением взглянул на собачью конуру, где заснул вечным сном верный друг человека. 

«Все собаки попадают в рай», – грустно улыбнувшись, подумал я. 

Мотая на пальце ключ от квартиры, где меня ждал долгожданный отдых и горячая ванна я, не торопясь, направился к новенькой кирпичной девятиэтажке, которая возвышалась над убогими хижинами, как замок феодала в средневековой Европе. Город уже спал, лишь изредка слышались выстрелы из автоматического оружия, лай собак, смех пьяных жителей и иногда плач детей. 

Легкий ветер качал пальмовые листья на крышах убогих хижин. В воздухе пахло отбросами, падалью и безнадегой. Я шел не торопясь и обдумывал план действий. Надо помыться. Обработать, зашить и перевязать раны. Немного поесть и поспать. Сориентироваться по карте и, связавшись с Баардом, пробиться к терминалу. 

«Дай Бог, чтобы парни все-таки выжили», – думал я, коря себя за оплошность, которую допустил. 

Нет ничего хуже для командира, чем потеря личного состава. 

«Сам виноват. Не хер, было строить из себя Дон Кихота. Остался бы в пикапе и все. Стрелков в автобусе все равно было не спасти… Гребаное ЕО», – невеселые мысли блуждали в моей голове. 

Вдалеке послышалась музыка и метров через пятьдесят я увидел с дюжину негров, сидящих на корточках около ржавой бочки, в которой горел костер. В воздухе явственно запахло канабисом, дешевым пивом и жареными бананами. Не прибавляя и не сбавляя шагу, я шел мимо них в сторону заветной многоэтажки. 

Африканская гопота, завидев одинокого путника, уставилась на меня. Некоторые встали. Эти движения местной босоты не нарушили движение косяка по кругу. 

Положив ключи в карман, я достал сигарету и попытался прикурить. Пару раз чиркнув зажигалкой я понял, что бензин в ней закончился. Выругавшись, я стал ощупывать карманы, мельком взглянув на чернокожих. Приглушив музыку, они все как один уставились на меня. 

– Эй, голубоглазка, – самый мелкий гопник с лицом похожим на морду гиены показал мне зажигалку. 

Закинув ремень автомата на шею, я сменил режим огня АКС с одиночного на автоматический и, не торопясь, направился к отдыхающим нигерам. После моих манипуляций с оружием в толпе послышался лязг затворов. В воздухе повисло напряжение. Взгляд мелкого заводилы, который предложил мне прикурить, стал жестким, но мерзкая ухмылка на лице осталась. Подойдя к главарю, я осторожно взял зажигалку и, прикурив сигарету, вернул огниво владельцу. Все это время мой указательный палец лежал на спусковом крючке автомата. 

– Че, брат, – мелкий осмотрел меня с ног до головы, – с подружкой поссорился? 

Вся толпа загоготала диким смехом, некоторые завизжали и стали давать друг другу «краба». Один здоровый негр, смеясь, стал хлопать мелкого по спине. 

«Долбаные укурки…» – подумал я и тут же отшутился. 

– Твоя мамка сегодня не в духе, – я чуть улыбнулся, выпуская дым. 

Повисла тишина. Все ржущие до этого негры резко прекратили сотрясать воздух. 

Глаза мелкого бандита заблестели и он медленно встал. В руках у некоторых нигеров показались пистолеты. 

– Надеюсь, ты ей заплатил, а то она мне сотку торчит, – быстро ответил мелкий и заржал как лошадь. Вместе с ним захохотали остальные бандиты. Некоторые били себя по ляжкам и визжали как тропические свиньи. Напряжение резко спало. 

Я, молча, смотрел на этот цирк уродов. 

«Нормально они обдолбились», – подумал я и невольно улыбнулся, глядя на бесшабашных местных жителей, у которых не было многого, но позитива имелось в избытке. 

На всякий случай, уточнив адрес, я покинул компашку укуренных нигеров, попрощавшись с каждым в стиле конголезской гопоты – у меня на Родине это называется дать «краба». Не знаю за кого они меня приняли, да и не хочу знать. Все мои мысли были сконцентрированы на заветной берлоге, в которой я смогу хоть на время перевести дух, поесть, помыться и немного поспать. Лишь спустя некоторое время я стал понимать, что играл с огнем. Сделай я неверное движение, ошибись интонацией и вполне себе мог закончить свои дни в горящих покрышках со столичной свалки. Я рисковал, сам не знаю зачем. После потери своего отряда что-то во мне надломилось, необъяснимое чувство фатума обволакивало душу холодным безразличием к прошлому, настоящему и грядущему. Вызывать по рации парней я не стал. Гвардейцы могут перехватить сигнал, определить место моей дислокации и тогда мы все погибнем. Оставалось одно – пробиваться самому. Но сначала отдых. Я не спал нормально уже несколько суток и понимал, что добром это не закончится. Мне необходимо передохнуть и чем скорей, тем лучше. 

По извилистым узким улицам, усеянным отбросами и собачим дерьмом, я шел еще примерно минут двадцать. Наконец подойдя к высоким кованым воротам с калиткой, я нажал кнопку домофона. После минутной задержки гнусавый голос спросил у меня фамилию и номер квартиры. Ответив так как меня научила негритянка – горничная я, мотая ключ на пальце, вошел в распахнувшуюся дверь, пересек парковку, прошел в парадный вход здания и подмигнув сонному консьержу в бабочке и бардовой жилетке, зашел в лифт. Это было настолько тупо, что я улыбнулся сам себе в зеркале тесной кабинки. Хотя мой внешний вид просто кричал о том, что владельцу одежды, которая была на мне, в последнее время было ой как не сладко. Обслугу элитной многоэтажки можно понять. Мы белые зачастую для конголезцев все на одно лицо. Ну, а то что я в крови и вооружен до зубов… Да мало ли. Может я наемник из ЮАР или местный силовик, или еще кто. К белым в Африке относятся по-особому. У голубоглазых (нигеры так всех белых называют) есть деньги или стальные яйца, а иногда все это в совокупности. Без этого белому человеку на черном континенте делать нечего. Белые в Африке лечат и калечат, созидают и разрушают, грабят и одаривают отверженных «дикарей», которые никому не нужны, даже самим себе. Негров слишком много для того, чтобы они жили счастливо и некоторые бледнолицые успешно решают эту проблему. 

Выйдя на седьмом этаже я, чуть помедлив, нашел заветную квартиру под номером 58 и вставив ключ в замочную скважину, наконец, оказался в приличной студии метров на пятьдесят. Дом был не для бедных, впрочем, как и квартира. После всего дерьма, в которое меня окунула судьба за последние несколько дней, все что произошло, казалось каким-то кошмаром. Быстро скинув берцы, грязную, окровавленную гимнастерку, воняющее мочой и адреналином нижнее белье я бросил разгрузку и оружие на двуспальную кровать, застеленную черным мохнатым пледом. Глубокая рана в верхней части спины ныла и, посмотрев в зеркало, я понял, что надо зашивать. Вздохнув, я взял аптечку и направился в большую ванную комнату, которая сверкала желтым кафелем. Спустя несколько минут я уже лежал в наполненной горячей водой ванне. Все раны и царапины тут же зажгло, но это не испортило мне удовольствие. Понимаете, когда человек не может несколько дней принять душ, одновременно находясь по уши в дерме, то он по-особому воспринимает простые бытовые радости. Лежа в горячей воде, я поймал расслабуху и впав в полудрему, стал вспоминать свою жизнь. 

——————————————————————-

После тяжелой, изматывающей тренировки контрастный душ – это нечто, особенно когда ты молод. Когда тебе семнадцать лет, то вся жизнь впереди кажется бесконечным приключением, где главное действующее лицо – добрый, справедливый и удачливый герой – это ты сам. 

Тело приятно ныло, а на душе было светло и радостно от того, что ты сегодня сделал все правильно. Сегодня на спарринге мне достался трудный партнер. Тяжелей килограммов на двадцать. Мой тренер любил проверять своих воспитанников на наличие душка и с первых дней новичков он ставил на жесткий и зачастую неравный спарринг. Хотя по мне так все по глазам видно. Но сэнсэй (если в боксе это понятие приемлемо) практик до мозга костей и одним взглядом его не впечатлить. 

С моим весом в семьдесят килограмм (хотя для моих лет — это гуд) у меня было мало шансов выстоять против опытного громилы… 

Мои размышления были прерваны глухим звоном разбивающегося стекла. 

Обмотавшись полотенцем, я как был, мокрым выскочил в большую комнату дедовской двухкомнатной хрущёвки. 

Кинескоп черно-белого телевизора был разбит, а мой дед по отцовской линии, безногий инвалид Великой Отечественной, валялся на полу и трясущимися руками пытался разорвать цветастый половик. В его глазах стояла ярость и бессилие, а изо рта текла пена. 

Быстро сориентировавшись, я схватил деревянную ложку и вставил в его рот наполненный редкими желтыми зубами. Деда трясло и корежило, а рваные треники были обильно пропитаны мочой. Такие припадки с ним случались нечасто, лишь тогда, когда он испытывал сильный стресс. Иногда дед мне, еще маленькому, рассказывал о войне и сильно ругался, когда смотрел советские военные фильмы.

– Родион, – ворчал дед, – это все неправда! 

– Что не правда, деда? – спрашивал я заинтересованно. 

– Не воевали так, внук, – дед, даром, что княжьих кровей, закручивал самокрутку и под ворчание бабки рассказывал очередную историю про рядового Старикова. 

– Сидим, значит, мы. Изготовились к атаке. Кто-то крестится, кто-то молча смотрит в пустоту. Таких обычно убивает. Много раз замечал. Такие как будто понимают, что все, конец им. 

Дед хитро прищурился и его старческое лицо избороздила паутина морщин. 

– Так вот, внук, – взгляд деда стал пустым и страшным, – взводный наш, молодой парень лет двадцати, достал ракетницу и выстрелил вверх. Мы рванули. Нашу роту на прорыв бросили первой. Бежим. Страшно. Впереди неизвестность. Может быть смерть, а может быть и покалечит, – дед подмигнул и подергал своей культей. 

– В общем, на минном поле мы оказались, – дед, прищурив глаз, затянулся самокруткой, – начальство решило саперов не привлекать, долго ведь…

Спину обожгло болью. Лежа в ванной, в полудреме я сдвинулся вниз и зацепил края раны на спине. Вода окрасилась алым. 

«Надо зашивать», – вздохнув, подумал я и достал изогнутую иглу и капроновые нитки. 

После десяти минут боли я залатал рану, а потом с удовольствием побрился и немного подравнял волосы на висках. Наклонившись над раковиной, я взглянул в глаза своему отражению. На меня смотрел молодой, тридцати летний мужчина, с правильными чертами лица, русоволосый и зеленоглазый, как дорогая французская куртизанка. Мощный загривок и взгляд намекали, что по ту сторону зеркала на меня смотрит боксер, а нос с горбинкой и шрам, деливший левую бровь на две части, просто кричали об этом. 

Звук мощного пылесоса вывел меня из состояния сладкого самолюбования. 

«Вот это поворот. Спокойно. Если враги или хозяева, то увидев на кровати оружие, они вряд ли будут, первым делом, заботится о чистоте ковров», – после этих мыслей я обмотал свои бедра большим банным полотенцем. 

Выйдя из ванной, я увидел молодую негритянку в желтом халате – униформе, которая старательно занималась химчисткой ковролина. Им была устелена вся квартира-студия. Увидев меня, стоящего в проеме двери, она выключила громоздкую шумящую конструкцию. 

– Месье, – быстро заговорила она, – в компании мне сказали, что Вы будете в отъезде, прошу прощения за беспокойство. 

Она стояла и немного смущенно смотрела на меня голого, ведь член был прикрыт только махровым полотенцем. 

– Ничего, ничего, – махнул я рукой, – занимайтесь, поездка по техническим причинам сорвалась. 

«Химчистка ковров», – подумал я и прошел вглубь комнаты к шкафам. 

Негритянка, разглядев раны на моем теле, слегка напряглась, что, однако, не помешало ей вновь приступить к работе. 

Меня порой немного поражали привычки конголезцев не лезть в чужие дела и не задавать лишних вопросов. У меня в России все совсем иначе. Всем всё, блять, надо узнать, вынюхать и распиздеть. А здесь… Пришла на хату чистить ковры. На полу гимнастерка в крови. На кровати автомат. Мужик голый весь в ссадинах и ранах. Хотя я белый. Я уже вам говорил, что негры нас воспринимают по-особому. 

Подойдя к холодильнику, я обнаружил кучу приправ, соусов и ни грамма еды. Выругавшись, я прошел к бару и, налив себе половину стакана вискаря со льдом, стал дальше изучать содержимое квартиры. Так и ходил со стаканом и сигаретой. 

«Такс. Одежда, костюмы, галстуки, рубашки», – воспроизводил я в уме все то что видел в холостяцкой квартире. Знаете, как я угадываю, что в хате мужчина живет один? Мне даже в ванную заходить не надо. По идеальной чистоте и лаконичности интерьера. Немного зауважав хозяина квартиры за прекрасный гардероб, я стал примерять одежду и смотреть размер обуви. Мой респект холостяку взлетел до небес, когда я понял, что цивильная одежда мне приходится в пору. Ботинки были чуть великоваты, но это не проблема. Все манипуляции с осмотром помещения проходили под гул пылесоса. Посигналив чернокожей, я попросил выключить аппарат. 

Сразу стало тихо и хорошо. 

– Мадемуазель, эээ, – начал я. 

– Глория, – с кокетливой улыбкой ответила девушка. 

– Не могли бы вы привести в порядок мою одежду, – я указал на свой уделанный в крови камуфляж и белье, – я доплачу. 

Для ускорения мыслительного процесса я подошел к ней и быстро положил пятьдесят долларов в карман ее халата. Негритянка немного отшатнулась от меня, но как только купюра уютно устроилась у новой хозяйки, работа опять закипела. 

Девушка быстро подобрала мое тряпье и, придирчиво его осмотрев, стала заниматься новым заказом, используя свою чудо технику. 

Тем временем я расположился в кресле и, допив вискарь, всеми фибрами души наслаждался уютом обеспеченной жизни не известного мне белого холостяка. Шум чистящей аппаратуры ничуть не портил удовольствие, которое поверьте было безграничным. Сидеть в кресле, чистым, чуть пьяным было очень приятно. Просто сидеть и курить. Прикурив еще одну, какую-то коричневую, ароматно пахнущую сигарету (пачка лежала на журнальном столике) и налив себе еще пойла, я почему-то вспомнил бельгийку. Улыбка сама собой появилась на моем лице. 

——————————————————————- 

– Мадам уже достаточно, – я попытался вырвать фляжку с коньяком из цепких пальцев уже не трезвой сотрудницы миссии Красного Креста. 

«Коньяк пьет как лошадь на водопое», – подумал я, раздражаясь. 

Вдруг блондинка схватила меня за шею обеими руками и впилась своими губами в мои. От такого резкого перехода, я, признаюсь, немного растерялся и рука сама собой легла на рукоятку пистолета. Это дало фору хитрой и очень соблазнительной девчушке застать меня врасплох. Ее дыхание отдавало парами крепкого этанола, но все это было уже неважно. Она залезла мне на колени и, обхватив бедрами мой торс, уже расстегивала китель. Ни один мужчина не останется равнодушным, когда на нем сидит голая, молодая и весьма сексапильная женщина. Схватив ее за бедра, я повалил блондинку на спину. Она чуть взвизгнула и раздвинув ноги под максимальным углом, закусила нижнюю губу. Ее глаза жадно блестели. Схватив ее за ягодицы обеими руками, я вошел в нее. 

Ну что тут скажешь. Она выгнулась и охнула. Размерчик у меня, что надо. Нет, поймите, я не хвастаю и у меня не двадцать пять. Сантиметров восемнадцать или чуть больше, но многим бабам этого очень даже много. Я входил в нее грубо, резко, как бы стараясь проникнуть все глубже и глубже. Блондинка потекла, как мочалка и стала вскрикивать с каждым ударом моего молота по ее влажной и слегка заросшей наковальне. Я ускорялся. Она кричала и, извернувшись, укусила меня за плечо. Высвободив руку, я схватил бельгийку за горло и прижав ее голову к потертой коже автомобильного сидения, продолжил свою яростную атаку. 

Признаюсь вам друзья, я никогда не пытался сделать приятное женщинам, когда их пользовал. Меня всегда удивляли те, кто интересовался всякими клиторами, точками G и прочей хренатенью. Я просто трахал женщин в свое удовольствие. Понимаете, баба либо течет, либо не течет, третьего не дано. Некоторые мои знакомые индивидуумы (ходят слухи) даже промежность вылизывают своим бабам, чтобы доставить им удовольствие. Ну что я здесь могу сказать… 

Бельгийка орала все громче. Я еще чуть сдавил ей шею, одновременно продолжая акт сексуальной агрессии. Ее соски стояли торчком и были красными как спелые вишни. Блондинка чуть дернулась, и я почувствовал, что мышцы ее влагалища расслабились. Я же продолжал и дальше терзать ее внутренний мир, который был не столь глубок. По крайней мере, для моего пениса. Девушка утробно закричала и резко дернув тазом, с силой обхватила меня бедрами и завибрировала всем телом. Из ее рта потекла слюна, а под ее ягодицами я ощутил влагу. Все. Спазм прошел по моему телу. Я закончил. Бельгийская роса смешалась с российским дождем. Навалившись на блондинку, я застыл в сладком оцепенении, чувствуя членом, как стенки ее влагалища еще вибрируют, впитывая мое семя. Из дремотного состояния меня вывел то ли укус, то ли поцелуй в шею. Открыв глаза, я увидел лицо улыбающейся и немного усталой бельгийки. 

– Роуз, – прошептала она. 

– Что, – я немного не догонял. 

– Меня зовут Роуз, капитан, – прошептала блондинка и игриво куснула мой палец. 

——————————————————————- 

Открыв глаза, я вытер слюни. Шум аппаратуры, с помощью которой Глория приводила мою гимнастерку в порядок, не помешал мне вздремнуть минут двадцать. Когда нет времени на сон я практикую именно этот способ – спать каждые 4 часа по 20 минут. Это реально работает. 

Негритянка отложила в сторону шланг парогенератора и взглянула на меня. 

«А она ничего так», – подумал я, почесав вставший член. 

В животе заурчало, а от алкоголя и табака было уже тошно. Жутко хотелось есть. Сняв трубку телефона, я позвонил в столичную справочную службу и записал телефон службы доставки еды. 

– Глория, поужинаешь со мной? – спросил я негритянку и с удовольствием отметил, что она стесняется смотреть на бугор, поднимавший мое полотенце. 

– Нет месье, – девушка опустила глаза – я не голодна, если вы позволите, я пойду. 

Она неуверенно переступила с ноги на ногу. 

– Я настаиваю, – вытащив лежащий рядом «Кольт», я брякнул им о журнальный столик. 

В черных глазах негритянки мелькнул страх и она, молча, села на краешек кресла, положив ладони на свои колени. 

Удовлетворенно хмыкнув, я позвонил в службу доставки и дождавшись ответа оператора стал надиктовывать заказ. 

– Жареные бананы с фасолью и рыбой ндакала (т.е. анчоусы), свинина на банановых листьях, политая лимонным соусом, немного пили-пили (острый перец), пару фу-фу (булочка из кукурузной муки) и сосо-на-лосо (курица с рисом) сто порций, – я улыбнулся, предвкушая, как удивится оператор принимающий заказ. 

– Сколько? – переспросил меня женский голос. 

– Сто порций сосо-на-лосо, – я взглянул на негритянку, она была очень милой (для негритянки), – и пачку презервативов. 

——————————————————————- 

– Ешь давай, – сказал я впавшей в ступор чистильщице ковров, – ну или пей. 

Налив Глории полстакана виски, я заставил ее выпить все залпом. 

– Муж, дети есть? – спросил я свою жертву, облизав жирные пальцы. 

Девушка помотала головой. У нее был такой вид, будто рядом с ней сидит людоед. 

– Встань туда, – я показал стволом пистолета на середину комнаты. 

Она послушно встала туда, куда я указал. 

Налив себе колы со льдом и немного пойла, я закурил и стал рассматривать негритянку, как работорговец на рынке. 

Большие губы, черные глаза, стройные ноги (ну и естественно, маленькая грудь), тонкая талия и длинная шея. 

«Неплохо, неплохо», – думал я, рассматривая объект своей сексуальной агрессии. 

– Раздевайся, – тихо сказал я и затянулся сигаретой. 

Негритянка испуганно замотала головой. Меня это взбесило и, вскочив с кресла, я влепил ей пощечину. 

Знаете, почему люди, которые приходят с войны, не могут интегрироваться в социум? Все просто. Мы побывали там, где жизнь равна стоимости одного патрона. Чем является для нас женская сексуальная неприкосновенность, если мы видели изуродованные тела женщин? Мы, цепные псы войны, слишком ясно осознаем условность человеческой жизни, культурных установок, моральных норм и правил мирной жизни. Для нас каждое мгновение может стать последним. Так зачем себя ограничивать! Я захотел эту молодую негритянку и возжелал ее тела, следовательно, оно будет моим. 

Не знаю, что на меня нашло. Внутри сидела какая-то злость из-за неудачного рейда, из-за гибели своих, достаточно неплохих и дисциплинированных солдат. Девушка упала на колени и зарыдала. Слезы потекли по лицу. 

– Заткнись, – грубо крикнул я ей и схватив за халат, швырнул ее на кровать. 

– Не надо, – шептала девчушка, – прошу Вас. 

Я резко распахнул ее униформу и пуговицы отлетели в разные стороны. Привычный запах черного женского тела защекотал ноздри. У негритянок особая кожа, она отличается от кожи европеек. Она более гладкая и упругая. Сорвав нижнее (достаточно дешевое) белье я еще раз, уже не сильно, ударил ее по лицу ладонью. Она прекратила выть и только тихо заскулила, как побитая собака. Надев презерватив я, раздвинув ей ноги и немного поводив членом по розовым, пухлым губам влагалища, резко вошел в нее. Негритянка вскрикнула. Ее глаза расширились и она, схватившись руками за мою задницу, стала вскрикивать с каждым толчком. Я входил в нее, одновременно хватая и сдавливая пальцами ее соски, а негритянка мощно подмахивать мне тазом. 

Черное и гладкое как мрамор тело Глории содрогнулось и она утробно завыла, попутно впиваясь ногтями мне в задницу. Я же в свою очередь еще не закончил и продолжал рвать ее молодое тело. Негритянка выгнулась и сжав мой член мышцами влагалища, задергалась. 

«И не надейся, я еще не закончил», – подумал я со злостью. 

На личном примере я много раз замечал, что во время изнасилований, особенно публичных, бабы быстрее испытывают оргазм. Вообще, есть что-то брутальное в том, чтобы трахаться прилюдно, особенно на глазах связанного, избитого мужа. Это как легальная месть самки за слабость самца. Природа четко расставляет приоритеты – потомство имеет право оставить лишь сильный. 

Глория, вся потная, раскрыла рот, в котором блеснули белые зубы. 

– Голубоглазый дьявол, – закричала она, – ну чего же ты медлишь! 

– Заткнись, мать твою, – парировал я и, перевернув свою жертву, поставил ее раком. 

Глория уже не сопротивлялась, а послушно выгнув спину, ждала пока мой член войдет в нее сзади. От былой скромной девушки не осталось и следа. Предо мной была похотливая самка, ждущая пока незнакомый белый вставит ей как следует. 

Я стал водить своим твердым пенисом по ее влажным (даже чересчур влажным) половым губам. Неглубоко входя и тут же убирая член из ее влагалища, я довел ее до исступления. Негритянка попыталась сама залезть на мой член, но я удерживал ее задницу на расстоянии. Постепенно она опять пришла в состояние половой ярости. 

– Ну, давай, давай же, – закричала она. 

Ее мучения вызвали у меня злорадную ухмылку и желание порвать ей все, что можно. Еще немного подразнив негритянку своим членом, я с силой вошел в нее. Глория охнула и завыла. Я начал двигаться, убыстряя темп, доводя негритянку до исступления. Все мое тело стало легким, по коже прошла сладкая дрожь. Все. Мы кончили практически одновременно. Глорию трясло и ее черные ягодицы, покрытые вязким потом, чуть вибрировали. Я завалился на бок и негритянка, повернувшись ко мне, подвинулась вниз и, сняв презерватив, стала вылизывать мне член. Мелочь, а приятно. 

Дождавшись пока пройдет гигиеническая процедура, я встал и, закурив, налил себе колы. 

– Я сейчас ухожу, – я сделал пару глотков и выпустил дым, – сидишь здесь до утра, а потом можешь уходить. 

Глория лежала на кровати абсолютно голая, наблюдая, как я одеваюсь. 

– Как тебя зовут, белый дьявол? – спросила она, подняв бровь. 

– Тебя не касается, – буркнул я, складывая в две походные сумки провиант для парней, чистую форму и оружие с боеприпасами. 

Наконец все было собрано. Я даже нашел брелок сигнализации от автомобиля. 

«Просто не верится. Такая удача настораживает», – тревожная мысль запрыгала в черепе, как мяч от пинг-понга. 

Встав перед зеркалом, я поправил светлый льняной костюм и белую рубашку. Засунул за пояс свой пистолет и посмотрел на часы. В отражении на меня смотрел успешный, молодой мужчина. Прилично одетый, слегка небритый и чертовски привлекательный. 

Выйдя в коридор, я закрыл дверь и сломав ключ в замке, направился к лифту. 

Было почти четыре утра. Начинало светать. Пройдя мимо почему-то встревоженного консьержа, я вежливо кивнув этому немолодому негру, вышел на парковку. 

Достав брелок, я несколько раз нажал на кнопку. В метрах двадцати от меня заморгали фары кремовой «Тойоты Краун». Я улыбнулся, так как сам был родом с Дальнего Востока и любил праворульные японские авто, как Бог евреев. 

Сложив амуницию и продовольствие на задний диван, а автомат и два запасных магазина на переднее левое кресло японского бизнес-седана, я завел двигатель. Далее я поправил зеркало заднего вида, в котором тут же узрел консьержа. Эта черномазая старая паскуда очень подозрительно смотрел в мою сторону, держа в руках трубку телефона. 

Вздохнув, я немного помедлил и взял рацию. С того момента, как я отбился от своих людей, прошло часа четыре. Я с удовольствием погладил дорогую ткань, из которой был сшит пиджак. 

«Ищущий да обрящет», – подумал я и нажал кнопку радиостанции. 

– Это первый, прием, – рация молчала, и я вызвал еще. – Старк вызывает Баарда, прием. 

Рация молчала. На меня стало наваливаться тоска. 

«Неужели ушли… Или погибли», – понимание того, что я теперь один наваливалось тяжким бременем на мой мозг. 

Двигатель авто приятно урчал, а я курил, нервно кусая губы. Я не был готов к полному фиаско.

Наконец рация зашипела. 

– Это Старк, приём, – возбужденно закричал я. 

– Слышу тебя, капитан, – в эфире загудел голос лейтенанта Баарда, – мы думали, что тебе конец. 

– Со мной все нормально, – быстро заговорил я, – обеспечь мне безопасный коридор, скоро буду на гражданской светлой машине, прием. 

– Тебя понял, капитан, – неторопливо ответил бельгиец, – северный терминал, подъезжай, прикроем.