Метод давления. Часть первая.

НЕНАСТОЯЩИЙ МУЖЧИНА

 

СЕРГЕЙ ЗАВЬЯЛОВ

 

МЕТОД ДАВЛЕНИЯ

 

НАЕМНИК II

 

УДК 82-32

Сергей Завьялов. Метод давления. Наемник II. − М.: Наемник, 2020. − 164 с.

Все события и персонажи книги являются художественным вымыслом. В произведении может иметь место случайное совпадение событий, имен, фамилий, населенных пунктов, вооружения и снаряжения. Автор не придерживается никакой политической идеологии и никого не хотел оскорбить в своем рассказе.

Внимание, 18+

Присутствует нецензурная лексика, сексизм, унижение чести и достоинства, попирание религиозных чувств, сцены изощренных пыток и убийств, сексуального насилия, употребления наркотиков, табака и алкоголя.

Николай Белов — сирота, выросший в детдоме, не знавший своего отца, а мать от него отказалась вскоре после родов. Белов с детства имеет склонность применять насилие, как средство решения проблем и в связи с этим он выбирает карьеру военного. Окончив Новосибирское высшее военно-политическое общевойсковое училище и попав в пограничные войска, Николай совершает геройский поступок и попадает в элитное подразделение КГБ СССР. Рискуя жизнью и совершая невозможное, он утоляет свою жажду крови. Видя жестокость и ужас мира спецслужб, Белый (так зовут его друзья) не перестает искать путь добра и справедливости.

© Сергей Завьялов и наследники, 2020

Светлой памяти моего отца – Белова 

Николая Васильевича посвящается

 

И совершу над ними великое мщение наказаниями яростными, над теми, кто замыслит отравить и повредить братьям моим. И узнаешь ты, что имя моё Господь, когда мщение моё падёт на тебя

 

КНИГА ПРОРОКА ИЕЗЕКИИЛЯ 

ГЛАВА 25, СТИХ 17

 

ПРОЛОГ

 

Здравствуйте, меня зовут Москвич (но так меня звали не всегда) и сейчас я поведаю вам историю своей жизни (по крайней мере, некоторые ее моменты) и морального падения, хотя с антропологической точки зрения, я, возможно, вершина эволюции. 

Родился я в СССР, в подмосковном Воскресенске в 1965 году. Но вырос я не с матерью, так как она умерла от цирроза печени, предварительно сдав меня в детский дом. Отца я не знал вообще, мне потом говорили, что он погиб в каких-то уличных разборках. И вот меня бросили, я остался один, представляя собой около пяти килограммов мяса, говна и соплей. Честно говоря, я благодарен своей матери, что она не удавила меня при рождении, как делали многие социопатки, а все-таки хоть и бросила меня, но не убила. Не знаю, кто надоумил ее поступить вопреки шаблону, думаю сам Сатана не иначе. Сколько было бы сохранено человеческих жизней, если бы меня не было на свете. Вы не подумайте, я не маньяк, я простой советский военный. Просто у меня нет одного качества — жалости. 

Так сложилось, что мне никогда и никого не жаль. Ничего с собой не могу поделать. Вот скажите, нужна ли жалость человеку чтобы хорошо жить? Что это за чувство? Я вам отвечу, жалость — это ощущение своей неполноценности. Если она в вас есть, то вы говно, шлак под ногами тех, кто её не испытывает. Нет, не подумайте, что я фанат Ницше, хотя его сверхчеловек тоже жалости не испытывает ни к кому. Просто вы должны понять главное, я абсолютно беспощаден, прежде всего, к себе. 

Воспитываясь в детском доме, я познал все прелести ада на земле. Знаете ли вы, что те, кто вырос в интернатах, не плачут? Нет, плачут конечно, когда хотят кого-нибудь наебать, но они не плачут по велению чувств. Когда маленький брошенный кусок мяса орет несколько часов и к нему никто не подходит, то организм сам отключает эту сигнальную функцию. Зачем орать, если мамки и папки нет? Я вам так скажу — все, кто вырос без родителей — это опасные люди, они не могут интегрироваться в социум, они его могут только разрушать.

Не буду много рассказывать про детдом, там было не сладко. Побои от персонала и старших воспитанников, плохое питание, убогая одежда. Но самое страшное — ты каждый день ждешь, что за тобой придут и заберут тебя, но никто не приходит. Редких счастливчиков усыновляли те семьи, которые не могли иметь своих отпрысков. Мать я не ждал, я надеялся, что мой отец все-таки жив и ищет меня, а когда он меня найдет мы обнимемся и уедем в закат. Хер там! Прождав двенадцать лет, я понял, что если мой отец и был жив, то ему было бы плевать на меня. Всем было плевать — воспитателям, учителям, государству, Богу. Вы знаете, а я религиозный человек, который искренне верит, что Бог есть и всей душой ненавидит эту мразь.

 

ГЛАВА I. ИНСТИНКТ УБИЙЦЫ

 

Трассирующие очереди из автоматического оружия не давали поднять голову даже на сантиметр. 

— Вот суки! Что делать будем командир? — спросил меня старшина хриплым голосом, зажимая дыру в левом боку, из которой струилась кровь. Тепло от раны чувствовалось даже на расстоянии.

— Зажми её крепче, а то истечешь кровью, — ответил я, пытаясь определить, с какого места нас накрыл огненный шторм.

В данный момент это было не просто, ночи в Таджикской ССР темные. Причем сумерки в горах наступают сразу, не то что на равнине.

— Дай мне РГД и постарайся вести прицельный огонь, — порекомендовал я подранку, забрал подсумок с несколькими гранатами, и отстегнув ремешок выбросил свою зеленую фуражку, которую терпеть не мог. 

Нужно быть полным идиотом, чтобы в конце ХХ века носить на голове этот транспарант. Вадька Матросов, командующий погранвойск КГБ СССР, по слухам обещал ввести береты на официальном уровне, но сука, в этой жарище носить шерстяной носок на башке, это ебнуться можно.

Мы попали под обстрел неожиданно, так как не думали, что в Хатлонской области вообще может быть какой-то наркотрафик. Оказывается, вполне может, и мы нарвались на караван. 

«Совсем охерели суки, не иначе как с шурупами договорились и те их стали пропускать за бабло, через зону своей ответственности. Духи чувствуют, что шурави сливаются, поэтому и наглеют. Чует мое сердце, скоро мечетей в Москве, будет больше чем партийных ячеек», — подумал я со злостью переводя дух.

Рядом просвистела трассирующая пуля и звонко ударившись о камень улетела вверх.

Недалеко хрипел старшина, кровь по-прежнему текла из его бочины. Трех срочников и овчарку вынесли сразу, ну а мне повезло. 

«Мне, сука, всегда везет», — повторял я как мантру. Руки же тряслись, а в голове стоял болезненный гул.

Прицелившись я навел автомат в сторону вспышки и дал короткую очередь. 

«Мне фартануло, а вот старшине хер его знает. Если кровь не остановить, ему пиздец. Может, бросить его к хуям…» — промелькнула мысль. 

«Нельзя, с меня потом на заставе спросят, да и бес его знает, кого потом вместо него пришлют, вдруг стукача», — уяснив, что смерть старшины определенно ничего хорошего не привнесет в мою жизнь я решил тащить дальше тяжелое тело раненого сослуживца.

Чуть вдалеке лежали три трупа и мертвый пес. Прицелившись я выпустил в каждое по три пули. Не дай Бог раненому погранцу попасть к духам, заставят свои кишки жрать, лучше сразу сдохнуть. 

Совсем близко просвистел еще один резкий вжух. «Все нахуй, надо валить отсюда», — подумал я и подполз к старшине, который уже осоловел.

Вскоре я оттащил его к ближайшей расщелине. Откуда-то сверху сыпалась смерть, лязгая о камни. В безопасном месте я взвалил своего, уже потерявшего сознание напарника, на плечо. Горячая кровь из его раны стала снова сочиться и потекла мне за шиворот, одновременно заливая лейтенантский погон.

«Вот сука, нарвались на заслон караванщиков», — думал я, прикуривая «Приму», которую произвели в Клайпеде. 

Сигарета была крепкая и кислая, как махорка. Поморщившись после глубокой затяжки, я запустил мыслительный процесс. 

«Литваки драные, сами-то небось европейский табачок смолят», — мысль скакнула в сторону, и я ее тут же отогнал.

Старшина в свою очередь захрипел, пару раз дернулся и затих. 

«Ну емаё, какого хера я его тащил?» — меня пробрала злость. 

«Что же вы за мрази, козопасы помойные, хер у вас получится уйти просто так», — пронеслось в моей голове. 

Затушив окурок, я снял боеприпасы и флягу с водой с трупа старшины. 

«Если пойду на заставу, то уйдут, бляди», — я провел пятерней по потной, коротко стриженой голове. 

Грязный липкий пот превратил пыль на ладонях в грязное месиво. 

«Думай! Думай! Хули тут думать, пойду за ними. Убью всех, сука!» — злая мысль пролетела в голове под тяжелый стук сердца.

Через некоторое время, когда духи ушли я подошел к месту гибели моего патруля. Душманы уже здесь побывали и нетронутым остался лишь труп нашего пса. Талибы ограбили жмуров и изрядно поглумились над телами пограничников.

Головы трёх срочников были отрезаны и лежали на телах. 

«Что за мода издеваться над мертвыми? Дикари черножопые блять!»

Достав штык нож, я принялся свежевать мертвого пса. Дорога предстояла дальняя, в горной местности мне понадобится любая еда. Вообще я был неприхотлив, бывало жил в лесу по несколько месяцев, когда в двенадцать лет сбежал из детского дома. Питался чем придется, даже падалью иногда, а жил в шалаше. Потом меня правда обнаружили лесничие и сдали ментам. 

Отбросив отрезанную собачью голову подальше от человеческих тел, я продолжил добывать себе мясные припасы. Волна ненависти накатывала на меня, но я был совершенно спокоен. Только немного дергалось веко. 

«Они не должны уйти», — данная мысль пульсировала в мозгу и была достаточно иррациональна. 

Но я ничего не мог с собой поделать, так как, сам не знаю почему, был одержим погоней и, если бы не было мертвого пса, я бы свежевал трупы своих сослуживцев, чтобы обеспечить себя пропитанием на время погони, которая могла затянутся на неопределенное время.

Поднялся ветер, и песок зашуршал по камням. Мне вдруг стало тоскливо. 

«Не моя это земля», — мрачная мысль обожгла мозг. 

Упаковав мясо в снятую с трупа гимнастерку и, прихватив боеприпасы и автомат, я двинулся за караваном, ориентируясь по следам талибов.

Страха не было, вместо него накатывало такое возбуждение и предвкушение убийств, что аж хер встал. «Хорошо, что я военный, а то бы уже давно расстреляли по приговору советского суда, самого гуманного суда в мире», — думал я, аккуратно перемещаясь по каменистой тропе. 

Где-то недалеко завыл шакал учуявший кровь. «Придет серенький волчок и укусит за бочок», — я вспомнил детский стишок и от этого мне стало грустно.

 

ГЛАВА II. СМЕРТЕЛЬНАЯ ЭРЕКЦИЯ

 

По горной тропе я двигался легко, как по наитию и спустя пару часов учуял запах костра и горелой конопли. 

«Опаньки, вот вы где девочки», — удовлетворенно подумал я, аккуратно выглядывая из-за крупных валунов.

Догнав нарушителей границы, я стал искать себе схрон, в целях на время сложить амуницию, воду и продовольствие. На эту ночь у меня были масштабные планы, а воплощать их было удобней налегке. 

Через некоторое время, найдя подходящее место, я быстро припрятал мясо, воду и боеприпасы. Сапоги я тоже снял, в них было тяжело перемещаться, не создавая шум. Голые, натруженные ноги я перевязал двумя портянками каждую, закрепив, чтобы не сваливались, брючными ремешками. На охоту взял лишь ПМ, с двумя полными магазинами и остро отточенный штык нож. Планировал работать именно им.

«Как же я долго этого ждал. Сегодня ребята я оторвусь по полной. Раздвигайте булки, я иду», — радость стала переполнят меня больше чем полностью.

Честно должен признаться, преследовал духов я не из жажды мести за убитых сослуживцев – мне, по сути, на них плевать, они мне никто. Старшину конечно жаль, но смерть для военного — это лишь издержки производства. Если ты идешь в армию, то ты идешь прежде всего убивать, а значит будь готов, что и тебя возможно заминусят. Военные по определению расходный материал, удобрение. Кто этого не понял, надевая погоны, тот полный идиот. Я преследовал караван с одной целью, легально пустить кровь человеку, самому опасному и поганому животному на земле. Да и в армию я ушел только лишь за тем, чтобы получить возможность убивать, не опасаясь преследований со стороны партии и правительства. 

Вообще-то, мне на службе пока кровь лить не приходилось, да и на гражданке тоже. Были конечно возможности, но я откровенно опасался, так как привлечь ведь могут, а это скорее всего долгий срок, хотя, как малолетке максимум мне, по советскому УК, светила бы десятка. Все равно много, а я люблю свободу. Короче говоря, меня с раннего детства мучила жажда… жажда крови. Я так бабы не хотел, как желал отправить на небеса какого ни будь homo sapiens. Почувствовать, что именно ты определяешь, кому жить, а кому гнить, это высшее наслаждение. В свою очередь животных убивать мне было не интересно, хотя приходилось иногда для еды, когда жил в лесу. Собак в основном. Они ничего не понимают, они вообще не умирают, они кончаются. А вот люди, люди другое дело. 

Близился рассвет. 

«Самое время. Караул уже никакой», — думал я, осторожно подползая к большому камню, за которым сидел талиб. 

Афганский выблядок покуривавший косяк, острый запах которого пьянил даже на расстоянии. Во мне же поднимался раж, азарт охотника, хищника, учуявшего добычу. Меня трясло от предвкушения, даже хер встал опять.

Их было одиннадцать, не считая шести ослов груженых наркотой, водой и провиантом. Трое охраняли периметр лагеря, который был расположен в большой каменистой расщелине, в метрах ста от тропы, остальные отдыхали в двух небольших палатках. 

«Смотри-ка ты, все серьезно, палатки то армейские», — я удовлетворенно оценил снаряжение афганцев.

Костерок уже еле дымил. Изредка слышалось фырканье вьючных животных и стук их копыт.

«Спят усталые игрушки, книжки спят», — играла в голове детская песенка. 

Душман, прислонив СКС с отломанным штыком к камню. Будущий труп стал ковыряться в складках своей одежды и через некоторое время достал небольшой бумажный сверток, пошарил в нем пальцами и положил щепотку насвая под нижнюю губу. Пока он вкидывался миксом из куриного говна и извести, я успел сократить дистанцию. Закинув азиатское ширево в пасть, он замычал какую-то восточную мелодию, отряхнул руки и потянулся за карабином. Тут наши взгляды встретились, так как я уже на корточках сидел перед ним. Мне было важно посмотреть ему в глаза, ведь он станет первым моим жмуром. Это как первая девка, которую трахнешь. Хочешь не хочешь, а запомнится навсегда. 

Глаза правоверного расширились, в них промелькнули страх и удивление. Он поперхнулся своей маленькой вонючей радостью и изо рта у него потекла вязкая черная слюна. 

«Прощай», — промелькнуло у меня в мозгу, и я тут же, со всей силы, вонзил нож в шею, взрезав артерию и горло душмана, вместе с кадыком. 

На лицо мне брызнула кровь. Подхватив мертвого муслима я прижал его к себе, не давая телу, бьющемуся в агонии, поднять шум и столкнуть мелкие камни вниз, там, где был лагерь основной группы. Во мне поднялась волна наслаждения, когда я держал агонизирующего талиба в объятиях, а кровь из вспоротого горла часового лилась мне за пазуху. 

«Вот это я понимаю, кайф!» — мысль застыла в экстазе в унисон с обжигающей тело горячей кровью.

В тот момент я вроде как даже кончил, но это не точно, так как вся одежда до трусов пропиталась кровью.

Через некоторое время я с сожалением отпустил труп и с трудом пришел в себя. Эйфория подняла мне настроение и придала новых сил. Ночного марша как будто и не было. Поправив ремень с кобурой и ремешки, удерживающие портянки я вдохнул полной грудью свежий горный воздух, к которому примешивался сочный запах крови и дерьма, которое изверг из себя мертвый талиб.

«Ну что девочки, сейчас будет вторая серия «Ну погоди», — подумал я, облизнув губы и во рту появился отчетливый металлический привкус.

 

ГЛАВА III. ГЛАЗА ВОЛКА

 

Прошло около двух часов, и я, разобравшись аналогичным способом с оставшимися на стреме талибами, приступил к упаковыванию остальных караванщиков, которые обкурившись, мирно спали, вдыхая чистый горный воздух Таджикистана. Такого прихода, как от первого жмура, я уже не получил, хотя все равно было приятно. Шестерых сразу зарезал, а двух молодых, ошалевших от страха караванщиков, качественно связал, предварительно ударив каждого рукояткой ПМ в височную область. 

Вернув свое добро из нычки, я экипировался и мелко порезав собачатину запихал мясо в рот трупов правоверных, не пропустив ни один. После этого, перекусив халяльным провиантом афганских наркодельцов, я лег отдохнуть, проспав часа три, комфортно расположившись в палатке. Вечер и ночь были напряженными. Только я лег, как сразу провалившись в глубокий, крепкий сон.

Мне снилось ясное чистое небо, я сидел на берегу горной реки и мыл грязные руки ледяной водой. Вдруг я стал замечать, что от моих ладоней вода в реке становится красной. Подняв голову, я увидел, что напротив меня, на другом берегу, сидит человек в позе лотоса и внимательно смотрит мне в глаза. Вздрогнув, я стал непроизвольно искать на поясе пистолет. Вдруг все исчезло. Я не запомнил толком, как выглядел незнакомец и во что он был одет. В памяти остались лишь его глаза, они были желтые как у волка.

Проснулся я от легкого шуршания. Один из духов, каким-то образом избавился от кляпа, подполз к своему собрату по несчастью и грыз веревку, которой были перетянуты его руки, заведенные за спину.

Мне стало смешно от увиденной картины. Они были похожи на двух педерастов, один из которых вылизывает задницу другому.

Увидев меня, тот, который был без кляпа, заорал что-то типа «шурави», «шайтан», «бесельме», ну и еще какую-то, не понятную русскому херню на своем наречии. 

— Не торопитесь дамы, я еще не закончил, — улыбнувшись, предвкушая долгожданное развлечение, сказал я, прикурив сигарету.

Подойдя к орущему, я несколько раз с силой ударил его ногой в лицо, смачно вбив каблуком сапога передние зубы ему в глотку. Дух закашлял и попытался плюнуть в меня, но кровавая слюна была слишком вязкой и лишь испачкала его подбородок, а несколько желтых зубов, измазанных кровью, выпали у него из разбитой пасти на желтый песок. Громко засмеявшись я, глубоко затягиваясь сигаретой, показал талибу Коран, который нашел в палатке. 

— Смотри что я нашел, обезьяна! — я поднес книгу к его лицу. 

Дух сразу оживился и заверещал, задергался и второй талиб.

Демонстративно положив книгу перед ними, я расстегнул ширинку, достал член и стал мочиться на священную книгу мусульман. Душманы задергались, а один, тот который был без кляпа, стал орать и постепенно его крик перешел в визг.

«Вот дебилы…» — подумал я, убрав хер и застегнул штаны.

Немного покурив я наслаждался нравственными мучениями правоверных, которые были инициированы фактом осквернения их священной книги моей мочой и, по всей видимости, оные страдания усугублялись еще и тем, что Коран был обоссан комсомольцем. Наконец я отвлекся от созерцания мучений пленных и покормил вьючных животных, не забыв и про моджахедов.

Достав остатки собачьего мяса, я направился к духам.

— Гав-гав, — сымитировал я собачий лай, дав понять талибам, что им придется отведать, — жри сука, — я силком запихивал в рот, по очереди, каждому караванщику куски уже вонявшего мясца. 

При этом я придерживал челюсти жертв, чтобы не укусили ненароком. Талибы упирались, но я постарался осквернить их по максимуму, так как скоро будет больно, но уже в физическом плане.

— Ну что, девочки, теперь папа будет делать вам бо-бо, — сказал я вслух, разводя костер. 

У меня было желание оторваться по полной, когда еще подвернется такой шикарный случай покуражиться, тем более, я типа мщу за братюнь. Все законно, к ответственности не привлечешь, даже к моральной, хотя мне всегда было срать на нравственные нормы. В конце концов, я выполняю интернациональный долг, черт меня подери!

Начал я с самого шустрого. Взяв нож, я, прижав коленом связанные ноги моджахеда и быстрыми, резкими движениями стал резать кожу и сухожилия. С суставом пришлось повозиться, но в конце концов я справился. Талиб орал, как нерпа в пасти белого медведя, и мне его пришлось немного оглушить. Отрезав одну ступню, я тут же прижёг кровоточащий обрубок горящим пучком сухостоя. Очнувшийся дух опять заорал как свинья на бойне, но к сожалению, умер от болевого шока, сука хитрожопая. Со следующим я решил действовать не так грубо. Взял увесистый камень и перебил им обе берцовых кости пленного. Бил пока не услышал характерный хруст. Это очень больно, хотя, наверное, сами знаете, ведь вы же играли в футбол. 

Талиб выл от боли так, что я думал у него, лопнут глаза, а у меня барабанные перепонки. Тем не менее, я себя чувствовал превосходно. Сидев я не торопясь курил, наслаждаясь мучениями этого продукта афганского феодализма, который отрезал головы пацанам из моего патруля. Когда крики прекращались и боль утихала, я пинал духу в голень, и он снова начинал выть, а я попивал найденный в мешках крепкий арабский кофе среднего помола и курил. С гор дул свежий ветер, он пьянил и навевал хорошее настроение. 

«Вот это я понимаю, надо же, как подфартило…» — пронеслось у меня в голове.

 

ГЛАВА IV. ИЗМЕНА РОДИНЕ

 

Майор особого отдела, широкоплечий здоровый детина лет сорока, расхаживал по кабинету и курил уже четвертую папиросу. 

— Белов, хватит мне в уши ссать, — он нервно затушил окурок в стеклянной круглой пепельнице, — правду говори, как человека прошу!

Он устало сел на стул, сложил руки в замок и уставился куда-то в сторону, за мое плечо.

— Дневальный, — крикнул майор, практически сразу дверь открылась и в нее заглянул взволнованный солдат первогодок, — чаю мне… нам, принеси, — майор опять закурил, не забыв предложить и мне.

Солдат принес чай и бутерброды с маслом. Особист поблагодарив, тут же жадно откусил изрядный кусок и с шумом, обжигаясь, глотнул чай.

— Так, лейтенант, давай не выебывайся, — майор ел с аппетитом громко чавкая, а хлебные крошки падали на стол и китель, — меня уже с военной прокуратуры достали, требуют отчёт.

Он протянул мне лист для ознакомления, а сам стал вслух комментировать текст письма.

— Вот скажи, как мне объяснить тот факт, что две недели назад, четыре человека в патруле погибли, — он допил чай, несколько раз чиркнул спичкой и прикурив папиросу глубоко затянулся.

— Выжил, как оказалось, только командир патруля, — продолжал он комментировать, — и это был ты. Только вот загвоздка, — он ткнул папиросой в мою сторону, — тебя нашли с тремя ослами, нагруженными героином и оружием, — он несколько раз подряд затянулся и раздавил окурок, — и что самое неприятное, некоторые единицы стрелкового вооружения принадлежали твоим бойцам, а сами бойцы нашпигованы свинцом и твоим в том числе.

Он достал эспандер и стал нервно сжимать его то правой, то левой кистью.

Молча куря, я запивал горький дым сладким чаем, и вдруг, мне пришла в голову мысль, что если воткнуть шариковую ручку майору в шею, то он минут за пять истечет кровью и глупые вопросы перестанут портить мне жизнь. От представленной картины, где главным героем был залитый кровью особист, у меня поднялось настроение, и я мечтательно заулыбался.

— Ну вот что ты лыбу давишь, — майор начал заводиться, — ты хочешь под трибунал? Ты понимаешь, что тебя могут подвести к статье за измену Родине?

Майор с шумом отодвинул стул и опять стал ходить по комнате, нервно давя тугой эспандер.

— Товарищ майор, — я затушил окурок и допил чай, — я вам уже тысячу раз говорил. Мы попали в засаду, трех сразу положили, а старшина потом умер, кровью истек. А пацаны, да, я в них стрелял, но если бы они и были живы, то духи их все равно бы убили, но только перед этим еще и поглумились.

— И ты решил их убить? — майор фыркнул и покачал головой.

— Они уже считайте были мертвы, я лишь решил подстраховаться, — я посмотрел в глаза особисту и продолжил, уже не громко, — не дай Бог попасть раненому погранцу к талибам, лучше сразу сдохнуть.

Майор некоторое время смотрел мне в глаза, но через полминуты, он их отвёл.

— Ну хорошо, а где ты наркотики и оружие с ослами приобрел? — особиста уже стала забавлять данная ситуация.

— Я по следам стал преследовать нарушителей границы и наткнулся на навьюченных ослов, устало повторил я.

— Ну ладно, допустим нашел, — майор стряхнул крошки с кителя, — но блять, откуда в этом районе нашлось одиннадцать зарезанных моджахедов? 

Он потянулся к пачке, но папирос там уже не было. Он, скомкав пачку «Беломора» ловко кинув ее в мусорное ведро.

— Мало того, — продолжал особист, — тела некоторых душманов носили следы изощренных пыток. 

Майор забрал у меня отчет и стал читать отрывки.

— Отрезана правая ступня… Выколот левый глаз… Вырваны ногти… Отрезаны уши… — майор психанул и ударил кулаком по столу, — отрезаны блять у всех!

— А вот еще, «внутренние органы были вынуты из брюшной полости и их незначительная часть помещена в ротовую полость трупа».

Он порылся в столе и найдя очередную папиросу нервно закурил.

Молча смотря на потуги следователя, желающего меня развести, я спокойно пожал плечами, произнеся уже заученную фразу:

— Товарищ майор, я не знаю, что произошло с нарушителями государственной границы.

Особист устало сел за стол и с минуту смотрел в пол. Потом он поднял голову, под его глазами были черные круги от недосыпа, а его левое веко бил нервный тик.

 

ГЛАВА V. ОСОБАЯ ПРОГРАММА

 

Содержался на гауптвахте я уже недель шесть. Дни летели очень быстро, так как щедро были приправлены допросами. Находясь на киче, я не скучал. Обычным моим занятием в часы досуга были физические упражнения, в частности отжимания на одной руке, выпрыгивания и КСУ, к которому я пристрастился еще в училище. Дошел до того, что мог сделать более 20 подходов в комплексном силовом упражнении. Когда мышцы были забиты и мне было тяжело даже шевельнуться, я доставал книги в основном по истории и военному делу, ну и конечно же художественную литературу. Любимыми моими авторами были Т. Момзен, Ф. Ницше, К.Ф. Клаузевиц, Ф. Достоевский. 

Нравилось мне в Момзене, прежде всего трезвый взгляд на историю и неприятие художественных вымыслов и мифов. В свою очередь, в поехавшем немецком богоборце импонировала концепция сверхчеловека, хотя его произведение «Так говорил Заратустра», нужно было назвать «Как Заратустра не говорил». Не думаю, что экстравагантный перс говорил такую годноту. Диванный вояка Клаузевиц мне нравился как военный теоретик, который большое внимание уделял вопросам снабжения армии. Хотя если на чистоту, книги о войне нужно писать таким как Суворов или Наполеон. Русский военачальник, кстати, не проиграл ни одной битвы, в отличие от Клаузевица, который вообще не воевал, но зато произвел горы макулатуры. Достоевского же я любил читать ночью. Особенно мне нравились «Братья Карамазовы». Мне лично был близок Иван Карамазов. Его фраза – «Я в Бога верю, но его мир не принимаю» пробирала меня до печенки. 

«А ведь прав сука, прав!» — подумал я, в очередной раз проникаясь этой идеей.

«Преступление и наказание» меня не впечатлило. Раскольникова я откровенно презирал, прежде всего за то, что он так и не смог обнаружить основные материальные ценности убитой старухи и сдался властям, параллельно связавшись с дешевой потаскухой, которая даже деньги не умела нормально зарабатывать.

В камере, от скуки я часто вспоминал свою жизнь, особенно училище. Там, в этой армейской суете мне было не комфортно, но я всеми фибрами души понимал важность этой ступени моего развития, особенно когда попал в спецгруппу после психологического тестирования. Кстати, немного расскажу о своей alma mater.

Попал я в Новосибирское военное училище еще семнадцатилетним летним сопляком. В сравнении с детским домом, режим содержания был просто сказочный. Не было избиений от персонала, неплохая кормежка, ну все остальные плюшки, сопутствующие неплохому советскому военному ВУЗу. Да и сам Новосибирск был просто отличным городом, особенно мне нравился зоопарк. Я любил подходить к клеткам с хищниками и смотреть им в глаза, пытаясь понять их мысли. Особо мне нравились тигры – эти одинокие, грациозные и величественные твари.

В училище мы все учились на заместителей командиров рот по политической части для подразделений Сухопутных войск, Воздушно-десантных войск и подразделений специального назначения ГРУ ГШ. Прогнав весь курс через полиграф, начальство выделило небольшую группу из десяти человек, в которую попал и я. Критерием отбора служила, прежде всего, особая реакция кандидата на детектор лжи, он должен был быть не полиграфируемым. Эту группу, которую, как я потом узнал, курировало КГБ. Курсанты спецгруппы обучались по особой программе. Основной упор в ней был сделан на изучение английского языка, обычаев и традиций Британии. Пристальное внимание также уделялось стрельбам и физической подготовке, основное место в которой занимало запрещенное в СССР карате и, прежде всего, стили Хакутоки и Танто-дзюцу. Если по-простому, первый стиль учит убивать человека руками, а второй с помощью подручных средств.

Окошечко в железной двери с лязгом открылось.

— Коля, возьми, это тебе парни передали, — капитан, старший смены, протянул мне сверток.

В нем оказались сигареты, сгущенка и шоколад, а также поздравительная открытка, на которой было написано:

«Поздравляем с днем рождения. Спасибо, что отомстил за пацанов.

Личный состав 43 Хатлонской заставы».

 

ГЛАВА VI. ВОПЛОЩЕНИЕ ЛЮБВИ

 

Проснулся я ночью. В камере было тепло, но меня пробивала дрожь до костей. Мне приснился сон, который преследовал меня с детства. Как будто я смотрю на весь мир, всю планету, со стороны и вдруг земной шар взрывается, разлетаясь на куски. Меня всегда, когда я видел это во сне, охватывал дикий, животный ужас. Страх был какой-то иррациональный, на инстинктивном уровне, и я не мог найти ему объяснения. Ну ведь если подумать, да и черт с ним, с этим миром и его гребанными правилами. Наоборот, всем карачун, а ты живой! Но нет, я постоянно испытывал этот дикий страх, когда планета взрывалась у меня на глазах. Не помню кто сказал, наверное, Достоевский, что «убивая одного человека, ты убиваешь весь мир». Забавно, а я ведь ни так давно, отправил гнить одиннадцать, пусть и убийц, но людей. Неужели все-таки Бога нет, даже такого садиста, даже такой мрази, нет? А что тогда там? Когда умираешь, что происходит? Заснул и все?

Сглотнув, так как во рту пересохло, и включив кран я умылся и попил. Вода была теплой и немного солоноватой. Достав сигарету, я закурил. Мне опять стало жутко, я вдруг подумал, а ведь не исключено, что Бога, которого я всей душой ненавидел, просто нет. Но сука, а кто тогда создал этот мир? 

Меня всегда дико забавляли школьные учебники, где говорилось, что какая-то ебучая молния, пизданула в каплю жира и возникла живая клетка. Когда училка говорила на уроке биологии эту херню, мне хотелось дико ржать и бросить в нее стул. Нет, не может быть, чтобы все вокруг появилось спонтанно. Слишком сложная и продуманная конструкция для случайности. Бог определенно есть, и он ни хера не добрый дяденька. Ну представьте, в этом мире все друг друга жрут, в прямом и переносном смысле. Любовь скажите вы, нет отвечу я. Любви нет, есть лишь инстинкты, направленные на выживание человеческого вида. Все четко, выживает сильнейший, он и дает потомство. Жалость, сострадание, взаимовыручка нужны, лишь в рамках перманентной идеи выживания вида. Но проблема в том, что тот, кто не испытывает этих чувств он и является сильнейшим, именно он и дает потомство. Следовательно, он самый сильный и, значит, самый успешный в гонке за самку. Мало того, самый успешный тот, кто не просто равнодушен к ближнему своему, а тот, кто испытывает к нему ненависть. Какой вывод следует из всего этого? А простой, Бог — это не воплощение любви, нет, эта ложь для неудачников. Бог — это воплощение ненависти. Именно ненависть правит миром. 

Затушив окурок, я почувствовал мерзкий вкус во рту. Достав кусочек шоколада, я стал его медленно рассасывать. 

«Черт, я здесь уже в край поехал», — промелькнула в голове мысль. 

——————————————————————

На губе я просидел уже месяца три. И вот наступил день, когда в очередной раз дверь в камере со скрипом отворилась. 

— Белов, — громко сказал дежурный, — с вещами на выход.

Голый по пояс я отжимался от пола, закинув ноги на кровать.

«77, 78, 79, 80», — не обращая внимание на старлея считал я про себя.

— Коля, — примирительно добавил дежурный, — там серьезные люди за тобой приехали.

«99, 100», — продолжал я счет. 

Капли пота с лица падали на пыльный пол камеры, создавая грязную лужицу.

— Иду, сейчас умоюсь только, — вскочив на ноги ответил я, — кто за мной пожаловал на этот раз?

— Поговаривают, что чекисты из Москвы, — задумчиво ответил старлей и, чиркнув спичкой, прикурил папиросу.

Спустя десять минут я уже был у двери кабинета командира заставы, в которую громко постучался сопровождающий меня летеха.

— Войдите, — из-за двери послышался чуть хриплый голос.

Зайдя в кабинет, я вытянулся по стойке смирно.

— Лейтенант Белов по Вашему приказанию прибыл! — доложил я командиру части, который не сидел за своим столом, как обычно, а восседал чуть в стороне, закинув нога на ногу, и держа в руках сигарету.

— Проходи Белов, наделал делов, — задумчиво ответил мой начальник. 

Он глядел на меня теперь совсем по-другому. С некоторым удивлением. Он был похож на человека, который идя в лес, ошибся и приняв волка за собаку теперь не знает, как ему себя вести.

— Ну, я вас оставлю, — сказал командир заставы невысокому широкоплечему штатскому, одетому в серый костюм.

Кстати штатский по-хозяйски расположился за командирским столом и пристально вглядывался в меня, как будто пытался просверлить меня взглядом зеленых хищных глаз.

Как только хозяин кабинета вышел, гость из Москвы указал мне рукой на стул справа. Сев я стал выжидать, перебирая в руках фуражку. Чекист достал сигарету и прикурил ее, дефицитной в СССР, американской бензиновой зажигалкой. 

— Так, Белов Николай Васильевич, 1965 года рождения, сирота, выпускник Новосибирского высшего военно-политического общевойскового училища, диплом с отличием, — зачитав информацию он хмыкнул и отложил мое личное дело.

— Отличник значит, — он протянул мне сигарету и пристально посмотрел в глаза. 

Некоторое время мы играли в гляделки, в конце концов, он улыбнулся и, отведя глаза продолжил.

— Поздравляю лейтенант, ты неплохо поработал, — он выпустил клуб дыма вверх, — пятьдесят килограммов героина это серьезно… 

— А с духами то как красиво отработал! — он опять улыбнулся. 

— Я вот одного не пойму, — продолжал он, — как ты умудрился попасть сюда, ведь вашу группу в училище готовили для работы в Европе?

— Не могу знать! — коротко ответил я.

— Я знаю, — загадочный гость затушил сигарету и зло улыбнулся, — несколько человек в вашей группе перед выпуском были заменены на блатных, ведь каждому хочется посмотреть на Биг-Бен. 

— Сраные мудаки, — зло бросил он, — все изгадят! 

Он встал и начал расхаживать по кабинету. Я заметил, что в области левой подмышки у него топорщится рукоятка АПС. Штатский был коротко стрижен и его черные волосы отливали серебром. Ему на вид было лет сорок пять, нос был по-видимому когда-то давно сломан, а над правой бровью был толстый шрам. Он постоянно потел и вытирал свою бычью шею серым платком.

— Позволь представиться, — штатский важно расправил плечи, — подполковник Варакин Александр Михайлович, куратор отряда «Вымпел». Слышал о таком подразделении? 

Я утвердительно кивнул.

— Будешь служить у меня, как и было задумано изначально. Заграничные командировки, хорошая зарплата… интересная работа, — он недобро ухмыльнулся, — ну все как ты любишь.

Чекист остановился и опершись руками о стол еще раз посмотрел мне в глаза.

— Ну что, согласен?.. — он смотрел с вызовом и одновременно улыбался.

 

ГЛАВА VII. НЕАДЕКВАТНАЯ РЕАКЦИЯ 

 

В небольшом тренировочном центре в подмосковном Софрино, который функционировал под прикрытием спортивного клуба ЦСКА, из новичков была сформирована учебная группа в количестве тридцати человек. Сам комплекс мне понравился. Имелся спортивный зал, бассейн, стрелковый тир и даже библиотека. Жили мы в отдельных небольших комнатках, по четыре комнаты в боксе, с общим санузлом. Ходили в синих спортивных костюмах. Был установлен распорядок дня с одним выходным в неделю.

Наш куратор, подполковник Варакин, тот, который вызволил меня с Таджикской кичи, объяснил вновь прибывшим курсантам, что ГСН КГБ СССР «Вымпел» была создана в 1981 году для работы за рубежом (диверсии на военных объектах, ликвидация опасных для СССР лиц, ну и все такое). В отличие от Вымпела, группа «А» (Альфа) при 7 Управлении КГБ СССР была образована в 1974 г. для борьбы с терроризмом на транспорте. Мало того, он добавил, что наша учебная группа имеет особую направленность – мы, прежде всего дознаватели, которые иногда будут работать в одиночку.

Полгода учебки пролетели быстро. Нас научили многому. В совершенстве овладел английским я стал на нем общаться без акцента (преподаватель была коренная британка). Нас обучили убивать людей с оружием и без, ну и конечно же допрашивать. Учебная дисциплина, посвященная дознанию (не тому, которое упоминается в УПК СССР) мне очень нравилась. Между прочим, добыть информацию и не убить при этом допрашиваемого — это не так просто. Надо следить за тем, чтобы объект дознания не отключился во время допроса, контролировать степень его нервной перегрузки. 

На занятиях по дознанию и единоборствам нам привозили осужденных к смертной казни преступников для того, чтобы мы могли оттачивать свое мастерство на практике, а не по методичкам. Именно поэтому, тела тех, кого приговорили к смертной казни не выдавали родственникам.

Мало того, дознаватель должен иметь крепкие нервы и устойчивую психику, а также быть физически крепким, ну и чтобы работа нравилась. Самое сложное — это психическая составляющая кандидата, который учится в группе дознавателей. Обычно подходящий кандидат в дознаватели выявлялся на тестировании с применением полиграфа. На любой вопрос, у испытуемого должна быть неадекватная реакция. Например, вопрос – «вы космонавт», ответ — нет. Ответ неверный. Ну, короче, если верить детектору лжи, я оказался космонавтом и балетмейстером в одном лице. В общем, идеальный дознаватель «Вымпела» — это тот, кто может обмануть полиграф, физически вынослив, умеет грамотно добывать информацию, знает иностранные языки и умеет… точнее, любит убивать. Ведь для того, чтобы хорошо делать свою работу, надо ее любить.

Не подумайте, что после окончания специализированных курсов «Вымпела» я стал этаким суперменом. Да ничего подобного, по большому счету каким был таким и остался. Язык выучил — это да, тем более, что англичанка была вполне себе ничего. Поговаривали, что она несколько лет делала качественный минет какому-то лорду в адмиралтействе Её Величества и параллельно сливала секретную инфу в КГБ СССР. Но что-то пошло не так и она засветилась. Благо товарищи чекисты её быстренько переправили за железный занавес и пристроили в вымпеловскую учебку. Ну а что, плохо что ли? Какая разница, в конце концов, где работать ртом? Проблема была в том, что первое время в увольнительные нас не отпускали, а баллоны были переполнены. Передёргивали затвор в холостую, но ясное дело, в молодом возрасте это ни черта не помогает. Очень хотелось бабу, желательно молодую и не фригидную. Доходило до того, что, когда эта молодая британская двадцатисемилетняя леди открывала свой рот, в целях выговорить свои английские фразы, мы всей группой, мечтали ей туда кое-что засунуть, желательно по самые гланды. 

Должен отметить, что жажда крови стала немного меня отпускать, тем более, что на практических занятиях мне пару раз приходилось и калечить, и убивать людей, осужденных к высшей мере самым гуманным судом. Человека вообще убить просто, особенно когда тебя ни что не ограничивает, ни в правовом, ни в моральном аспекте.

После выпуска у меня был небольшой отпуск в две недели, и я наконец-то приехал в свою коммуналку в подмосковных Котельниках, которую получил после детдома. Четырехэтажный дом располагался в обшарпанном и спившемся микрорайоне Силикат. За пять лет ничего не изменилось, только в квартире газ появился. Открыв дверь, я почувствовал запах сырости и несвежей еды. На кухне сушилось соседское белье, а газовые конфорки были включены, иначе белье так и не высохнет и будет вонять.

«Дом, милый дом…» — промелькнула в голове тоскливая мысль.

После объятий с соседями, которые представляли собой обычные советские семьи — бабы необъятных размеров, на которых даже хер не стоит, и мужики, в белых или полосатых растянутых майках, с наколками бабских лиц на левой груди или солнышками на кистях рук. После получаса расспросов и активной агитации со стороны мужской половины, срочно сообразить на литр беленькой, а со стороны соседок — пламенных взоров в мою сторону, жажда крови стала ко мне возвращаться. Сославшись на усталость и откупившись десяткой, я покинул эту неприятную компанию homo soveticys и, открыв свою комнату, вдохнул запах пыли и почти сразу принялся за уборку.

Приведя берлогу в божеский вид я, немного погодя, сбегал в магазин и принес сетку продуктов, не забыв захватить и три литра разливного жигулевского, которое я планировал уничтожить с вяленой воблой в одну харю. Теперь, служа в «Вымпеле» я мог себе позволить такую роскошь, как-никак зарабатывал я прилично, целых четыреста рублей, вдвое больше, чем на заставе.

После второго литра, я включил телевизор, который имел всего два канала, которые можно было переключить лишь с помощью пассатижей. По одному началось «Очевидное и невероятное» и я услышал стих А.С. Пушкина – «О сколько нам открытий чудных приносит просвещенья дух, и опыт — сын ошибок трудных и гений — парадоксов друг». 

«Талантливый был поэт, однако…» — подумал я.

Тут же возникла мысль о том, как хорошо быть Дантесом. Дел-то, застрелил чела и навсегда прославился. Смачно рыгнув, я вытер жирные руки о вафельное полотенце и переключил канал. Там показывали балет «Лебединое озеро», и худые девчушки, неопределенного возраста изображали лебедей, бегая на цырлах. Прикурив сигарету, я затянулся, наблюдая как порхают худые балерины. Мой член стал твердеть, и я осознал, что меня сегодня ждут приключения. Немного пошатываясь от принятого пива, я взял сигареты, деньги и вышел во двор, на который уже опускался сентябрьский прохладный вечер.

Покинув пахнущий кошачьей мочой и плесенью подъезда, я вдохнул свежий воздух неумолимо надвигающейся осени. Вспомнились Таджикистан, с его сухими ветрами и вечной пылью, застава на которой служил, духи, которых я потрошил острым штык-ножом и моё сердце забилось быстрее. Мне опять захотелось почувствовать запах крови, которая струей льется из перерезанной артерии.

«Спокойно, ты же за бабой направился», — напомнил я сам себе цель своей прогулки. 

Прикурив сигарету, я, не спеша, наслаждаясь легким опьянением, пошел в сторону Кузьминского лесопарка. Для этого мне нужно было пересечь МКАД, а перед этим хозблоки совхоза «Белая Дача». 

В Кузьминках жила моя давняя знакомая по детскому дому — Лариска Комарова, девчонка с неплохой фигурой и миловидным лицом. В ее генах присутствовала, по-видимому, азиатская кровь, так как ее глаза были немного раскосыми. Грудь у неё была небольшой, размера второго, но ноги и бедра были хороши, по крайней мере раньше. Секс в детдоме у нас был несколько раз, да и в отпуске я с ней пересекался. Но вскоре она засобиралась замуж, а меня направили служить на границу.

Если на чистоту, то меня в принципе женщины интересовали сугубо для легких потрахушек. Как-то сложилось, что после пяти минут общения с симпатичной девушкой, меня начинала одолевать скука и если секс не ожидался, то я неизменно сливался. Ума не приложу, как можно жить с женщиной, причем одной и той же, на протяжении многих лет. Ах да, дети, скажите вы? Ну может быть, может быть. Не берусь судить, хотя полагаю, что спиногрызы — это довольно шаткая жизненная цель.

Задумчиво идя в сумрачном парке, который надо сказать, мало чем отличался от дикого леса я был погружен в бытовую философию холостяка. По широким протоптанным тропинкам идти было удобно, а свежий лесной воздух радовал легкие. 

— Эй, пацанчик, закурить не найдется? — я от неожиданности вздрогнул, так как был глубоко погружен в свои мысли.

«Ну вот, начинается», — промелькнуло у меня в голове.

Трое парней лет семнадцати-восемнадцати, в хулиганских кепках и спортивных костюмах не спеша подходили ко мне.

Армейка и учебка меня расслабили. Я совсем забыл, что штатские живут не по уставу, а по понятиям. Вообще 80-е годы отличались крайней жестокостью. Стоит парню моложе двадцати пяти лет, забрести в чужой район одному, то к нему сразу возникают претензии со стороны местной гопоты. Я как раз сейчас находился в роли такого парня.

«Паскудство, ни ножа, ни ствола, ни кастета нет. А если у них оружие, то мне конец, — думал я, медленно поворачиваясь к молодым волкам, которые учуяли добычу.

Это только в фильмах, какой-нибудь герой голыми руками раскидывает толпы врагов, которые конечно же нападают по очереди, а не все сразу. В жизни все куда более прозаичней. Обычно наваливаются все сразу, натягивают куртку на голову, сбивают с ног и бьют копытами. Одно дело резать спящих, а другое дело с голыми руками против трех, которые скорей всего вооружены, либо кастетами, либо ножами, а бывает и то, и то.

Один хулиган перекрыл мне путь к бегству и демонстративно играл с ножом-бабочкой. Я молча протянул открытую пачку «Родопи» тому, кто спрашивал закурить.

«Ну, может обойдется ещё», — промелькнула в голове мысль.

Заводила подошел, картинно сутулясь и шмыгнув носом протянул руку, забрав всю пачку. На пальцах у него я заметил синие наколки, что там было конкретно, в полумраке разобрать было сложно.

— А лавехой не богат, братан? — наглым, слегка скрипучим голосом задал вопрос старший гопкомпании.

«Мда, не обойдется», — во мне поднялся раж, а в крови забурлил адреналин. 

Почувствовав, как мое лицо и уши стали гореть я начал действовать. 

— Да не вопрос, НА, — достав из кармана длинный дверной ключ, который уже заранее зажал между пальцами, я быстрым движением воткнул его в левый глаз любителю чужих деньжат. 

Пятисантиметровый ключ вошел легко, между бровью и глазным яблоком. Он остановился лишь тогда, когда мои костяшки столкнулись с надбровной дугой моего визави. В тот же момент, я почувствовал боль в правом боку — это был нож, который скользнул по ребрам, и увидел, что в мою голову летит увесистая короткая арматура. 

 

ГЛАВА VIII. МЫШЕЧНАЯ ПАМЯТЬ

 

Сидя прислонившись к дереву, я одной рукой смолил сигарету, а второй зажимая саднящий бок, который был оцарапан финкой гопника. В парке было уже совсем темно, только свет луны немного пробивался через листву. По телу прошла волна тепла и разрасталось ощущение удачи, ну примерно такое чувство испытывает бомбила, который поймал клиента и везет его за деньги туда, куда и сам бы поехал бесплатно.

Все произошло, минуя сознание и мышечная память отреагировала четко. Как только я краем глаза уловил нацеленный в мою голову металлический прут и почувствовал боль в боку от пореза ножа, я толкнул одноглазого заводилу под удар арматуры. Тихий хруст возвестил, что железный прут проломил-таки череп, но к счастью не мой. Развернувшись на 180 градусов, я каким-то чудом успел поймать двумя руками кисть, с зажатым в ней ножом, который был нацелен мне в лицо и со всей силы заломил запястье парнишки. Он пошатнулся, закричал и расслабил руку, но нож не выпустил. Машинально, как учили, я со всей силы направил конечность с холодным оружием в шею нападавшему. Не глядя на результат, я повернулся одновременно чуть присев, схватил обе ноги владельца арматуры и, дернув их на себя, повалил его на землю. Конец прута оцарапал мне спину, не причинив каких-то серьезных повреждений. Не давая опомниться поверженному владельцу арматуры я, немного оттолкнувшись, с размаху ударил локтем лежащего, но все еще пытающегося ударить меня прутом гопника. Послышался хруст, так как я попал точно в нос своему недругу и распластанное подо мной тело обмякло. Тут же вырвав арматуру из ослабевшей руки, я, вскочив на ноги, стал бить им по лицу своего противника. Не знаю, сколько ударов я сделал, но остановился лишь тогда, когда лицо моего визави превратилось в кровавое месиво. Он пытался защищаться руками, но вскоре и они были сломаны от ударов неумолимого металла.

Тяжело дыша, я чувствовался вкус крови человека, который был не прочь сломать мне череп, но пытаясь осуществить данную процедуру, потерял лицо, в прямом смысле этого слова. Гопник, у которого был нож в шее, уже перестал дергаться и из его горла, в котором образовалось лишнее отверстие, стали доноситься звуки похожие на те, которые издает раковина, засасывая последние потоки воды. Сутулый, нагло вымогавший у меня закурить, и получивший ключом в глаз и до кучи арматурой по черепу от своего же подельника, всем своим видом показывал, что он больше не нуждается ни в деньгах, ни в никотине. Выкурив третью сигарету, я оттащил трупы подальше от тропы и завалил их хворостом и листьями. 

После конфликта, в результате которого, образовалось три жмура и глубокая царапина в моем правом боку, меня стала мучать жуткая эрекция. Вспомнив свою детдомовскую подругу, я стал в голове перебирать все позы, в которых я ее любил и вероятно отлюблю вновь. Умывшись в пруду, я легкой трусцой направился к цели.

Квартира моей давней подруги располагалась на втором этаже зачуханной пятиэтажки, которая находилась в пятидесяти метрах от забора Кузьминского лесопарка. На часах было около полуночи когда я, переводя дух после пробежки, по старой привычке кинул мелкий камешек в окно ее квартиры. Через некоторое время форточка кухонного окна открылось.

— Коля, это ты что ли? — послышался голос моей пассии. 

Необходимо отметить, что слово «моей» тут не совсем подходит. Лариска никогда не была моей постоянно девушкой, хотя не скрывала того, что очень хотела бы закрутить со мной серьезные отношения на долговременной основе. Меня это категорически не устраивало. Лет с восемнадцати я имел стойкое убеждение, что женщинам от мужчин нужен либо секс, либо деньги. Причем в одном лице мужчина эти моменты совместить не сможет, как ни крути, так как женские хотелки к сожалению, не имеют границ. Вообще наблюдая поведение офицерских жен в быту, я все больше убеждался, что женщины придумали любовь, чтобы обманывать своих мужчин. Причем если мужчина любит, то он способен быть редкостным глупцом и может даже жениться. 

С другой стороны, женщина испытывает любовь, но исключительно к себе самой, даже своих детей зачастую рассматривает, не более чем как часть своего организма. Ну, короче говоря, Лариска периодически находила нового ухажера, в целях меня позлить. Иногда, даже демонстративно прохаживалась с новым кавалером мимо, пытаясь вызвать во мне ревность. Это меня очень забавляло, но я неизменно клал свой болт, на ее потуги пробить меня на эмоции. Будучи абсолютно равнодушным, я спокойно наблюдал за бесплатными представлениями, так как после пары недель выкрутасов, она опять крича извивалась подо мной, ни смотря на то, что ухажер еще имелся в наличии. Лариска часто плакала и жаловалась на то, что я черствый, бессердечный и мне на нее плевать. Ну что я могу сказать, она была права в этих своих суждениях. Самым забавным было то, что стоило мне только свистнуть и она бросит все и прибежит ко мне. Нет, она не любила меня, по всей видимости, я просто пробил ее на инстинкт. Ее женский организм требовал родить спиногрыза именно от меня. Ясно, что я был против.

— Нет блять, Пол Маккартни, — ответил я и прикурил сигарету, — пожрать и выпить захвати.

Через несколько минут я услышал легкие шаги в подъезде и Лариска, сжимая авоську со снедью, бросилась ко мне, обнимая свободной рукой мою шею и покрывая поцелуями мое лицо.

— Пожрать взяла? — спросил, я немного отстранившись. 

Она кивнула, продолжая самозабвенно целовать меня в шею, причем ее рука уже пыталась залезть мне в штаны. 

— Эээ, успокойся, — прикрикнул я, немного ее отодвинул, так как знал, что если так пойдет дальше, то «любить» ее придется прямо около подъезда.

— Что это? — Лариска нащупала мой окровавленный бок. 

— Бандитская пуля, — ответил я, взяв авоську увлекая свою пассию за собой в сторону парка.

Спустя несколько минут мы уютно расположились на уединенной скамейке, в окружении высоких кленов. Раскупорив «Арарат» и, закусывая его бутербродом с докторской колбасой и помидорами, я слушал, как моя спутница рассказывала про свою жизнь. В общем, она продавец в гастрономе, замужем, но детей от мужа не хочет. В данный момент её благоверный спит дома пьяный, так как сегодня пятница, вернее уже суббота.

— Так что с тобой стряслось? — жуя бутерброд спросила Лариса. 

Игнорируя ее вопрос, я молча забрал у нее советский сэндвич и стал расстегивать ее легкое ситцевое платьице, хотя можно было просто задрать подол. Под ним у моей товарки все равно ничего не было. Просто я так устроен, что не могу заниматься сексом с одетой женщиной, так как «люблю» их строго в голом виде. Лариска была не против и дождавшись наконец моей эрекции и быстро хлебнув яблочного компота, стала резво снимать себя одежду. Через некоторое время я уже пользовал обнажённую подругу на лавке, периодически сменяя позиции. Проблема была в том, что она совсем обезумела. Мне приходилось затыкать ей рот ладонью, чтобы к нам не сбежались все местные менты и гопота. Ее фигура неплохо сохранилась и мне было приятно, даже очень. Встав на колени и упершись руками о спинку скамейки, она вращала своим тазом так, как будто хотела оставить самую дорогую часть моего тела себе на память. Я любил входить в нее сильно и доставлять ей боль. Кстати, сама она была блондинкой, но лобок был покрыт черной, аккуратно стриженой порослью. Это выглядело забавно, ведь я знал, что она свои волосы не красит. Воистину где женщина, там обман.

 

 

ГЛАВА IX. МЕТОД ДАВЛЕНИЯ

 

Мы сидели в небольшом учебном классе Софринского центра. На стенах висели плакаты со схемами разборки и принципа действия различных модификаций АК и СВД, а также пистолетов неизвестной мне модели. В центре, над доской висел портрет лидера партии и правительства Михаила Сергеевича Горбачева. Его пятно на лбу было похоже на размазанный птичий помет. Меченый, так мы его презрительно называли. В «Вымпеле» генсека не любили, так как ему казалось, что с империалистами Советы скоро подружатся, а стало быть, нужда в диверсантах скоро отпадет. Перестройка, будь она не ладна…

Высокий широкоплечий мужчина лет пятидесяти, представившийся майором Петровым, полностью лысый, одетый в импортный костюм кофейного цвета, расхаживал по кабинету и объяснял детали нашей будущей операции. В группе я был в роли новичка. Меня прислали взамен дознавателя, которого ни так давно нашли выпотрошенным в одном из борделей Осло. Дознаватель, к слову опытный сотрудник, был на одиночном задании, но не срослось и его кишки долго изучали норвежские полицейские и контрразведка, прежде чем отдать тело нашему консулу.

— Парни, кратко скажу детали операции, но в начале предысторию проблемы, — майор достал из пачки «Меридиана» сигарету и, чиркнув спичкой, глубоко затянувшись продолжил.

— Терроризм, как метод давления на коммунистическую партию и советское правительство в последнее время стал обыденным явлением на Ближнем Востоке, где Советский Союз имеет стратегические интересы. В частности, 30 сентября 1985 года сотрудники советского посольства в Бейруте были похищены террористами из группировки Хезболла и политическому руководству нашей страны пришлось оказать беспрецедентное давление на духовного лидера Ирана, угрожая «случайным» падением баллистической ракеты на центральную мечеть в Тегеране. Только после этой угрозы, Аятолла связался с лидерами Хезболлы и ФАТХа, и наших граждан освободили. Ну ближе к делу, — майор вытер платком слезящиеся глаза и немного подумав, достал еще одну сигарету и стал мять ее двумя пальцами, как бы собираясь с мыслями. 

Наконец, он прикурил сигарету и продолжил.

— Вчера, в столице Йемена Сане были похищены пять сотрудников Министерства нефтяной промышленности СССР. Их личная охрана, между прочим, наши коллеги из КГБ, в количестве трех человек были убиты. Ответственность за похищение взяла на себя недавно созданная террористическая организация Аль-Каида. Требования у террористов такие, ни много, ни мало — вывод советских войск из Афганистана. У советского руководства нет политических рычагов давления на короля Саудовской Аравии, который финансирует Аль-Каиду, так как его прикрывают американцы. Мало того саудиты и Госдеп США рассчитывают, что похищение советских специалистов и убийство сотрудников службы безопасности в самом сердце Йемена, испортит отношения СССР и Йеменской Арабской Республики сорвав подписание нефтяных контрактов. Товарищи офицеры задача такая — обнаружить родственников непосредственных участников теракта и сделать все возможное, чтобы террористы отпустили наших нефтяников. Возможно, работать придется даже на севере Йемена, в приграничных районах с Саудовской Аравией. Работать будете под видом сотрудников Сургутского нефтепроводного ведомства. Это значит, что у вас не будет дипломатического прикрытия. Вас будет прикрывать крейсер «Михаил Кутузов» в Красном море, с ротой морских пехотинцев и с тремя МИ-8 на борту, он уже вышел из Севастополя. Вы же через тринадцать часов вылетаете в Сану спецрейсом.

Майор затушил окурок в пепельнице и налив воды из графина в мутный стакан залпом выпил.

— И еще раз повторяю, вы должны сделать ВСЕ, чтобы больше ни у кого, не возникло желание похищать и убивать советских граждан, — лицо майора свела судорога и он поморщившись продолжил, — я закончил. Более детальный инструктаж вы получите на месте, по прилету в Сану. Вам два часа на сборы. 

Майор Петров встал. 

— Товарищи офицеры, — скомандовал командир нашей группы.

Мы вскочили и молча уставились на лысого майора. Он еще раз пытливо посмотрел в глаза каждому.

— Удачи парни, — наконец произнес он и вышел из класса.

 

ГЛАВА X. КОРОЛЕВСТВО

 

Я всегда любил летать. Это великолепное ощущение, когда ты смотришь в окно и понимаешь, что под тобой бездна. Она подчеркивает тот факт, что без материальных ценностей человек собой не представляет ровным счетом ничего. Иногда я просто мечтал, чтобы самолет рухнул. Хотелось понять, что же такое смерть, уснуть навсегда и забыть этот мир как страшный сон.

Воздушное судно был советского производства и кресла были похожи на табуретки. Кормили как обычно отвратительно, но две бутылки водки «Столичная», скрасили многочасовой перелёт. Старший нашей группы, капитан Александр Телков — высокий, худощавый славянин с узкими скулами, был не против выпивки во внерабочее время, ведь возможно это будет последней нашей радостью. Всегда есть такая вероятность, так зачем отказываться.

С нами летел сопровождающий, сотрудник седьмого управления КГБ, работавший под прикрытием в советской дипмиссии в Сане, низенький говорливый мужичек. Наши кресла были рядом и мы, немного выпивая, с увлечением слушали его рассказ о Йеменской революции и теперешней обстановке на юге Аравийского полуострова.

В общем, в этой беднейшей стране региона, где семьдесят процентов жителей плотно сидят на наркоте, созданной на основе растения Ката, до сентября 1962 года существовала тысячелетняя шиитская теократическая монархия. В Мутаваккилийском королевстве (так тогда назывался Йемен) было узаконено рабство, заложничество, гаремы, ну и все остальные атрибуты феодализма. В конце концов, всех это в край достало, особенно молодых офицеров, которые понимали, что выше капитана при существующем режиме им не подняться. В сентябре 1962 года националисты партии БААС (которых финансировал, в том числе и Советский Союз) при поддержке офицерского корпуса, захватили президентский дворец и убили чиновников из рулившего тогда клана Хамидаддинов. Убили немного, не больше сотни человек. Остальные, в том числе новый король, сын умершего Ахмеда бен Яхьи Мухаммад аль-Бадр бен Ахмед (язык нахуй сломаешь), свалили на север Йемена и подняли монархистский мятеж. Роялистов поддержали зейдитские племена, Саудовская Аравия, Иордания, Иран, США и Великобритания. Всего за приверженцев короля, стремившихся реставрировать йеменскую монархию, выступило около четырехсот тысяч штыков. В свою очередь молодую Йеменскую республику активно поддержал Египет и СССР. Вооруженные силы ЙАР тогда состояли из 3 тысяч офицеров и солдат революционной армии Йемена, семьдесят тысяч египтян, в том числе полк десантников, и около полутысячи советских военных советников, которые отвечали за дорогостоящую технику, прежде всего за ПВО.

Гражданская война затянулась и велась с переменным успехом, хотя республиканцев было в разы меньше. Тем не менее, плетью обуха не перешибешь и в конце 1969 года роялисты окружили Сану. Однако реставрация монархии могла испортить торговое сотрудничество, которое наладилось между СССР и ЙАР. Короче, когда монархисты окружили Сану и точили ножи, готовясь пустить кровь республиканцам, а упоротые зейдиты танцевали свои танцы с саблями, СССР передал мятежникам ультиматум. В нем говорилось, что согласно договору о дружбе и взаимопомощи СССР и ЙАР, советская сторона введет свои войска на территорию Йемена, если роялисты не дернут на хер обратно в свои горы на границе с Саудовской Аравией. Что характерно, первыми на задней реактивной тяге улетели саудиты, понесшие существенные потери в воздухе от русских ПВО, а последними уходили войска шаха Ирана, который терпеть не мог социалистов. Последний король Йемена, Мухаммад, свалил в Лондон, где по сей день пьет виски как скотина. Однако и ЙАР пришлось пойти на уступки. Политический курс республики серьезно поправел, а египтянам пришлось уйти. Мало того, на юге Йемена в 1967 году была создана НДРЙ, куда эмигрировали все социалисты из ЙАР. НДРЙ стал снабжаться советской стороной очень хорошо, так как ее руководством был выбран социалистический путь развития, причем взаимоотношения советов и ЙАР отнюдь не испортились. Проблема была в том, что отношения между двумя йеменскими республиками не заладились. Между ними начались конфликты, которые переходили в боестолкновения и теракты, причем за десять лет в результате покушений погибло несколько президентов НДРЙ.

Но советская дипломатия работала хорошо. Приложив определенные усилия, Советы замирила обе республики, и в мае 1988, перед нашим прилетом, в Сане было заключено соглашение об объединении ЙАР и НДРЙ в одну республику, которое должно было вступить в силу через два года. Этому договору активно препятствовали американцы и саудиты. Королю Саудовской Аравии позарез была нужна нестабильность в Йемене и желательно монархическая форма правления, пусть и с шиитским уклоном. Созданная Аль-Каида была призвана нарушить мир в Йемене, чем она успешно и занималась, в частности, похитив советских нефтяников. Их-то нам и нужно было найти и желательно целыми. Понимая, что если мы будем действовать по шаблону, то живыми нам их не увидеть. Обдумав ситуацию и взвесив все за и против, руководство «Вымпела», которому поручили это задание, подготовило ассиметричный ответ. Нашей группе необходимо было найти с десяток родственников тех, кто участвовал в похищении. Половину убить сразу и отправить вместе с трупами ультиматум. Остальную родню террористов пытать и тем самым склонить похитителей отпустить наших граждан живыми. Ну ведь в самом деле, не выводить же теперь из-за нескольких похищенных специалистов огромный воинский контингент из Афганистана, тем более, что духи там уже выдохлись и победа не за горами.

 

 

 

ГЛАВА XI. СМЕРТНИК

 

Покушав куриных котлет с картофельным пюре, винегретом, водкой и наслушавшись рассказов о тысяче и одной ночи с йеменским уклоном, меня стало клонить в сон. Мне снился высокий араб, который каким-то мне неведомым способом играл в русскую рулетку, подкидывая автомобильный двигатель с трапа самолета. А после мне снилось, что я истекаю кровью и пуля, выбив мне передние зубы, застряла в горле, а из разбитого лба струится кровь.

Мы прилетели под вечер, у каждого в сумке было штатное вооружение, состоящее из ПМ, трех РГД, грамотного ножа и АКСУ. Имелся также приличный боекомплект, которого, однако хватит лишь на полчаса активных боевых действий. Наши сумки были переплетены лентой с обозначением дипломатической почты, а мы имели соответствующие документы, во избежание претензий со стороны таможни ЙАР.

Выходили мы из самолета после всех пассажиров и сразу же сели в белый микроавтобус форд, который подъехал прямо на взлетную полосу. Водила из местных о чем-то переговорил с нашим сопровождающим, и мы тронулись к запасному выезду. Подъехав к шлагбауму, мелкий чекист, сидевший рядом с водителем, достал документ с печатью, на которой красовался большой йеменский орел. Вдруг часть макушки постового, вместе с беретом, слетела в сторону двери нашего форда. Документы, которые уже собирался забирать наш сопровождающий, забрызгало кровавыми ошметками, в которые превратилась голова солдата. Послышался щелчок, и пуля ударилась в переднюю стойку нашего автомобиля. Тут же мы услышали звуки выстрелов, которые стали доноситься со стороны пассажирского терминала аэропорта. Наш провожатый дернулся от неожиданности, а водитель пригнулся и стал озираться по сторонам, не решаясь предпринимать какие-то действия, так как шлагбаум был все еще закрыт. Рядом со сторожкой, которая находилась в трех метрах от шлагбаума, находилась огневая точка с пулеметным расчетом из двух солдат. Один, по всей видимости старший, что-то затараторил на своем и пригнувшись бросился к пулемету, с которым уже судорожно возился другой часовой. В метрах ста стала подниматься пыль и появился грузовик, на полном ходу мчавшийся к воротам. Мы в это время нервно срывали дипломатические ленты со своих сумок, двое наших уже снаряжали магазины к АКСУ.

— Гони, — крикнул водителю Телков, — гони, твою мать! 

Наш провожатый впал в ступор и молчал, тупо уставившись в окровавленные документы. Справа затрещал пулемет с поста, огонь вели по грузовику, который приближался уже чуть медленней, так как очередь пробила переднее колесо. Старший нашей группы быстрым движением перекинув АКСУ за спину, выбежал из микроавтобуса, открыл водительскую дверь, и, ударив упирающегося водителя в кадык, выбросил его из кресла, а сам сев за руль дал по газам, снеся шлагбаум. Мы тем временем, уже выбивали прикладами автоматов стекла, готовясь вести огонь на ходу. Наш форд обогнул по большой дуге мчавшийся на пост грузовик, у которого вместо лобового стекла были толстые металлические листы с узкими щелями. Его скорость снизилась, но он упрямо двигался в сторону взлетной полосы. Иногда на его капоте проскальзывала искра от пуль, которыми его осыпал пулеметный расчет аэродромной охраны.

— Смертник, — коротко бросил один из наших, невысокий черноволосый крепыш, который устроившись у разбитого окна вскинул автомат и приготовился подавить возможную атаку, направленную против нас.

Устроился на корме, я распихал по карманам два магазина и гранаты, также выцеливал возможного противника.

— Куда ехать? — крикнул Телков нашему гиду, которого покачивало в кресле, но он не отвечал, тупо уставившись в приборную панель. 

Послышалась звонкая оплеуха, наш капитан с размаху залепил ее мелкому чекисту. Она несколько активизировала мозговую активность провожатого, и он пригнувшись еще ниже показал рукой в сторону перекрестка, который виднелся в метрах трехстах прямо по курсу. За нами поднимались клубы пыли и форд немного подбрасывало, так как капитан на полном ходу гнал в сторону дороги, уходя из зоны боестолкновения. Раздался мощный взрыв, грузовик развалился на части, врезавшись в пост охраны. Нас тряхнуло.

— Пиздец на хуй, — ругнулся черноволосый, — только прилетели блять.

Вскоре, поднимая клубы пыли, мы подъехали к центральному зданию советской дипломатической миссии, которая располагалась в нескольких сотнях метров от управления полиции Саны. Пока мы переводили дух, мелкий чекист, наш провожатый, прикрывая обмоченные брюки дипломатом, передал бумагу, которая была в бурых пятнах от крови, советскому солдату, охранявшему ворота. Рядовой, чуть помедлив, козырнул под желтую афганскую шляпу и нажал рычаг. Ворота медленно, со скрипом стали отходить в сторону. Мелкого все еще трясло. Еще в самолете он хвастался нам тем, что в КГБ попал благодаря своим связям по линии тестя и теперь гребет деньги лопатой, получая в месяц почти 600 рублей. Впрочем, за обмоченные штаны никто его не осудил — бывает, главное не обосрался и выжил. Через некоторое время, приняв душ и сменив черные хлопчатобумажные костюмы на серые льняные, которые больше подходили для местного климата, мы подогнали вооружение для удобства ношения. ПМ в оперативки, ножи на пояс, АКСУ с гранатами и боезапасом в сумки. Плюс у меня, как у дознавателя, был спец чемодан для пыток, задержанных с инструментами и препаратами.

Перекусив в столовой посольства, мы собрались на инструктаж.

——————————————————————

— Коллеги, прошу внимательно записать информацию, — прохаживаясь по кабинету вещал коренастый, с небольшим пивным животом седой мужчина лет пятидесяти пяти, который представился заместителем консула Иваном Николаевичем Кузьминым. 

Мы, достав записные книжки и простые карандаши, приготовились записывать. Кузьмин, старательно выговаривая местные названия улиц и населенных пунктов, назвал несколько десятков адресов. Когда инструктаж велся частично на арабском, я мало что понимал, так как не знал местного языка. В связи со срочностью и тем фактом, что дознавателя, который числился в пятерке Телкова пытали и убили в столице Норвегии, в Йемен отправили первого свободного. Примечательно то, что знание языка страны пребывания не является главным фактором успешной работы дознавателя, если конечно он не на одиночном задании. Функции дознавателя – это, прежде всего грамотные пытки, чтобы в процессе допроса, который ведет старший группы, объект дознания не вырубился или не дай бог не отдал концы. На минуту задумавшись, я, подспудно удивляясь тому факту, что я, по сути, палач и душегуб, но еще пока мало кого убил и замучил, одиннадцать духов на границе, четырех осужденных к смертной казни на занятиях в учебном центре и трех гопников в Кузьминском лесопарке. Сущая ерунда, ведь средний счет дознавателя Вымпела обычно шел на сотни. Кстати моя зарплата была несколько выше чем у обычных оперативников. За вредность мне полагалось в месяц дополнительно пятьдесят рублей и тридцать литров молока. В общем, я в месяц получал почти пятьсот рублей, плюс командировочные десять рублей в сутки.

— Товарищи офицеры, — скомандовал капитан. 

Мы встали, со скрипом отодвигая стулья. Кузьмин вздрогнул от неожиданности, видно действительно был гражданским.

— Удачи ребята, — сказал он, потом секунду подумав добавил, — Бог в помощь, — и вышел из кабинета, аккуратно затворив дверь.

 

ГЛАВА XII. ЧЕЛЕНТАНО

 

Наступали сумерки. На тесных улочках Саны лишь изредка сновали подержанные авто гражданских, многие из которых были советского производства. Полиции вообще видно не было. Из силовиков нам попадались лишь военные республиканской гвардии и десантники египтяне, оставшиеся по контракту в армии ЙАР. Мы же, сквозь пыль и жуткую духоту, неумолимо двигались к цели на своем белом форде с разбитыми окнами.

Димка Дубровин, молодой оперативник лет двадцати трёх, похожий на Челентано и имевший аналогичную погремуху, положив АКСУ на колени и прикурив местный «Кэмел» обратился к Телкову:

— Командир, какого хера местные военные нас не прикрывают, могли бы сука дать сопровождение хоть, а?

— Челентано, ты достал ныть, — ответил вместо капитана черноволосый здоровяк, старший лейтенант Андрюха Бырдин, — твою мать, ежу понятно, что местные боятся фанатиков, они же тоже местные, — он выбросил в окно окурок и достав бутыль с минералкой сделал несколько больших глотков. 

— Ежу понятно, а Челентане нет, — вмешался в разговор пятый член команды Саня Сатин, молодой парень, которому недавно исполнилось двадцать два года, но юношеские прыщи так и не сошли с его щек.

— Челентана, скажи, — продолжал измываться Сатин, — когда будет следующая серия фильма «Укрощение дрочливого»?

Все дружно заржали — даже Телков, обычно собранный, не выдержал и улыбнулся, а крепыш Бырдин, управлявший фордом громко заржал в руль. Дубровин покраснел от злости, но сдержался и ничего не ответив продолжал курить, отвернувшись в окно.

Ржач продолжался еще с полминуты, пока капитан жестом не попросил заткнуться. 

— А по поводу крыши, нас морпехи прикрывают, — отрывисто проговорил капитан, — они от нас в тридцати минутах лету, жопу порвут любой Аль-Каиде.

— Ага, — тихо пробормотал Бырдин, — пара стингеров и даже высадиться не успеют, и получим не прикрытие, а макароны по-флотски.

— Теперь направо и триста метров по прямой, — не обращая на слова крепыша сказал капитан.

Мы выезжали в южное предместье столицы ЙАР и плотная застройка закончилась. Слева и справа виднелись одноэтажные сделанные из глины домики, с такими же глинобитными низкими заборами. У некоторых домов крыша вообще отсутствовала, что не удивительно, ведь дожди здесь могли не идти годами.

— Фары выруби, — приказал капитан Бырдину, — еще двести метров и паркуйся.

Телков положил карту в бардачок, и, взяв автомат, дослал патрон в патронник, на секунду задержав затвор в крайнем заднем положении, как будто собираясь с духом. Команда зашевелилась, а игривое настроение исчезло вместе с улыбками.

— Сейчас выходим, — Телков закурил и сделав несколько нервных затяжек продолжил, — Бырдин прикрываешь и смотри от машины не уходи, а то местные радиостанцию пизданут.

— Челентана, собаку зарежешь, — продолжал давать указания капитан, — стрелять только в крайнем случае, а то сюда сбежится половина города.

Телков сделал еще несколько глубоких затяжек и выбросил окурок. Он явно нервничал, так как первый раз командовал группой. Машина со скрипом остановилась. Мы быстро вышли и направились цепью к неприметному длинному дому из глины, с деревянной крышей.

Мы шли цепью, песок тихо шуршал под ногами. У меня бешено заколотилось сердце и стало нарастать ощущение неизбежной беды. Где-то вдалеке завыла собака, как бы подтверждая мои предчувствия.

Вдруг капитан резко остановился.

— Возвращаемся, — коротко бросил он, — это подстава!

Недалеко зарычали моторы нескольких автомобилей. Мы развернулись и бросились обратно к форду. 

Внезапно со стороны нашего припаркованного авто, в охранении которого был Бырдин, раздалась длинная автоматная очередь.

«Вот же сука», — промелькнуло у меня в голове.

 

 

 

ГЛАВА XIII. ЛУННАЯ ДОРОЖКА

 

Капитан вовремя почуял неладное, как, впрочем, и я. Не знаю откуда моя интуиция черпает информацию, но я задницей чувствую беду. 

Когда мы погрузились в тачку, Бырдин отстрелял уже три магазина. По всей видимости мы нужны были живыми, иначе нас нахлобучили бы сразу. Р105-М прострелили в трех местах и помощь вызвать мы уже не могли. Кинув пару гранат в сторону возможного противника, наш пузатый американец дал газу, подняв пылищу, причем со стороны домика, который мы хотели пощупать, за нами увязался хвост из двух внедорожников тойота, которые так любят сторонники джихада. Враг отрезал нам путь к Сане загоняя в пустыню, явно надеясь взять нас живыми.

— Патроны беречь, — крикнул капитан, пытаясь реанимировать радиостанцию, но она по всей видимости упокоилась навсегда, убив тем самым нашу надежду на помощь всемогущей морской пехоты, которая тщетно ждала на базе в Ходейде нашего сигнала.

«Как же все бесит!» — думал я, работая с кормы одиночными и слив в песок уже добрую половину магазина, так и не попав ни в один пикап террористов. 

Форд ехал без света и подпрыгивал как сайгак. В свою очередь, я проклинал дебилов в Главном управлении, которые полагали, что «ксюхи» помогут нам выполнить поставленную задачу, не удосужившись снабдить нас более подходящим для боя вооружением.

— Андрюха, — пытаясь перекричать грохот выстрелов кричал капитан, — рули направо и притормози за камнями. Мы выскочим, а ты включай фары и дальше наваливай. Они мимо нас поедут, а мы их попробуем нахлобучить. Если всё-таки не получится, то ты не возвращайся обратно, а направляйся Ходейду, там пришвартован «Кутузов». Местным не доверяй. Доложи, что нас слили. В консульстве крот!

Форд остановился, и мы выскочив залегли в камнях.

— Парни, — крикнул капитан, — бьем по колесам и водилам, попробуем взять живыми, хотя бы нескольких. Я и Белов первая машина, Челентано и Сатин вторая. Я и Сатин гасим водителей. Огонь по команде.

Наш форд был от нас в метрах ста, а к нам уже мчались пикапы террористов, поднимая пыль.

Вопреки приказу, я прицелился и дал короткую очередь не по колесам, а в голову водителю приближавшейся головной машины. Голова араба, перемотанная платком, дернулась, а лобовое стекло тойоты окрасило бурым. Машину с мертвым водилой занесло и она, завалившись на бок, метров через пятнадцать увязла в песке. Второй джихадмобиль, потеряв две покрышки, резко вильнул и врезался в выступающие камни. 

«Все…» — промелькнуло у меня в голове.

На меня вдруг навалилась усталость и эйфория, когда я лицезрел шейный платок мертвого араба, тихо колыхающийся на ветру. Пару минут спустя Телков, Сатин и Челентано осматривали машины, а я прикрывал, одновременно испытывая острое чувство удовлетворения.

«Ждут тебя впереди приключений каскад,

Ты готов?

Открывайся сезам!

Арабская ночь!

Волшебный Восток!

Здесь чары и месть, 

отвага и честь, 

дворцы и песок» — напевал я, закуривая сигарету.

— Яхуу, — закричал Челентано, — всех нахлобучили, командир, даже гранаты не пригодились!

Дубровин быстрым движением перебросил АКСУ за спину, и, достав ПМ, направился к машине, которая приткнулась в россыпь валунов, напоминавших гнилые зубы во рту старухи. 

— Ты там поаккуратней, — порекомендовал ему Телков, забравшийся на борт перевернувшейся на бок Тойоты с помощью Сатина, который подставил руки, сцепленные в замок.

— Бля, командир, у меня чисто, вернее грязно, — недовольно пробурчал Челентана, — вся кабина в мозгах на хрен.

Поставив ПМ на предохранитель и засунув его в оперативку, он вытащил на песок труп водителя. Сломанная черепная коробка тихо хлюпнула, зацепившись за порог авто. 

— Вот черт, весь костюм в дермище уделал, — не унимался Дубровин.

— Проверь остальных, — приказал капитан, силясь открыть заклинившую дверь внедорожника.

Сатин в свою очередь пытался вытащить труп водителя, изо всех сил таща его на свет за шкирку, через разбитое лобовое стекло.

— О, у нас тут кто-то остался, — обрадованно выкрикнул Сатин капитану.

— Отлично, — оживился Телков, — за их руками следи, мало ли что, — и тут же обратился к Челентане, — Дубровин, ты тоже там по аккуратней, они на голову больные, террористы эти…

— Опаньки, — Дубровин присвистнул, — у меня тут жмур ожил!

Челентано схватил полумертвого боевика и вытащив его на песок перевернул на спину.

— Лунная дорожка блистает серебром, — напевал Дубровин, — она идет за мной как след за… бля…

Раздался взрыв. Практически сразу я получил удар в лоб чем-то твердым. Тело молодого лейтенанта Дубровина отбросило на камни, а в двух метрах от меня приземлилась покорёженная голова террориста. Когда пыль осела, внедорожник еще раскачивался от взрывной волны.

Сплевывая песок, я подполз к телу Дубровина и пощупал артерию, хотя это было излишне. Лицо Челентане снесло напрочь, а живот вспороло осколками. 

— Мертв, — крикнул я трясущимися руками доставая сигарету, — мертв. 

Кровь стала медленно заливать мне глаза.

 

 

 

ГЛАВА XIV. ФРАНКЕНШТЕЙН

 

— Белов вставай, пора работать, — Телков легонько тряс меня за плечо. 

Голова болела, а во рту как будто крыса сдохла, перед этим сожрав мертвого голубя. Все это было последствием контузии и чрезмерной пьянки. 

Спустя час, после того как Димку Дубровина отправила на лекцию к Карлу Марксу граната шахида, к нам подъехал Бырдин. Он поверил в нашу удачу и не ушел в Ходейду, а вернулся к месту побоища. К этому времени мы, упаковав двух раненых джихадистов, очковали не на шутку, так как повторная атака на нас, со стороны фундаменталистов могла произойти в любой момент.

Добравшись до посольства, мы помянули Димку и, немного поспав, вновь приступили к работе. Нам, кровь из носу, необходимо было добыть информацию и одновременно провести акт устрашения, т.е. теперь дознаватель должен был сыграть первую скрипку.

Пленные фундаменталисты находились в медицинском кабинете и сидели привязанные к металлическим стульям, друг напротив друга. Стулья были прикручены к полу, как я и просил. Исламисты были относительно молоды — им не было и тридцати, безусы, но имели, однако окладистые бороды.

Надев поверх одежды белый халат, я натянул резиновые перчатки, нацепил защитные очки и приступил непосредственно к своей работе, той, к которой меня и готовили в учебном центре.

Первое, что нужно было сделать, это сломить волю террористов. Встав я оценивающе посмотрел сначала на одного, а потом на другого. Один, который был постарше, с вызовом уставился мне в глаза. 

«Ага, ясно, с тебя и начнем», — подумал я, определившись с выбором.

Настало время приступить к первой фазе дознания, в Софринском центре мы называли её «Глиста». Разрезав борзому пленному рубашку и, оголив волосатый живот, я стал скальпелем быстро и выверено вскрывать брюшную полость на манер Андреевского креста. Араб не мог орать, так как во рту был надежный кляп, но сука дрыгался и края раны на его брюхе получились не совсем ровные. Как только надрезы были сделаны, я оттянул края раны, на манер лепестков хищных африканских растений и закрепил их скобками. Оголился внутренний жир и ощутимо запахло ливером. Ну может знаете, такой специфический запах крови и дерьма. Потом я очень аккуратно, чтобы клиент не отключился в результате болевого шока, немного вытащил, где-то на полметра, обводную кишку — она была скользкая как змея, и закрепил её отдельно на специальной подставке. Теперь бедолага не мог опрокинуться назад, и я снял спинку со стула, ведь скоро мне понадобится его спина. Повернувшись я полюбовался со стороны на свою работу и почувствовал, что в кабинете запахло аммиаком, так как сидящий напротив искромсанного террориста пленный араб обмочился. Его глаза вылезли из орбит от ужаса. Рассмеявшись я подумал, что если бы подранок увидел свое брюхо в зеркале, то, наверное, обделался бы.

Зрелище было еще то. Крови было не много, зато все органы брюшной полости были как на ладони и пульсировали во внутрь, как бы не желая вываливаться. Но это было еще не все. Немного покурив я вколол адреналин Франкенштейну — так я мысленно прозвал джихадиста, которому вскрыл брюхо. После дозы он задергался и осоловевшие глаза опять яростно забегали. Еще раз полюбовался на свою работу я, сделав пару фото установленной формы, продолжил процедуру дознания.

Тем временем рядом, за отдельным столом, находился капитан Телков, набирая текст на печатной машинке. Он задавал вопросы на арабском второму пленному, намекая, что если тот будет недостаточно правдив, то с ним будет тоже самое.

Затушив окурок, я приступил ко второй фазе дознания — в учебке мы ее называли «Карлсон». Взяв специальный топорик, чем-то напоминавший томагавк, я быстро стал наносить удары по спине в область лопаток. Необходимо было достать легкие и расположить их на специальные штыри. Это была сложная процедура, так как нельзя было допустить разрыв кровеносных сосудов, ведь порвав их мы лишим человека кислорода. Но я справился и, закуривая сигарету, вколол Франкенштейну еще одну порцию бодрящего препарата.

На лекциях нам рассказывали, что так с некоторыми почетными пленными поступали викинги и если пленный во время превращения в «Карлсона» будет стойким и не будет сильно орать, то он получит билет на пирушку к Одину даже не имея в руках оружия.

Сделав для протокола фото Франкенштейна со спины, я приступил к заключительной фазе, с неформальным наименованием «Балбес». 

Стоит отметить, что, когда я резал Франкенштейна, то уже не испытывал такого эмоционального подъема как раньше, так как это стало рутиной, моими функциональными обязанностями. Провел фазу, покромсал, сфотографировал, все в рамках, никакого полета фантазии свободного художника. 

Вы вообще задумывались, что в жизни не все так просто и линейно? Вот, например, вы думали, ЧТО такое государство? Неужели вы полагаете, что это просто результат эволюции общества? Если вы так считаете, то недалеко ушли в плане интеллекта от барана, которого стригут и возможно пустят на шашлык. Не смотрите, что я молод, но тем не менее затрагиваю фундаментальные вопросы бытия. Возраст не играет абсолютно никакой роли в плане постижения истины, так как с годами некоторые обезьяны, над которыми поглумилась эволюция, становятся еще тупее. Так вот, по моему глубокому убеждению, государство — это, прежде всего, свора бандитов, а иногда и маньяков (посмотрите хотя бы на меня), которые с помощью законов присвоили себе монопольное право применять насилие. Чем мощнее государство, тем сильнее его вмешательство в личную жизнь и семейные отношения. 

Скажу пару слов и о ячейке советского общества – семье. Это глубоко искусственный институт, который природой не предусмотрен. Ну вот сами подумайте, если вы даже и урвете самую красивую самку или самого обеспеченного и сексуального самца (в этом я сомневаюсь, так как в массе своей вы ублюдочные неудачники/цы), надолго ли вас хватит всем этим наслаждаться. Даже самый изысканный деликатес вам надоест спустя годы его поедания. Ведь как бы семья адюльтер не предусматривает. Вот у мусульман, у них ещё куда ни шло — гаремы, все дела. Но бабе-то нужен, в конце концов, новый хер. Хотя клиторотомия, практикуемая у некоторых ультраконсервативных мусульман, снимает часть проблем, но не все. Некоторым самкам необходимо поглубже или в задницу. Вы не задумывались, что возможно семью, как институт социума, придумали власть предержащие, на ранней стадии образования государства для того, чтобы сплотить общество и поставить под контроль мужчин, заставить их ишачить на самку, спиногрызов, и, в конечном счёте на правителей. И вот венец эволюции — мужчина, который придумал каменный топор, «Кольт», АК-74, Т-72 и водородную бомбу обслуживает подержанную манду и её безграничные хотелки, получая за это лишь вынос мозга и вялый секс. Причем зачастую женушки путаются с левым мужиками. Вот такая вот ерунда. Удручает то, что очередь из баранов в советский ЗАГС не убывает.

А как же любовь, спросите вы. На такой вопрос я скажу так, любовь — это сигнал природы о том, что надо срочно произвести спиногрызов и инициируется это определенной биохимией организма. Обычно это состояние у бабы проходит после рождения потомства. У обезьян мужского пола данное болезненное состояние психики может затянуться, пока дети не подрастут. Как-то так. Да почитайте хотя бы Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства», он там все, по поводу этого, подробно разжевал.

В общем если после осознания того, что я вам сказал, вы все еще будете с пеной у рта проклинать империалистов, жертвовать жизнью во имя Отечества, идти в атаку с криком «За Родину», толкаться на демонстрациях, ратовать за укрепление советской ячейки общества, то закройте эту книгу. Ну все, хватить философствовать, пора работать.

«Балбес», я любил эту фазу допроса, можно сказать, что, в её выполнении, я достиг совершенства. Она заключается во вскрытии черепной коробки и оголении мозга объекта дознания. Верхние кости черепа жертвы долбят по кругу специальным зубилом и поднимают вместе с волосяным покровом, если он есть, конечно. Вы не подумайте, те процедуры, которые регламентированы ведомственным приказом КГБ, с грифом совершенно секретно не преследуют цели пытать ради пыток. Государство — это без эмоциональный эгрегор и он действует согласно логике, как робот. То есть принцип государственной деятельности — это максимальный результат, с минимальными затратами. Все фазы пыток скрупулезно выверены и исследованы. И поверьте, на допросах мы узнаем всю правду. ВСЮ!

Придвинув кронштейн к Франкенштейну (простите за каламбур) я закрепил его голову. 

«Вдруг как в сказке скрипнула дверь», — напевал я, прилаживая зубило к черепу араба. 

Он заметил мои манипуляции и задергался, но как-то вяло. Он давно уже опорожнил свой мочевой пузырь и кишечник, впрочем, как и другой фундаменталист. В комнате стояла жуткая вонь, но в принципе вполне рабочая обстановка. Я ударил зубило молотком, послышался тихий треск. 

«Все мне ясно стало теперь», — продолжал я напевать.

Сидящий напротив террорист заголосил и отвернулся, слезы хлынули из его глаз, а из носа потекла грязная слизь с кровью. Капитан, стоящий рядом с ним, наклонился и стал ему что-то говорить на-арабском, одновременно отвешивая пощечины, заставляя смотреть на пытку.

Через некоторое время я отложил зубило и, отбросив кожу с волосяным покровом в полиэтиленовый пакет, зацепил верхнюю часть черепа и с проворотом оторвал её от головы. Сделал я все виртуозно, мозг был цел, в учебном центре у меня по «Балбесу» была оценка «отлично». Сидящий напротив араб заплакал навзрыд и стал взывать к Аллаху. Отойдя, я, уловив ракурс, сделал снимки своей работы.

Вскоре мы узнали все. Где проживают родственники ответственных за похищение. Сколько было заплачено. Кто крот в посольстве он не знал. 

Сидя в удобном кресле я блаженно курил местную, остро пахнущую сигарету. Бырдин принес мне холодное пиво, и я сделал несколько смачных глотков. 

«Ради таких моментов стоит жить… или умереть», — промелькнуло у меня в голове. 

Рядом хрипел террорист, который слил всю информацию, его душил пластиковым хомутом Бырдин. Франкенштейн закатывал глаза и как-то злорадно улыбался. Ему явно нравилось, что его невредимого товарища тоже убили. 

«Мда, парень заслужил райские кущи, тем более его член не пострадал», — подумал я и, подойдя к Франкенштейну, воткнул зубило в открытый мозг.

 

ГЛАВА XV. АДЮЛЬТЕР

 

Мы выехали на адрес, который нам слил пленный, на своем побитом форде. Мотор тихо урчал, проглатывая перекресток за перекрестком. Провожая взглядом дома столицы ЙАР и силуэты редких прохожих, я поглаживал АКСУ и задумчиво курил, глядя в окно. Опять наступила ночь. Должен признаться, я полюбил Сану, ее тихое шелестение листьев пальм и ночную прохладу. Когда я глядел на небо у меня возникало такое чувство, что звезды можно достать рукой. Небо было чистым и очень низким. Определенно, Аравийский полуостров начинал мне нравиться, но только не при свете дня. После полудня от духоты, жары и пыли я просто подыхал и большую часть дня, ходил липким от пота и вонял как свинья. Немного помогало отличное холодное пиво, которое доставал Бырдин. Мы с ним, кстати, сдружились и частенько вместе выпивали.

Выбравшись в предместье Саны, мы направились по дороге, обрамленной густыми, непохожими на наши, деревьями.

— Теперь направо, через три дома остановись, — коротко приказал Бырдину капитан и привычным движением дослал патрон в патронник АКСУ. 

Послышался сочный лязг. Следом за Телковым также поступили Сатин, но не я, так как всегда считал, что оружие даже на предохранитель ставить глупо, а уж тем более ходить с пустым патронником. Что случись и уйдет полсекунды на приведение оружия к бою, а это слишком долго. Но это мое мнение. 

Форд остановился, скрипнув тормозами, и Телков достал сигарету, пару раз чиркнул спичкой, глубоко затянулся и продолжил инструктаж.

— Андрюха, Саня, идете первыми через забор и валите собак. Как управитесь, откроете нам калитку, — капитан сплюнул, еще раз затянулся и выбросил окурок, — далее вяжем охрану, ну а там все по плану.

Мы все сделали быстро, без шума и пыли. Подойдя к трехметровой ограде я и, капитан соорудили живую лестницу и помогли попасть внутрь периметра довольно небедной виллы своим товарищам. Спустя минут двадцать калитка открылась, и мы уже вчетвером приступили к нейтрализации охраны. К слову, арабы не любят собак. Исключением является арабская борзая — слюги. Хоть порода и охотничья, но слюги выполняют и охранные функции. Так сказать, за неимением. Если бы Сатину и Бырдину противостоял «кавказец» или «немец», то я не думаю, что парни справились бы так быстро и бесшумно. 

— На пару тысяч зеленых хозяев поставили, -ухмыльнулся капитан, увидев три окровавленные, длинноногие собачьи туши. 

Слюги дорого стоили и позволить их себе могли лишь богатые семьи.

С дисциплиной у арабов было всегда не важно, это касалось и бодигардов. Один телохранитель спал на шезлонге, положив на живот вороненый «Узи». Пока парни прочесывали виллу и вязали остальную охрану, я занялся незадачливым владельцем израильской волыны. Все было просто. Спящего я немного придушил ремнем его же пистолет-пулемета и, связав руки и ноги пластмассовыми хомутами (отличная вещь), запихав ему в рот его же вонючие носки, я взвалил тело на плечо и понес телохранителя в гостиную. Там уже в ряд лежали четверо связанных охранников. Нам откровенно сказать повезло. Родственники террористов отказывались пользоваться услугами телохранителей-евреев по понятным соображениям. Если бы виллу охраняли отставники из ЦАХАЛ, а их любили нанимать богатые арабы, то мы не смогли бы справиться так быстро.

Со второго этажа по лестнице покатилось тело упитанного мужчины средних лет. Он был облачен в белую пижаму, а его лицо было испачкано кровью. Скатившись с последней ступеньки, хозяин дома свернулся в клубок, скорчился от боли и тихо застонал. Следом появился Сатин, держа за волосы красивую черноволосую женщину в белой порванной ночной сорочке. Она тщетно пыталась закрыть лицо и обнаженную грудь.

— Смотри, Белый что я нашел! — Сатин самодовольно улыбался. — Ебсти будешь?

Женщина дернулась, попытавшись вырваться и Сатин тут же ударил ее коленом под дых. Хозяйка дома захрипела, скорчилась и уже не сопротивлялась, когда её волочили вниз по лестнице.

Появился капитан, за шкирку тащивший девочку и мальчика, по всей видимости, детей хозяина виллы. Дети были погодки и навскидку им было лет по десять.

— Бырдин, на внешний периметр, — коротко приказал Телков, — будешь нас прикрывать.

Забросив плачущих детей в чулан под лестницу, капитан закрыл дверь на щеколду. Потом быстро подойдя к хозяину дома, ударил его ладонью по щеке и стал быстро на арабском что-то ему говорить.

После пару минут дискуссии капитан вздохнул и повернулся к нам.

— Сорви с бабы одежду и привяжи ее к столу, — бросил мне Телков.

— Саня, — тут же обратился командир к Сатину, который ухмыляясь лапал грудь женщины, — брось бабу и развяжи крайнего телохранителя. Прикажи ему раздеться, да смотри в оба, чтобы не свалил.

— Командииир, — Сатин с сожалением отпустил женщину на пол, которая тут же свернулась в клубок, силясь спрятать лицо и грудь от посторонних взглядов, — позволь я ее оприходую.

— Отставить, — зло бросил Телков, — ты что твою мать, на курорте?! Выполнять приказ!

Капитан отвернулся и стал с придыханием на арабском что-то втолковывать хозяину виллы, одновременно отвешивая ему пощечины. Хозяин дома со слезами на глазах что-то лепетал, лежа на полу, прижимая руки и как бы умоляя Телкова.

Затушив сигарету о диван, обшитый белой дорогой кожей, и взяв четыре пластиковых хомута, я подошел к женщине, сорвал с нее остатки сорочки и потащил её к столу. Она стала кричать и вырываться. Грудь с алыми возбужденными сосками заходила ходуном. Не сильно ткнув кулаком ей под дых, я заставил ее замолчать. Несчастная, захрипев, согнулась и обмякла. Бросив её на стол из красного дерева, я быстро привязал к ножкам стола руки, а потом ноги жертвы. Женщина оказалась распятой, причем ноги были раздвинуты и обнажили покрытое черной порослью налитое кровью влагалище, из которого текла белесая слизь. 

«Бабы странный народ, — подумал я, — их насилуют, бьют, а они текут от этого…»

Хозяин дома, увидев эту картину попробовал кричать, но тут же получив ногой в лицо от капитана, захрипел, заливая пол кровью, хлынувшей из сломанного носа.

Сатин, достав ПМ, с грустным видом поглядывал на раздетого и испуганного телохранителя-араба, который стоял, ссутулившись, прикрывая свои муди ладошками.

— Что дальше, командир, — Сатин немного не догонял, к чему все идет.

— Скажи ему, чтобы как следует вставил суке, если откажется убей его.

Телков закурил и, выпустив сизый дым в лицо владельцу виллы, повернулся ко мне.

— Белый, готовь фотоаппарат, — капитан ухмыльнулся, — будешь снимать порнографию!

Сатин, посмотрев на раздвинутые ноги распятой хозяйки дома, с сожалением вздохнул и, подойдя к голому арабу, с силой ударил его рукояткой ПМ в солнечное сплетение. Бодигард согнулся и упал, а его маленький хер еще больше сморщился.

Сатин присел и, держа голову телохранителя за волосы, на арабском вкрадчиво объяснил, что от него требуется. Араб испуганно замотал головой и стал вращать глазами, переводя взгляд то на мокрое влагалище хозяйки дома, то на бьющегося в истерике хозяина.

Сатин еще раз спросил, и вздохнув, выстрелил арабу в голову из ПМ. Из пробитого черепа телохранителя хлынули кровь и мозг. Связанные бодигарды задергались, а распятая мадонна вздрогнула и затихла. 

«Видать расстроилась, я бы сам ей вдул с радостью, течет как мартовская кошка», — промелькнула в голове мысль, параллельно с начавшейся эрекцией. 

Держа сигарету в уголке рта и морщась от дыма, я готовил фотоаппарат к съемке.

В общем, ночка выдалась не скучной. Хозяйку дома оттрахали все четверо телохранителей. Сначала пользовали её поодиночке. Потом насиловали в две тяги. Хозяйка поначалу держала себя в руках и делала вид, что ей это крайне неприятно. Однако женскую природу не скрыть. После получаса жесткого секса, она орала как сумасшедшая и кончала одновременно, справляя малую нужду, заливая дорогой стол влагой из своей скважины. Когда один накаченный телохранитель, вошел ей в анус, она выгнулась так, что хомуты впились ей глубоко в нежную кожу. Все лицо и волосы у нее были покрыты спермой. Запах стоял как в рыбном цехе. Признаюсь, это было задание не из легких. Пока я фотографировал интимные сцены, меня мучил жуткий стояк. Сатин, держа АКСУ, тоже частенько с завистью почесывал свой вставший член, глядя на оргию, которая развернулась в гостиной дорогого особняка.

Но всему приходит конец. Вскоре арабы уже не могли выдавить из себя ни капли семенной жидкости, да и распятая и залитая спермой мадонна порядком ошалела от четырех членов, которые проникали во все ее щели на глазах у мужа. Думаю, её этот факт тоже очень возбуждал. 

Связанный хозяин дома, наблюдавший сцену изнасилования его жены, бился в припадке и пытался грызть хомуты. Он даже в порыве ярости откусил часть своего языка.

Когда телохранители выдохлись, Телков, очень спокойно, обратился к Сатину по-русски:

— Кончай кобелей, только бабу не задень.

Сатин кивнул и выпустил четыре коротких очереди. Изнасилованная женщина даже не шевельнулась, а все также лежала тяжело дыша, прокручивая, по-видимому, в своей голове все, что только что произошло. Телков поднял голову владельца дома и стал быстро что-то говорить по-арабски. Хозяин тупо смотрел куда-то в сторону и кивал лишь тогда, когда пощечины капитана временно приводили его в чувства.

Наконец капитан сел в кресло и прикурив сигарету задумался. Я, в свою очередь, обвел взглядом место происшествия. Пять трупов голых мужчин. Залитая спермой и чужой кровью голая баба. Почти сошедший с ума владелец дома. Плачущие дети в чулане.

«Жизнь, мать её. Мужчин убивают, а баб только ебут…» — промелькнула тоскливая мысль в моей голове.

— Тащите подарки, парни, — капитан улыбнулся широкой белозубой улыбкой, — я думаю скоро поедем домой.

Минут через пятнадцать, мы с Сатиным притащили и вытряхнули на дорогой паркет трупы изрезанного мной Франкенштейна и террориста, который слил нам адрес.

Капитан дал нам пять минут перекурить. Сидя на диване, я спросил у Сатина, что говорил капитан арабу.

— Да ничего такого, — старший лейтенант ухмыльнулся и, затянувшись сигаретой, продолжил.

— Он сказал, что если заложников не доставят в советское консульство через два дня, то фотографии его жены, с четырьмя членами во рту, окажутся на всех столбах Саны, а следующая фотосессия повторится с его детьми в главной роли.

— Уходим парни, — капитан поднялся из кресла, и, повернувшись к хозяину дома, добавив по-русски, — не на ту страну наехали, обезьяны!

ГЛАВА XVI. МУРЗУФЛ

 

Советских нефтяников террористы отпустили спустя сутки после ультиматума. По всей видимости, держали их где-то в Сане, или в ее предместьях. Советских заложников в посольство привез таксист популярного в столице ЙАР автопарка. Его сразу задержала местная служба государственной безопасности и долго пытала, периодически подключая к нему электричество. Бедняга все же оказался не при делах и был отпущен под подписку.

В это время я находился в спортзале посольства. 

«Ну и хорошо, что так вышло», — думал я, ведь бродить в горах Северного Йемена то еще удовольствие, мне и Таджикистана хватило. 

Самое забавное, что для прикрытия операции был привлечен аж целый крейсер с ротой морских пехотинцев, а мы, по сути, справились самостоятельно. Димка только вернется в цинке…

Сделав подход в жиме лежа, я поставил семидесяти пятикилограммовую штангу на стойки. Мышцы приятно болели. Все было хорошо, даже отлично, однако состояние приятной расслабленности не приходило, а в душе нарастало чувство разочарования. 

«Кто крот?» — эта мысль сверлила мне мозг. 

«Кто нас сдал тогда, когда мы прибыли на первый адрес и получили на хвост два джипа с террористами? Да и атака Аль-Каиды на аэропорт, которая совпала с нашим прилетом не могла быть случайной. «Думай, думай Коля», — запрыгнув на турник я, быстро подтянувшись десять раз, спрыгнул. 

«Здесь несколько вариантов, либо Кузьмин, который инструктировал нас перед операцией, либо мелкий зассанец, который нас сопровождал в Сану, ну либо кто-то еще, с кем я лично не знаком», — думал я, тяжело дыша.

Налив себе местного апельсинового сока, я залпом выпил полный стакан. Прохлада от напитка прокатилась по телу. Вытерев пот с лица вафельным полотенцем, я дальше продолжил мозговой штурм.

«Кузьмин на дятла не похож, а вот мелкий выблядок, хм… В наше время радоваться, что ты зарабатываешь шестьсот рублей в месяц… да любой столичный бомбила в сутки сделает двадцатку, не особо напрягаясь. Да еще хвастался, что недавно новую черную «Волгу» купил у перекупов, за тридцать пять тысяч».

Подпрыгнув я вцепился в перекладину и сделал несколько десятков повторений на пресс, а потом быстро намотав бинты на кулаки, попутно ругая неровно ложащуюся ткань я принялся долбить тяжелую боксерскую грушу. Так я провел минут двадцать пять, работая на груше кулаками и локтями.

«Да что тут думать, он походу крот!» — я с размаху залепил левой ногой в предполагаемую печень. 

Груша жалобно скрипнула железными петлями, на которых висела. 

«Надо с ним как-нибудь поработать», — думал я, продолжая долбить грушу со всей дури еще минут пять, пока не стал задыхаться. 

«Допросить бы эту суку, он бы у меня не только обоссался, кишками бы срать стал», — я сел на лавку переводя дух, снимая воняющие старым потом боксерские перчатки, с начинкой из конского волоса, и не торопясь направился в душ, смывать с себя пот, грязь и прошедший день.

Приняв душ после тренировки, я вышел в коридор и, попивая сок, направился в жилой сектор, кивая головой знакомым сотрудникам. Наша группа была здесь не долго, но мы уже смогли приобрести популярность, причем Сатин успел переспать уже с парочкой сотрудниц. Интересно, если бы гражданские знали, КАК мы проводим операции, они улыбались бы нам?

Впереди по коридору шел Кузьмин, тот самый сотрудник посольства, который нас инструктировал перед операцией. Вдруг, он как бы невзначай повел рукой в сторону и провел по заднице мужчине, который шел с ним в одном направлении, облапил и тут же извинился. Слегка опущенный мужик, который работал на проходной, кивнул. Ну, мало ли. Все выглядело как случайность, но я, невидимый для Кузьмина, понял смысл его движения. Он, ГОЛУБОЙ, целенаправленно облапил мужика. Я хорошо знал такой контингент, все эти жесты и ужимки. В детдоме у нас был один. Лез ко мне, сука, конфетами заманивал, пришлось ножом полоснуть ему по мудям. Мне тогда было девять лет. Мда, открываются новые грани человека. 

Понимаете, то, что человек педераст, это не страшно. Мне вообще насрать что там, в спальне делают два мужика. Лишь бы ко мне не лезли. Озабоченность, однако вызывало то, что он знал о нашей операции и, что ни мало важно, о дате и маршруте отъезда нашей группы из ЙАР. Он знал все. Сука. А если он педераст, то его этим очень легко посадить на крючок, завербовать. В СССР гомосексуалисты подвергались уголовному преследованию. Странно, что наше политбюро не пересажали, они там все с Брежневым пересосались. Ну да ладно, это типа другое. 

План зародился в голове молниеносно, а от азарта у меня аж руки затряслись. Бросив сумку на проходной и, выйдя из административного здания я поймал такси. Таксист со сросшимися бровями и гнилыми редкими зубами, тут же получил погремуху «Мурзуфл» (греки так называли всех монобровных). Когда я уселся на заднее сидение, Мурзуфл начал усиленно жестикулировать и орать какую-то белиберду на своем. Протянув ему десятку баксов я жестами показал на время, объяснив ему, что надо ждать и попросил заткнуться. 

Прошел час, Кузьмин все не выходил. Таксист выудил у меня уже полтинник и мое терпение иссякло. На очередной месседж протянутой ладони с грязными ногтями, я не торопясь надел кастет на левую руку и ответил ударом в челюсть. Хрустнули зубы, таксист откинулся и затих. Струйка крови брызнула на панель приборов и потихоньку закапала на резиновый коврик. 

«Достал сука», — подумал я, выходя из машины. 

Выбравшись из тачки, я столкнул обездвиженного таксиста на пассажирское кресло и забрал его бумажник. Потом быстро загнав авто в переулок (это была какая-то старая праворукая япошка, потому что такой ущербный дизайн, просто не мог родиться в Британии), перетащил Мурзуфла в багажник (после тренировки он показался мне тяжелым) и продолжил ожидать голубка. Ну а вдруг мне повезет. Вон как кидается, ебстись видать невтерпеж.

Просидев еще два часа, я выкурил восемь сигарет, выпил банку пива, съел один лаваш с жареным мясом, овощами и зеленью (как там она мать её называется, шуарма, шманурма, шаверма, короче вкусная штука) и один раз нахлобучил Мурзуфла, так как он, очухавшись, пытался позвать на помощь. В ожидании и нервяке прошел еще час.

«Ну где же ты, голубок, папочка уже заждался?» — думал я, слушая арабские песни по радиоприемнику.

Уже почти сдавшись я начал думать, что наш доморощенный гомосексуалист свалил, в тот момент, когда я упаковывал таксиста или ходил за шуарм… шарман… шумран… как её сука там звать. Но тут вдруг появился мой подопечный педераст, который вышел и, практически сразу же поймав такси, поехал на северную окраину Саны.

Спокойно и не светясь, я проследовал на трофейной тачке за Кузьминым в спальный район столицы ЙАР, который мало чем отличался от классического советского района. Строили и проектировали то одни и те же персонажи — наши уникальные советские строители. Только они, люди, всецело презирающие клаустрофобию, умудрялись из сорока пятиметровой квартиры соорудить четырехкомнатные апартаменты. 

Такси, на которой ехал Кузьмин, остановилось и он, выбравшись из автомобиля пошел уверенным шагом в один из подъездов. Я точно знал, что в этом районе сотрудники советского консульства не проживали. У меня, как у волка увидевшего раненую косулю, заколотилось сердце и от возбуждения покраснело лицо. Хоть меня и заводила грядущая движуха, но на убийства, однако хер уже не вставал. Профессиональная деформация, что поделать. 

Наконец, Кузьмин добрался до нужной двери и после пары звонков его впустили. В свою очередь, я засек квартиру и стал ждать на лестничной клетке, которая располагалась над квартирой предполагаемого связного. Прождал я долго, около двух часов. 

«Какого хера так долго!» — внутренне чертыхался я, — «Тут бывало с бабой за пять минут управишься и нормально. По душам что ли разговаривают, голубки мать их!»

В голове зародился план. Проигрывая детали грядущей одиночной операции, я злорадно ухмыляясь покуривал сигарету за сигаретой, пока от никотиновой интоксикации меня не стало мутить.

Первое, как уходит наш дипломатический педераст, я вхожу в хату и прессую всех, кого обнаружу. Второе, пытаю, калечу, нужное подчеркнуть, жильца (жильцов) и добываю информацию. Третье, сливаю ложную инфу Кузьмину. 

«С этим конечно сложней, так как придется все рассказать капитану, а он может не понять такой самодеятельности», — думал я, нервно кусая губы.

Будучи военным, я всегда знал, что инициатива — это собственный хер, который направлен в свою же задницу. Вспомнив кичу в Таджикистане, в которой я проторчал три месяца мрачные мысли заполнили мой мозг и сливать инфу начальству расхотелось еще больше. 

«Ну да бес с ним. Про таксиста смолчу, да и шито-крыто. Еще бы педика выпилить, но тут как получится», — думал я, надевая кастет. 

«Выпилить Кузю — это уже программа максимум. Жаль ствола нет, даже нож не взял, да и подмога не помешала бы. Но блять, куй железо пока горячо. Ну хоть кастет есть…» — я с любовью погладил его металлический корпус, на котором все еще была кровь таксиста, — «мой мальчик, ты всегда со мной».

Наконец желанная дверь отворилась и вниз не спеша, удовлетворенный и расслабленный стал спускаться Кузя. «Наконец-то, злоебучий ты долбоящер!» — с раздражением подумал я, настраиваясь на боевой яростно-залихватский лад. 

«Это ты долбоящер, если у них огнестрел тобi пiзда…» — злорадно резюмировал мой внутренних голос, произнеся последние слова почему-то на украинском. 

Подойдя к двери, я хотел было уже звонить, но тот же голос ехидно продолжал свои нравоучения.

«А как ты дебил, будешь допрашивать предполагаемых террористов, если по-арабски говоришь, как «Буратино» на суахили?»

Вздохнул, я, внутренне сокрушаясь от приступа своей тупости и будущих формальных заморочек, спустился к машине и поехал за капитаном и парнями.

Вскоре вся наша бригада ехала в том же такси, которое я отжал у Мурзуфла. Капитан сидел слева на пассажирском сиденье и тер заспанные глаза. 

— Белый, — Телков прикурил и выбросил спичку в окно, — тебе что блять не спится? — спросил у меня капитан и продолжил, глядя уже на Сатина и Бырдина. — Вот сколько было в моей группе дознавателей, все на голову ебанутые!

Не ответив на вопрос своего непосредственного начальника, так как он был риторический, я молча продолжал рулить к вычисленному адресу предполагаемых вербовщиков Кузи.

— Таксиста то куда дел, — зевая спросил Бырдин, — убил надеюсь, а то сейчас машину в розыск объявят и все, хер отпишемся…

Как бы отвечая на этот вопрос из багажника послышались стуки. 

— Что за нахер, — спросил до этого мирно дремавший Сатин.

— Таксист… — ответил я.

Дружный смех Сатина и Бырдина раздался в салоне. Заулыбался даже Телков.

— Тормозни! — приказал капитан. 

Нажав на педаль тормоза я с досадой потер свой загривок. Телков же достал пистолет и вышел из машины держа в зубах сигарету. Капитан, подойдя к багажнику резко его открыл. Из-за крышки багажника мы не видели, что там происходило, как оказалось, капитан душевно объяснил арабу, что придется еще немного пожить в багажном отделении. Таксист возмущаться не стал, так как Телков очень убедительно приставил пистолет к его голове.